— Интересно, — ушла от ответа Сухова. — Отсюда куда ближе будет — к вам или ко мне? — До меня здесь два шага… Что? С какой стати? — Нужно срочно обсудить одно дело! Промедление смерти подобно! — таинственно произнесла Мария Даниловна. — К вам так к вам, я не возражаю. Только обязательно куда-то надо, а то я замерзла. Целый день на свежем воздухе — знаете, даже как-то надоело… — Ну и ну! — покачал головой, поражаясь ее наглости, опер. — Идемте же! — настаивала Сухова, и Алексеев согласился. — Я сильно ваш выход испортила? — миролюбиво спросила по дороге спутница. — Ну… так… — повел плечом Петруха. — А куда вы собирались, если не секрет? — Да так, пустяки… В баню, — чуть смущенно признался Алексеев. — Действительно, пустяки… Петруха хмыкнул, ожидая другого ответа. Между тем они подошли к его дому. Зайдя в квартиру, Мария Даниловна сняла верхнюю одежду, умудрившись при этом ни на секунду не расстаться с дипломатом. Алексеев, с удивлением взиравший на ее манипуляции с рукавами и шнурками, восхищенно заметил: — Класс! — Вы о чем? — Да все о том же… — вздохнул хозяин. — А в чемоданчике у вас что, позвольте полюбопытствовать? — Позволить? Не позволить? — размышляла вслух гостья. — Нет уж! Сначала покормите, только побыстрее! Всему свое время! Расскажу, едва утолю первый голод. — И много их у вас? — Что, простите? — Ну… — замялся Алексеев. — Как вам сказать? Насколько плотно вы решили у меня отобедать? — А что? Законы гостеприимства в этом доме не выполняются? — нахмурилась пенсионерка Сухова. — Ах да, как я могла забыть! В Уголовном кодексе же таких законов нет! — В Кодексе вообще законов нет, — усмехнулся опер. — Там статьи, насколько я помню. — Тогда в чем же дело? — спросила Мария Даниловна и, отчаявшись дождаться приглашения, решительно прошла к столу и села. — Так ведь пост! — с сокрушением сказал Петруха. — И вы… голодаете? — ужаснулась пожилая женщина, расстраиваясь скорее оттого, что отощавший и обессиленный Алексеев вряд ли сможет помочь ей обезвредить преступников. — Нет, не голодаю, конечно, но ни мяса, ни сыра с колбасой не могу вам предложить… — Ну, давайте тогда то, что Бог послал! — разрешила гостья. — Как хотите, — улыбнулся Петруха и выставил на стол большую миску с мелко нарезанной сырой капустой. Мария Даниловна приподнялась, пытаясь заглянуть в холодильник, но не преуспела в этом. Поколебавшись мгновение, хозяин добавил к угощению еще одну миску — с чем-то белым, издающим резкий запах. — Ну, милости прошу! — повел он рукой и, перекрестившись, приступил к еде. — Это, простите, что? — нахмурилась Мария Даниловна. — Капуста, — хрустя, пояснил Петруха. — Да вижу, что капуста! А… рыбка? Икорка? Хотя бы масло! — взмолилась Мария Даниловна. — Только не сегодня. И вообще, когда я ем — я лично глух и нем! — стараясь не чавкать, сообщил Алексеев. — Нет уж, погодите! — возмутилась Сухова. — Я прекрасно осведомлена! Кроме мяса и молока, еще же полно продуктов! Рыба вареная; рыба сушеная; рыба, наконец, вяленая! В консервах, если на то пошло! Масло подсолнечное, кукурузное, оливковое! И даже шоколадный крем «Алиса»! Только растительные ингредиенты — я специально уточняла! — Согласен, — кивнул Петруха. — Я же говорю — только не сегодня. Чаю налить? — С сухарями? — Конечно. — Налейте… — пробурчала Мария Даниловна. — Так что сегодня? Почему? — Если не случится никакого праздника, то в понедельник, среду и пяток назначается сухоядение, а во вторник и четверток разрешается вино и елей. — Н-да? — с сомнением покачала головой гостья. — Да. Это не я придумал. Ну так что ваш червячок? Заморили вы его? Пора бы рассказать, по какой причине я остался, простите за шокирующие подробности, немытый! — «Червячок»! Вы себя заморите! — печально произнесла Сухова. — Ладно. Я, как плюралист, не стану комментировать ваш религиозный фанатизм… Алексеев угрюмо смотрел на нее, и Мария Даниловна, не развивая последнюю мысль, перешла наконец к сути дела: — Помните убийство Клавдии Федоровны Борисовой из нашего дома, ну, пару дней назад? — Смутно… Ну вроде помню… Допустим. А что? — Не «допустим»! — возмутилась пожилая женщина. — А уж постарайтесь все детально припомнить! Это важно! — Ну помню, помню, — проворчал опер. — Квартирные воришки фомкой в нее запустили. А вам удалось узнать что-то еще? — Мне многое удалось узнать. И теперь я уже не уверена, что воришки вообще были! Скорее всего, убийца — ее племянник, или сосед, или даже они оба! — Оригинально! И что же вас натолкнуло на такой вывод? — Натолкнуло? Кажется, поминки! — Они напились и признались? — скептически произнес Петруха. — Нет. Мне с самого начала показалось нелепым — зачем им нужно было устраивать поминки? — Языческие пережитки, что и говорить, — кивнул Алексеев. — Зеркала, задернутые тряпкой; стопочка для усопшей… Так? — Так… Не в том дело! Посудите сами: если два мужика хотят напиться, тем более что и повод есть, зачем они будут приглашать двух немолодых подруг покойной? В компанию мы им явно не годимся, умершей тетке если и небезразлично, кто о ней помнит, так ее же мнение в расчет не берется! Родственников у Клавы не осталось, значит, никто не мог обязать их выставлять угощение — «за упокой»… Вот, как ни крути, и выходит, что оба соучастника нарочно, чтобы не вызывать кривотолков, устроили показательное выступление на тему бесконечной скорби… — Н-да… — устало вздохнул Петруха. — Ну вы и нагородили! — Я? Нагородила? — возмутилась пенсионерка Сухова. — Я для вас же стараюсь, вы ведь за «глухаря» это дело держите, а мы вместе с вами раскроем его… Чем это так пахнет? — не выдержала она, в продолжение всего разговора принюхиваясь и морща нос. — Пахнет все-таки? — расстроился хозяин. — Извините… Он, печально покачав головой, будто прощаясь, дотянулся до миски с чем-то непонятным белого цвета и резко опрокинул ее над мусорным ведром, после чего плотно прикрыл его крышкой. — Редька, — сообщил он. — Приготовил на той неделе, да как-то не пошла… Выходит, что кулинар из меня так себе… — Главное, чтобы сыщик из вас был хороший! — назидательно сказана Мария Даниловна. — Ну так о чем мы? О поминках? — Нет, ну поминки — это как отправная точка! Я задумалась, пришла к выводу, что оба они — и Толик, и Вова — крайне подозрительны, начала следить, и вот результат, — Сухова гордо сверкнула глазами и эффектно постучала пальцем по дипломату, но вдруг, вспомнив о его содержимом, вздрогнула и резко отдернула руку. — Что там у вас? — усмехнулся опер. — Вы так испуганно выглядите… Бомба? — Ага, — кивнула Мария Даниловна и закурила. — Да… да вы что! Вы… мне… бомбу принесли? Вот спасибо! Давайте разворотим мою квартиру, может, мне государство тогда получше выделит, с раздельным санузлом? А? Как вы думаете? — Ну уж нет! Тогда я ее у себя в комнате взорву — чтоб из коммуналки выехать! — Ну ладно. Шутки — шутками, а я что-то перестал понимать. Объясняйте, в чем дело! Бережно отложив дипломат в сторону, Мария Даниловна продемонстрировала снимок того, что у него внутри, и в общих чертах сказала, каким образом она напала на след преступников. В ее кратком повествовании нашлось место для упоминания о потерянной варежке и ушибленной ноге, но сообщить о неуплате по счетчику такси она не сочла нужным. — Понятненько… Квартирный вопрос, выходит, их испортил… — выслушав, задумчиво протянул Алексеев. — Теперь я понимаю, почему мы так бежали…