— Простите, у этого малого совсем плохо с воспитанием… То, что вы сказали в тот день, основательно застряло у меня в памяти, вообще-то говоря, — произнес сержант. — Да ну? А что я такого… — начала было Сонгён, которая не припоминала, чтобы вообще хоть раз открывала рот во время этого семинара. С трибуны не выступала, даже ни разу не поднялась со своего места, чтобы задать какой-нибудь вопрос докладчику… Странно, что теперь он вспоминает какие-то ее слова. — Разве это не вы говорили, что душевные раны превращают человека в чудовище? — спросил сержант Ю. Услышав то, что она и впрямь могла когда-то сказать, Сонгён окончательно растерялась. Разве она разговаривала с ним о чем-то в тот день? Сержант Ю замахал руками. — Непосредственно мне вы такого не говорили — я сидел в другом ряду, прямо перед вами. Я просто случайно услышал, как вы разговариваете с кем-то во время перерыва. Речь шла про Ю Ёнчхоля. — О! — воскликнула она, сразу же живо припомнив тот день. Коллега, которая пригласила Сонгён на семинар, представила ее одному журналисту, нештатному автору специализированного полицейского издания. Тот оказался отличным рассказчиком, поскольку зарабатывал себе на жизнь писательским ремеслом, и они проговорили весь перерыв, как будто сто лет друг друга знали. Услышав, что Сонгён изучала криминальную психологию в Штатах, он буквально забросал ее множеством вопросов касательно профайлинга, а потом завел разговор о детстве Ю Ёнчхоля, про которого как раз писал статью. Выводы ее собеседника сводились к тому, что корни преступного поведения знаменитого серийного убийцы кроются в душевных травмах, нанесенных ему в ранние годы родителями. Журналист цитировал Роберта Ресслера[17], который утверждал, что никакие, даже самые драматические события в жизни, случившиеся в зрелом возрасте, не способны превратить нормального человека в убийцу; соглашался с Ресслером в том, что предрасположенность к серийным убийствам закладывается исключительно в раннем детстве. Во время этого разговора, когда речь зашла о психологических травмах, Сонгён и произнесла эту фразу: «Душевные раны превращают человека в чудовище». — Вы из тех людей, которых я боюсь больше всего, — заметила она. — А? — не понял сержант Ю. — У меня есть знакомая вроде вас. Она отлично помнит, во что я была одета, когда мы ходили пить кофе десять лет назад, о чем мы тогда говорили и даже какая музыка играла в кафе. Честно говоря, это немного пугает. — Ха-ха, в точности как сержант Ю! Вечно помнит даже самую банальную чепуху, — встрял Санук. Сержант Ю тоже рассмеялся и сказал, что это у него с детства. К большому облегчению Сонгён, Хаён пришла домой вовремя. При звуке открывающейся калитки Сонгён подняла взгляд и увидела, как девочка входит во двор. — А вот и она, — сообщила Сонгён, и сержант Ю с Сануком тоже подняли головы, глядя, как она подходит к дому. Девочка, открыв дверь и шагнув в гостиную, при виде обоих мужчин застыла на месте. — Хаён, помнишь их? Они из пожарной инспекции. У них есть к тебе несколько вопросов, — сказала Сонгён. Хаён нерешительно обвела их взглядом, а потом подошла и присела на диван там, где указала Сонгён. Она явно нервничала. Переживая за нее, Сонгён положила ей руку на плечо, чтобы немного успокоить. — Не бойся, все хорошо. Просто расскажи им все, что помнишь, — шепнула она, но Хаён так и осталась настороже. Сержант Ю пристально посмотрел на нее, а потом, когда Санук подтолкнул его локтем, начал задавать вопросы. — Помнишь меня? — спросил он. Хаён кивнула. — Ты, должно быть, тогда была в шоке. Сейчас получше? — продолжал сержант. — Да, — тихо ответила девочка. — Можешь подробно рассказать, что происходило в ту ночь, когда начался пожар? Выслушав вопрос, Хаён немного помедлила, а потом помотала головой. — Я мало что помню, — ответила она. Сержант Ю, пару секунд посмотрев ей прямо в глаза, мысленно представил себе внутреннее расположение дома и задал следующий вопрос: — Где располагалась твоя комната? — Прямо рядом с кухней. Если вылезти в окно, то сразу рядом будет лестница, ведущая на крышу, над вторым этажом. Вот туда я и забралась, когда начался пожар, — на крышу. А потом пожарный меня спас, — не спеша произнесла Хаён, словно помаленьку все припоминая в ходе ответа. — Ты не видела кого-нибудь подозрительного, когда вылезала в окно? Хаён помотала головой. — Я ничего не видела из-за дыма. — Ты спала одна? — Да. — А как ты поняла, что начался пожар? — Я проснулась, потому что запершило в горле. Этот дым, он валил прямо в комнату. Вот почему я вылезла в окно. — Что еще тебе запомнилось? — спросил сержант Ю, записывая слова Хаён и ожидая продолжения. Однако Хаён, похоже, было больше нечего сообщить — плотно закрыв рот, она посмотрела на обоих мужчин. Увидев ее реакцию, сержант Ю, наверное, решил, что больше нажимать не стоит — закрыл блокнот, убрал его в карман и вынул еще одну визитную карточку. — Вот тебе моя визитка. Позвонишь мне, если вдруг вспомнишь еще что-нибудь про ту ночь? — сказал он. Хаён кивнула. Поднявшись с дивана, сержант едва заметно кивнул Сануку и распрощался. А потом, уже надевая ботинки перед дверью, словно вдруг что-то неожиданно вспомнил — с потрясенным видом на некоторое время уставился себе на ноги. Резко обернулся к сидящей на диване Хаён. Та быстро вскочила, едва только их взгляды встретились, и умчалась наверх. Когда Сонгён вышла проводить их до калитки, сержант Ю попросил у нее номер телефона. Занес его вместе с именем в мобильник, сохранил, пообещав перезвонить. — Хорошо, — кивнула она. — Ну что, тогда до свидания? — Кстати, Хаён ложится спать в носках или без? — неожиданно спросил он. — Что? — Сонгён, которая уже собиралась вернуться в дом, явно недоумевала, не понимая, с чего это вдруг возник подобный вопрос. — Точно не знаю, — наконец ответила она. * * * Даже после того, как калитка за ними закрылась, сержант Ю еще немного постоял, не двигаясь. Санук, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и прикрываясь рукой от солнца, набросился на него: — Ну давай, пошли уже! Не то в момент изжаримся, если так и будем торчать здесь! На лбу у него вновь собрались капли пота. Вытащив платок, он принялся им обмахиваться. Сержант, однако, так и не двинулся с места. Немного постоял, нахмурившись, после чего спросил: — Не заметил в этой девчонке чего-нибудь странного? — А? А что в ней такого? — удивился Санук. — Она поняла, что начался пожар, когда дым повалил в комнату. Как обычно дети реагируют в таких случаях? — Убегают подальше от дыма. Или прячутся где-нибудь. Самое страшное, буквально выворачивающее душу на пожарище — это находить там тела детей. Стоит начаться пожару, как дети инстинктивно ищут, куда бы спрятаться. Очень часто залезают в какой-нибудь шкаф, словно играя в прятки с огнем — мол, он их там не найдет. Так что во многих случаях дети успевают просто задохнуться в дыму еще до того, как до них доберется пламя. Сержант Ю еще раз представил себе планировку дома, в котором жила Хаён. То окно располагалось довольно далеко от входной двери, за углом дома. Если девчонка в полной темноте поняла, что разгорается пожар, то как бы она себя повела? Вряд ли стала бы соваться внутрь дома, прямо в огонь — скорее всего, сразу же бросилась бы обратно в свою комнату. — Сейчас, стоило тебе об этом спросить… — начал Санук, широко раскрыв глаза от удивления при той мысли, что только что пришла ему в голову, и посмотрев на сержанта. — В тот день, день пожара! Так что… так вот почему ты задал ей этот вопрос? — воскликнул он. Глядя на него, сержант Ю кивнул. Он наконец-то получил подтверждение тому, что упорно копошилось где-то в самой глубине головы. Девочка, которая заявила, что спала, когда начался пожар, а потом выбралась в окно, — так вот эта девочка в тот раз, когда они увидели ее возле скорой, была в носках и туфельках. И это означало, что либо она знала, что вот-вот начнется пожар, либо уже находилась снаружи. «Почему же она соврала?» — напряженно размышлял сержант Ю, гадая, где могла прятаться девочка. И еще кое-что не давало ему покоя. «Позвоните моему папе», — попросила она, вручая ему отцовскую визитку. Как она тогда ухитрилась сохранять такое спокойствие — и визитку положила в карман, и носки с туфельками надела, и даже плюшевого медведя не забыла с собой прихватить — и все это спасаясь от огня? Пока он припоминал поведение девочки в то утро после пожара, в голове постепенно зарождалась крайне неприятная гипотеза. Нет, это полностью исключено, пытался убедить он себя, но эта мысль продолжала расти и расползаться в голове, словно побеги ядовитого плюща.