* * * Дожидаясь возвращения Хаён из школы, Сонгён никак не могла сосредоточиться на работе. Позабыв про открытый на экране компьютера файл, мысленно вернулась к тому дню, когда Хаён появилась у них в доме. Все складывалось бы куда проще, подумала она, если б Хаён была новорожденной! Ухаживать за ней было бы физически изматывающим делом, зато не было бы такого психологического напряга. Жить с девчонкой, находящейся на пороге пубертатного возраста, — это все равно что ходить по минному полю, держа в руках бомбу с часовым механизмом. Любое мелкое замечание Сонгён моментально вызывало у той раздражение, и лицо девочки, на которое она только что озаботилась взглянуть как следует, вызывало тревогу у нее в сердце. Когда Хаён находилась рядом, она требовала постоянного внимания; когда ее рядом не было, все равно не удавалось выбросить ее из головы. Чем бы Сонгён ни занималась, девочка все равно занимала большую часть ее мыслей. Совместная жизнь с одним лишь Джесоном не требовала находиться в состоянии постоянной боевой готовности. Когда он приходил домой, она, конечно, уделяла ему внимание, но когда оставалась в одиночестве, могла про него на время забыть и полностью сосредоточиться на работе. Поскольку работали оба, то они всегда могли отговориться тем, что слишком заняты, и шли на взаимные уступки. Когда Сонгён чувствовала себя слишком усталой и была просто не в силах приготовить ужин, то звонила ему и просила поужинать где-нибудь в городе перед возвращением домой, или же предлагала сходить куда-нибудь вместе. Можно было почитать, когда хочется, поспать, когда хочется… Джесон тоже частенько поступал так, как ему заблагорассудится. Но с ребенком — совсем другая история. Вдобавок ко всему Хаён довелось слишком уж много чего пережить. Теперь Сонгён чувствовала себя с ней более комфортно, но найти подход к девочке было до сих пор нелегко. Ее нельзя было просто предоставить самой себе, чтобы она не решила, будто к ней относятся холодно или безразлично. Подумав об этом, Сонгён осознала, что не было и минуты, когда ее голову не занимала бы Хаён — с того момента, как она утром открывала глаза, и до того, как засыпала вечером в своей постели. Она казалась себе клоуном в цирке, который пытается удержаться на поваленной набок бочке и не может понять, вперед ему катиться или назад, и в итоге перебирает ногами в ту сторону, в какую катится бочка. Щенок значительно улучшил ситуацию. После его появления в доме Хаён начала то и дело улыбаться и даже сама заговаривать с Сонгён. Вот та и решила, что дела Хаён пошли на поправку, расслабилась, уверившись, что та понемногу привыкает к новому дому и наладила хорошие отношения с одноклассниками в школе. Сонгён просто не знала, что сказать Хаён, когда та вернется домой, и решила пока что приготовить ей полдник. Закрыв папку на столе, собралась уже было подняться, когда вдруг вспомнила кое-что из сказанного Ли Бёндо и опять открыла ее. Включила диктофон и поставила его на ускоренное воспроизведение. «Стали бы вы… обнимать обезьяньего детеныша, у которого руки по локоть в крови? Смогли бы?» Сонгён попыталась припомнить выражение его лица, когда он произносил эти слова. Маленький ребенок, жаждущий ласки, умолял обнять его. Это лицо постоянно наслаивалось на лицо Хаён. Два ребенка, которые выросли, не видя от своих матерей ничего, кроме обид. Ли Бёндо уже загнал себя в ад, откуда нет возврата. Но Хаён — другое дело. Ее надо вылечить, и ее раны постепенно заживут. * * * Хаён явилась домой с совершенно невозмутимым видом, будто ничего ровным счетом и не произошло. И словом не обмолвившись про встречу с учительницей в школе, Сонгён налила ей в чашку холодной воды и спросила: — Будешь чизкейк, или лучше фруктов? — Чизкейк, пожалуйста, — вежливо отозвалась Хаён. Сидя за кухонным столом и орудуя ложкой, она время от времени поглядывала на Сонгён и явно нервничала оттого, что та не задает ей никаких вопросов. — У перекрестка открылась новая кондитерская — может, заглянем туда как-нибудь? Что ты больше всего любишь, Хаён? — Пирожные с шоколадным муссом. — Да ну? Я тоже люблю сладости. Сразу поднимает настроение, когда на душе погано. Сидя напротив Сонгён, Хаён явно чувствовала себя неловко. На вопросы отвечала неохотно и, едва прикончив чизкейк, сразу вскочила с места. — Хаён! — окликнула ее Сонгён, когда девочка поспешно направилась к лестнице. Та обернулась к ней с каменным лицом, будто знала, что надвигается. Лицо ее мрачнело буквально на глазах. Сонгён быстро подошла к ней, наклонилась и обняла. Почувствовала, как Хаён вздрогнула в ее объятиях. Она боялась, что девочка сейчас оттолкнет ее, но та оставалась неподвижной. Чувствуя под руками ее хрупкие плечики и тепло ее тела, Сонгён ощутила укол сочувствия. Подумалось, что разделяющее их расстояние создала она сама. Девочка вроде стала понемногу расслабляться. — Все кажется незнакомым и непонятным, правда? Спасибо, что проявляешь такое терпение. Все мало-помалу наладится. Если вдруг что-то случается, или ты чувствуешь, что тебе тяжело, ты всегда можешь сказать мне или папе, — не без усилия произнесла Сонгён слегка охрипшим голосом. Отняла руки и посмотрела на Хаён, которая изумленно застыла, явно смутившись. 23 Перед очередной встречей с Ли Бёндо ее пожелал увидеть начальник охраны. Провел в свой кабинет, объяснив, что хочет пообщаться с нею с глазу на глаз. Кабинет располагался в самом старом здании тюрьмы. Видавшая виды дверь захлопнулась не с первой попытки. Древний кондиционер больше гонял пыль, чем охлаждал воздух. Комната пропахла плесенью. Впрочем, подобная обстановка вполне устраивала начальника. — Не хотите чего-нибудь холодненького? — небрежно осведомился он, подходя к маленькому холодильнику. Похоже, намеренно тянул время, зная, что до назначенного ей часа остается всего ничего. Сонгён хотелось, чтобы он поскорей перешел к делу. — Так о чем вы хотели поговорить? — спросила она. — Куда вы так спешите? Давайте для начала слегка переведем дух, — отозвался хозяин кабинета. Поставив перед ней банку газировки, он присел на диван, задумчиво посасывая кубик льда. Несколько секунд оглядывал ее с ног до головы, а потом проглотил оставшуюся льдинку и открыл рот, чтобы заговорить. — По-моему, вы уже сделали достаточно, — произнес он. — Простите? — не поняла Сонгён. — Телефонные звонки — это одно, но… — начал начальник охраны. Звонок директора Хана, видать, здорово его задел. — Последние дни он несколько нестабилен, — закончил он. — Несколько нестабилен? — переспросила Сонгён, не зная, как это понимать. Интересно, подумала она, уж не случилось ли чего с Ли Бёндо. — Ну, вы, может, этого и не заметили, поскольку встречаетесь с ним только от случая к случаю, но мы-то наблюдаем за ним круглые сутки, так что видим даже самые незначительные изменения, — продолжил начальник, начав рассказывать ей о переменах в сложившемся распорядке Ли Бёндо после последней беседы. — В последнее время он плохо спит по ночам. Часто стоит у раковины, уставившись в зеркало. Упирается лбом в стену и что-то бормочет про себя. Иногда затыкает уши и изо всех сил трясет головой, — сообщил он. Судя по выражению его лица, начальник все эти подробности не выдумал. И он имел полное право выразить беспокойство относительно душевного состояния Ли Бёндо. После секундных размышлений Сонгён решила прислушаться к его словам. Хотя, сказать по чести, самой ей приходилось в ходе бесед с Ли Бёндо куда тяжелей. И она тоже чувствовала, как он становится все более и более беспокойным, как скачут его эмоции, когда она приходит пообщаться с ним. Но куда более тяжелым грузом на сердце ложилось чувство, что она переносит сочувствие к нему на Хаён. Вместо того чтобы проявить твердость, постоянно колеблется. Если она не способна проявить профессиональную отстраненность, то, может, и не такая уж плохая мысль какое-то время держаться от него подальше. В голове у Сонгён на какую-то секунду возникло обнадеженное лицо директора Хана, но она понимала, что не слишком-то хорошо справляется с этими беседами. Не могла не признать, что у нее для этого не хватает опыта. Лучше уж вовремя остановиться, чем упорно продолжать, чувствуя себя неуверенной и переполненной собственными эмоциями. Когда Сонгён сказала начальнику охраны, что последует его совету, выражение его лица сразу переменилось. Словно бы тяжелый груз свалился у него с плеч. С тех самых пор, как она начала являться сюда для бесед с Ли Бёндо, впервые вид у него был откровенно довольный, чуть ли не радостный. — Меня очень беспокоило, что вы постоянно позволяли ему захватить контроль над ситуацией. Во всяком случае, сегодня у вас с ним наверняка последняя встреча, так что надеюсь, что вы успешно подведете черту, — сказал он. Должно быть, все это и впрямь было для него немалым поводом для волнений. Эти беседы вполне могли стать причиной обсуждений на тему, с какой это стати отдельным заключенным создаются особые условия содержания, позволяющие им по собственной прихоти принимать посетителей; и, что более важно, зная, что в результате этих бесед душевное состояние Ли Бёндо становится нестабильным, начальник охраны не мог расслабиться ни на минуту. Недавнее самоубийство одного из заключенных, всколыхнувшее тюрьму, лишь добавило масла в огонь. Если эта серия бесед благополучно и без всяких происшествий завершится, он сможет наконец-то вздохнуть с облегчением. Зайдя в знакомую уже комнату, Сонгён сразу положила на стол перед местом Ли Бёндо спелое яблоко. Это она выбирала более тщательно, словно заранее знала, что эта их встреча окажется последней. Едва Сонгён успела сесть за стол, готовая к предстоящей беседе, как дверь открылась и вошел Ли Бёндо. Встав, она дождалась, пока он усядется. Наконец их глаза встретились над столом. С момента их первой встречи прошла уже целая неделя. Изучив его лицо, Сонгён удивилась. Уверенное — даже самодовольное — выражение его глаз, к которому она успела привыкнуть еще со времени их первой встречи, бесследно исчезло; вид у него был заполошенно-взвинченный, словно за ним гнались. Начальник охраны отнюдь не преувеличивал. Сонгён почувствовала, что их последняя встреча вызвала в Ли Бёндо глубокие перемены. Он упорно опускал взгляд в стол, не способный посмотреть ей прямо в лицо. Постоянно делал странные телодвижения, встряхивая и мотая головой, словно перед лицом у него летали мухи, наклонял ее набок и закрывал уши руками. — В чем дело? С вами все хорошо? — забеспокоилась Сонгён, но Бёндо никак не отреагировал. Она какое-то время внимательно рассматривала его, а потом начала задавать вопросы, которые заранее выписала себе в блокнот — чисто деловым тоном, чтобы скрыть тот факт, что внутри у нее все так и трепещет. — Владельцев многих вещей, найденных в вашем доме во время обыска, разыскать так и не удалось. Как эти вещи к вам попали? Он ничего не ответил. — Были ли и другие жертвы, как предполагает следствие? И опять нет ответа. — Господин Ли! — повысила голос Сонгён, поскольку он продолжал упорно молчать. Наконец Ли Бёндо поднял взгляд. — Были ли другие жертвы? — повторила она. Он немного подумал, потом кивнул. — Что вы с ними сделали? Вместо ответа Ли Бёндо улыбнулся. Улыбнулся, словно наслаждаясь своим маленьким секретом. Судя по всему, он нисколько не собирался так вот запросто открыть рот и все выложить. Сонгён подумала, что ей вряд ли удастся оправдать надежды оперативников из райотдела Канбук. Выждала еще немного, но у него, очевидно, разболелась голова, поскольку он поморщился и потер виски. В конце концов Сонгён решила оставить тему убийств и вернуться к тому, на чем они остановились в прошлый раз. Поскольку это была их последняя встреча, лучше было сосредоточиться на нем самом. — Не расскажете мне поподробней про ту «меховую» мать, о которой вы говорили в прошлый раз? — попросила она.