– Превосходное орудие убийства. – Джонсон с восхищением осмотрел нож. – Кто тебе такое дал? – Генерал-революционер из Южной Америки, – сказал Барри, который на прямой вопрос всегда отвечал правду. – Да ладно, – хрюкнул Джобсон. – Я, возможно, поеду к нему в Венецуэлу, когда закончу обучение, – упорствовал Барри. – Он теперь там. Он не вернется до конца года. – Я бы тоже хотел путешествовать, – сказал Джобсон, – но мы же оба решили пойти в армию, да? Нам надо записаться в один полк. Барри поколебался, потом согласился. – Ты смотри! – воскликнул Джобсон, поднимая кусок дерева с выступом в виде киля. – Это же готовая шхуна! Поздний зимний день блестел серебром. От реки поднимался густой студено-свинцовый пар. Стволы деревьев буро и влажно сияли в угасающем свете. Барри съехал к самому берегу, пачкая ботинки грязью. Джобсон на мосту подал сигнал, и Барри спустил хлипкие, только что сработанные ковчеги в воды потопа. Потом он вскарабкался вверх по берегу и сквозь заросли помчался к мосту. Джобсон всматривался в поверхность воды, приставив к глазам руки, сложенные в миниатюрные телескопы. – Вон они! Смотри, Барри, смотри! Две маленькие, короткие палочки крутились и подскакивали в водоворотах. Барри слегка раскраснелся от бега. Его плащ теперь украшала темная полоса грязи. Джобсон посмотрел на хрупкие голубые костяшки пальцев, сжимавших железные перила, и внезапно заметил, какие у Барри крошечные руки. Доктор Файф всегда подчеркивал преимущества маленькой, нежной руки для их кровавого ремесла. Седой ветер подхватил палки, швырнув их в стремнину. Свет блеснул над рекой, а палочка Барри вырвалась вперед, загородив путь сопернице. – Ты выигрываешь! – крикнул Джобсон в благородном порыве. Барри всматривался в холодную серую воду, чувствовал ветер на своей шее, влагу в ботинках. – Но твоя не застряла. Она в конце концов доберется до моста. Они шагали по пустым дорожкам из гравия. Оранжереи были закрыты. Сад болотных растений – университетский эксперимент в области ботаники – превратился в пустой плоский квадрат грязи, из которой высовывались маленькие желтые этикетки с латинскими названиями. Ничто не пробивалось сквозь поверхность темной распаханной земли. Ничто не росло рядом с вечнозелеными кустарниками. Мальчики усердно искали хоть какие-нибудь признаки жизни и, пока вечерело, мерзли все сильнее. В четверть четвертого вокруг них сгустились темно-серые сумерки. Городской шум затих. Проверещала одинокая птица, отгоняя наступавшую тьму. Они стояли, швыряя камешки в пруд, смотрели, как с похолоданием на его краях образуется лед, но мерзлые круги по-прежнему расходились по воде, отступали к краям пруда и исчезали. – Мне пора идти. – Барри погружался в печаль ранних зимних вечеров. – Жаль. Они пошли к воротам. – Хочешь, я научу тебя боксировать? – спросил Джобсон, когда они смотрели друг на друга, готовясь расстаться. Барри был очень мал ростом; ради собственной безопасности ему следовало научиться драться. Прошла секунда, его серые глаза не изменили выражения. Если Джобсон ожидал восторгов от этого ребенка, которым уже восхищался, то его ожидания были обмануты. Барри взвешивал каждое предложение со зловещей методичностью. Потом он наконец сказал – с необычайной, старомодной, учтивой интонацией: – Да, Джобсон, спасибо. Мне бы очень этого хотелось. Он протянул Джобсону замерзшую руку. Джобсон крепко пожал ее: – Договорились. Потом Барри ушел, почти сразу утонув в сером угасающем свете. * * * Джеймс Миранда Барри записал, что он делал в тот день. Встал в 7 утра. Читал трактат о печени до 9. Завтракал с Мэри-Энн и Луизой. Поссорился с Мэри-Энн из-за ее намерения остаться в Эдинбурге. Посещал лекции и делал конспекты. 12 – 1. Совершал обход в клинике с д-ром Файфом. 1 – 3. Вскрытие в анатомическом отделении. Сделал также то, что было поручено Джобсону. Джобсон умудрился потерять одну из ступней. Ступня обнаружена в ведре. 3 – 5. Обедал с Джобсоном на его квартире. 6 – 7. Посетил лекцию д-ра Файфа по акушерству. Посетил анатомические демонстрации. 9. Ужин с Луизой и Мэри-Энн. Помирился. Решено, что М.-Э. поговорит с д-ром Андерсоном и узнает, что можно сделать. Работал до полуночи. * * * Мэри-Энн произвела расчет. Она подсчитала, сколько денег уходит на гонорары хирургам, лекционные курсы и медицинские инструменты для Барри. Мальчики должны были записываться в ученики к хирургам и вносить отдельную плату за каждый курс. Барри за один месяц потратил на книги восемь гиней. – Ты только посмотри на это, Луиза, – простонала она, помахивая листком с цифрами в воздухе, словно приставы уже стучались в дверь. – Хммм. – Луиза задумчиво просмотрела цифры. – Слава богу, что это не мы платим. Перепиши аккуратно и пошли это все Дэвиду. Ребенок делает поразительные успехи. Это облегчает дело, правда? Иначе Дэвид бы решил, что шутка начинает обходиться ему слишком дорого. Сделай это завтра. Погаси лампу, Мэри-Энн. Иди ложись. * * * В клинике не было настоящего отопления. В одном из углов покоя постоянно горел большой камин, над ним висел котел. Без толку. Воздух оставался холодным и враждебным. Все сверкало безжалостной чистотой. Коридоры сияли холодом, как склепы. Из-под манжет Барри выглядывали посиневшие костяшки, кулаки были плотно сжаты; он семенил за фалдами доктора Файфа, пытаясь уклониться от мелкой россыпи пудры, которая слетала с подпрыгивающей косички. Пациентка оказалась благородной дамой; она лежала и стонала в небольшом алькове, окруженная занавесями. Приближаясь, они слышали, как она резко, мучительно дышит. Кипящая вода и теплые полотенца были наготове. Сестры маячили рядом. Воды отошли, но дама не смогла вытолкнуть ребенка в большой мир. Младенец старался, старался. Дыхание матери переросло в крик. Барри еще сильнее сжал кулаки. – Ну что ж, сударыня, – сурово сказал доктор Файф, – похоже, нам придется немного пособить природе. Барри внимательно наблюдал за пациенткой. Самым удивительным было то, как ее кожа полностью меняла цвет каждые десять минут – из мертвенно-белого, когда ее дыхание затихало, он превращался в темно-красный цвет бургундского, когда боль от схваток усиливалась. Доктор Файф пощупал ей пульс. Послушал сердце. Потом заставил ее покашлять, чтобы прослушать легкие. Потрогал лоб. Она обильно потела от тщетных усилий. Теперь на ее кружевной рубашке, кроме пятен пота, появились крупицы пудры от парика. Она пахла стойлом. Джобсон, сжав Барри локоть, пробормотал, что это очень знатная и очень богатая дама. Доктор Файф отказывался ходить в благородные дома, сколько бы ему ни предлагали. Пусть сами ко мне приходят, величественно повторял он каждый раз. И они приходили. Благородная дама начала кричать. Доктор Файф подскочил и схватил ее, как борец на арене. – Давайте, мадам. Поднимайтесь. Студенты ужаснулись. Это было неслыханно и могло закончиться смертью. Старшая сестра попыталась вмешаться. – Доктор! Я не думаю… – Прочь, женщина! Барри, держите ее за ноги. Барри схватил благородную даму за лодыжки и потянул их к полу. – Теперь, – скомандовал доктор Файф, как будто речь шла о прогулке по саду, – мы пройдемся по клинике. Когда они пошли, она перестала кричать и, влача за собой полы ночной рубашки, начала глубоко, ритмично, с завываниями стонать. – Так-то. Сразу лучше, а? – подбодрил ее доктор Файф. Процессия начала обход длинного арочного зала. – Барри, достаньте шаль, накиньте ей на плечи. Джобсон, освежите графин с джином. Сестра, подготовьте воду и ножницы. Мы вернемся самое позднее через двадцать минут. Он изрыгал приказы, и его войска заняли боевые позиции. Женщина обмякла. – Держаться! – крикнул доктор Файф. – Шаг за шагом. Ее лицо снова изменило цвет, когда кровь прилила ей к лицу. – Кричите как резаная, если это вам помогает, – проорал доктор Файф, заглушая ее пронзительный крик боли. – Барри, поддержите ее с другой стороны. Осторожно, мадам, у него руки как у эскимоса. Она схватила крошечные арктические пальцы Барри и закричала. Они трижды обошли клинику, потом… – О господи! Он лезет, лезет! Она согнулась пополам. – Не удерживай его, женщина! Тужься, тужься, тужься. Эй, кто-нибудь, простыню! Быстро. Они стремительно провели ее сквозь занавеси и швырнули на кровать. – Тужьтесь! Дышите! Кричите! Тужьтесь! Дышите! Кричите! – орал доктор Файф, как будто тоже рожал. – Так-то. Дышите. Тужьтесь. Тужьтесь. Тужьтесь. Выдыхайте – выталкивайте ребенка дыханием. Вот так. Коленки. Поднимите ей коленку, Барри. Браво. Давай мне сына, женщина, тужься… Головка младенца была уже в руках у доктора, уже присыпанная пудрой, словно по древнему обряду крещения.