— Бедные старики… Так вы им кем-то приходитесь? — поинтересовалась тетка. Не зная, что сказать, Сонгён просто промолчала. Но тетка сочувственно кивнула, словно все понимая. — Разделяю ваши чувства… Такой удар… Словно какой-то злой рок преследовал их… Может, и правы те, кто говорит, будто дух их погибшей дочери до сих пор витает над этим местом! — продолжала она. — Дочери? Вы хотите сказать, матери Хаён? — уточнила Сонгён. — Вот именно. Она приняла какие-то таблетки, чтобы покончить с собой. Не знаю, из-за чего, но кто сотворил бы с собой такое при живых родителях и дочке? Бедная старушка после этого так и не оправилась. — А Хаён здесь нравилось? — спросила Сонгён. — Девочке-то? Ну… кто знает, что творится за закрытыми дверями, — произнесла женщина, вдруг проявляя уклончивость и почему-то разволновавшись. Только что она разглагольствовала так, будто жизненные обстоятельства этой семьи не представляли для нее никакого секрета, но сейчас ее тон заметно изменился. Интересно, подумала Сонгён, в чем дело? — С Хаён произошла какая-то неприятность? — продолжила расспрашивать она. — Почему вы постоянно суете нос в дела ребенка? Кем вы ей вообще приходитесь? — поинтересовалась в ответ тетка, у которой вопросы Сонгён явно вызвали какие-то подозрения. — Я… я сейчас ее опекаю, — призналась в конце концов Сонгён. Услышав эти слова, женщина еще больше разволновалась. Поспешно двинулась к своему дому, отвернув лицо. — Подождите, может, все-таки расскажете, что тут произошло? — умоляюще крикнула ей вслед Сонгён. — Мы просто живем по соседству — откуда нам знать, что творилось в этом доме! — отозвалась женщина, удаляясь с такой быстротой, будто за ней гнались, хотя именно она и завела этот разговор. Похоже, ей не хотелось даже просто упоминать имя Хаён. Сонгён пребывала в полном смятении. По спине побежали мурашки, в животе что-то сжалось. На лбу выступил пот, хотя кончики пальцев вдруг резко похолодели. Не оглядываясь, Сонгён поспешила к выходу из переулка. 25 Жаркие влажные дни продолжали медленно тянуться друг за другом. Позвав охранника, Ли Бёндо попросил о следующей встрече с Сонгён, но ему лишь рассмеялись в лицо. И только после основательного скандала с криками и оскорблениями к нему заглянул начальник охраны. — Мне обязательно нужно еще раз с ней пообщаться! У меня еще есть что сказать! — объявил Ли Бёндо. — А вот психолог, похоже, отнюдь не горит желанием с тобой пообщаться, — ответил начальник охраны. — Мне нужно с ней увидеться! — Полагаю, ты не знал, но это была ваша последняя беседа. Она больше к тебе не придет. — Что?! Нет… Быть такого не может! Позвоните ей прямо сейчас! Я еще не закончил все рассказывать! — завопил Ли Бёндо, а начальник охраны подошел к стальным прутьям решетки и прошептал ему прямо в лицо: — Сразу надо было все выложить, а не выделываться. — Передайте ей, что я расскажу, где эти женщины… где остальные тела! — выкрикнул Ли Бёндо, решив зайти со своего последнего козыря, который до поры до времени надежно припрятывал в рукаве. Он-то думал придержать его, никому ничего не рассказывать, но теперь ему казалось, что все-таки стоит поделиться этой информацией, если это позволит вновь повидаться с Сонгён. Когда отчаянно чего-то хочешь, то становишься слеп ко всему остальному. Начальник охраны удивленно посмотрел на лицо за решеткой. Задумчиво прищурился, прикинул: это и в самом деле всерьез? Но сказал он вовсе не то, что ожидалось. — Запал на нее, что ли? — вот что он произнес, приподняв уголок рта и презрительно усмехаясь. Ли Бёндо показалось, что его козырную карту прямо у него на глазах разрывают в клочки. Не этого он хотел, не так хотел разыграть ее! Великий замысел должен быть окончательно исполнен! Нельзя позволить этому гаду нарушить все его планы… — Я тебя предупреждал, что дело идет к этому, — добавил начальник. — Да говорю же, я ей все расскажу про другие убийства! — Это интересно только полиции и следователю, а мой интерес — чтобы ты тихо сидел в камере и никуда из нее не рыпался, усек? — Позвоните моему адвокату! Я такого просто так не оставлю! — Да запросто. Только знаешь что? Ты столько раз уже врал своему адвокату, так что я не уверен, что он сейчас бросит все дела и сразу примчится к тебе. Вообще-то тебя уже осудили, если ты вдруг забыл. При этих его словах Ли Бёндо стал пунцовым от злости. — Охрана! Охрана! Позовите начальника тюрьмы! Мне нужно поговорить с ним! — разорался он. Однако охранник, который прибежал с другого конца коридора и встал рядом со своим начальником, даже не посмотрел на Ли Бёндо. — Вы вообще соображаете, что творите? Вы знаете, кто я? Я — Ли Бёндо! Думаете, я буду просто так вот сидеть и ничего не делать? — Ну давай, поори еще, — равнодушно произнес начальник охраны, ничуть не тронутый его буйством. Вскоре остальные заключенные заколотили в двери своих камер, ругаясь и понося Ли Бёндо за поднятый шум. Им тоже больше не хотелось его слышать. Ли Бёндо, дрожа всем телом, ухватился за прутья решетки. Он так и горел от ярости. Откуда-то опять тягуче зазвучала песенка— у него совсем не оставалось времени, чтобы тратить его зря. Та неспешная материнская песенка, что заставляла его сходить с ума от удушья. «Бам-бам, молоточек Максвелла…» Охранник с начальником скрылись за шлюзовой дверью в конце коридора, оставив его в бессильной ярости таращиться им вслед. Оставшись один, Ли Бёндо опустился на пол, прислонившись спиной к стене, и погрузился в раздумья. Нельзя тут просто беспомощно сидеть! Надо найти какой-то способ повидать ее снова. Сонгён — единственная, кто поймет эту материнскую песенку, которая безостановочно проигрывалась у него в мозгу; она — единственная, кто может ее остановить. Он жаждал рассказать ей, и только ей, ту старую историю про себя и свою мать. В тот день, когда Ли Бёндо совершил свое первое убийство на раскисшем от дождя дворе, первым делом он убедился, что мать действительно мертва, а потом всю ночь копал яму и похоронил ее. Кровь, окрасившую землю, бесследно смыл дождь. Как и его появление на свет, смерть матери осталась никем не замеченной. Они держались обособленно, почти никак не контактируя с внешним миром. Во всяком случае, каких-то гостей ждать не приходилось. Закопав мать во дворе, через несколько дней Ли Бёндо отправился в районный отдел полиции и заявил, что мать неожиданно ушла из дома. Давно уже дома не появлялась, сказал он. В полиции ему дали заполнить какие-то бумаги и задали несколько чисто формальных вопросов. Он спросил, будут ли они искать ее, и получил ответ, что не стоит тратить усилия на поиски того, кто ушел из дома по собственной воле. Велели лишь возвращаться домой и ждать — она, мол, человек взрослый и может еще вернуться, если никто ее к уходу не принуждал. Ушел он от них с мрачным видом, но по дороге домой весело насвистывал. Ну да, вернется она, как же! Мать, для начала, никуда и не уходила; она по-прежнему дома, в некотором роде. Впервые в жизни можно было крепко спать, не дрожа от страха. А ведь совсем недавно, припомнилось ему, при шарканье шагов или малейшем шорохе он немедленно вскакивал с постели — вдруг это она подкрадывается к нему с подушкой наготове? В том доме у сада сон к нему тоже не шел. Стоило только заснуть, как во сне тут же являлась мать — хватала за руку и пыталась утащить с собой. Он пытался вырваться, а она заталкивала его в глубокую ванну. Он много раз просыпался, чувствуя, что задыхается. Часто бродил по ночам среди яблонь, думая, что лучше не спать вообще. Впервые поняв, как прекрасен может быть сон, после убийства он и на секунду не вспоминал о матери. Через пару лет его вызвали в полицию с просьбой опознать какое-то тело — потрясенный, Ли Бёндо всю дорогу до отдела бежал бегом. Кто-то утонул в водохранилище, а когда его осушили, обнаружили там труп — наверное, утопленница подходила под данное им описание, которое приводилось в газетах. Он помотал головой, сказал, что это не его мать, и сделал гневный выговор полицейским, что те и пальцем о палец не ударили, чтобы найти ее. По дороге домой он даже поймал себя на том, что прикидывает, куда мать могла податься. И хотя полностью стер ее из памяти, он лишь обманывал сам себя. У него в голове мать была по-прежнему жива-здорова и напевала «Серебряный молоточек Максвелла» прямо ему в ухо, даже когда он крепко спал. Лишь по прошествии пятнадцати лет Бёндо это наконец осознал. Он жил среди людей, трудился на новом заводе в своем районе и получал удовольствие от монотонной жизни между домом и работой. Работа была не бей лежачего. Время от времени ходил куда-нибудь с такими же работягами и даже встречался с девушками. Женщины всегда с улыбками тянулись к нему, стоило им его завидеть. Всех привлекало его симпатичное добродушное лицо, но стоило им проявить хоть малейшую агрессию, как он сразу отдалялся от них. Ему было куда спокойней, когда женщин не было поблизости. Видя, как Ли Бёндо ведет себя с женским полом, его товарищи по работе решили, что он слишком застенчив. Думали, что ему не хватает опыта. Наверное, они были правы. Ему не хотелось и пытаться найти с женщинами общий язык. Было бы вернее сказать, что он просто боялся их. Как-то вечером, отправившись всей компанией после работы пошататься по району, они выпили по второй, по третьей, и он вдруг остался один. На улице вдали от городского центра было тихо, а после полуночи и практически безлюдно, вокруг — лишь сияние огней баров и клубов. Пошатываясь от выпитого, Ли Бёндо вдруг загудел себе под нос какую-то песенку, даже не сознавая этого. «Бам-бам, молоточек Максвелла…» Осознав, что за мотивчик он напевает, испуганно застыл на месте. И тут к нему, улыбнувшись, подошла какая-то женщина. Вот так он и начал вновь убивать… Ли Бёндо неистово помотал головой. Нет смысла ворошить в памяти то, что произошло когда-то давным-давно. Подумал про яблоко, которое дала ему Сонгён. Та женщина в доме у сада обычно собирала большие, спелые яблоки, висящие на самом верху яблони, и совала ему прямо в руки. Это яблоко унесло его на двадцать лет назад. Он вновь оказался в том июньском саду. Увидел зеленые яблоки, покачивающиеся на ветру. Двух девочек постарше и одну совсем маленькую. Впервые в жизни на душе у него воцарился покой. Вспоминая об этом, Ли Бёндо искренне верил, что сможет опять вернуться в те дни, если вновь увидит Сонгён. Он-то думал, что уже использовал единственный шанс в своей жизни. Но через двадцать лет перед ним замаячил еще один. Нельзя было упустить его. Сонгён обещала, что даст ему еще один шанс. Вышло бы только опять повидаться с ней! 26 Пепельные тучи, собиравшиеся с полудня, окрасили небо густой чернотой. Потом эти тучи, набухшие от дождя, начали налезать друг на друга, озаряясь яркими вспышками. Ветер был пропитан сыростью.