— Третья бригада работала официально, по договору, через солидную фирму. Все данные всех рабочих имеются, надо быть абсолютно безмозглым, чтобы хотя бы предпринять попытку влезть в дом, — продолжаю вяло настаивать на своём. — Логично, — вроде бы и не спорит, но контраргумент имеет, — но о лазе они точно знали. Достаточно одного пьяного разговора и одного любопытного собутыльника. — И кто ж тебе признается, что разболтал? — хмыкнула победно. — Даже если сам вспомнит, будет помалкивать в тряпочку, чтобы не пойти подельником. След в никуда. — А те, что обворовали и свинтили, конечно, куда как перспективнее, — ответил язвительно и поднёс мою руку к своему лицу, поцеловав и пристроив обратно. — Или вторые. Поищи в интернете, кто в городе спиритические сеансы организует? Я надулась, поняв, что крыть нечем, и буркнула: — Тогда узнай просто потому, что мне любопытно. — А вот это — аргумент, — отвечает с улыбкой, а я даю крен влево, прислоняя голову к его руке. Неудобно, но ужасно приятно. 7.4 Воронов паркует машину и я с трудом отлепляюсь от него. — Не-не-не… — бормочет, освободившейся рукой притягивая меня обратно. — Дай и мне на расслабоне хоть минутку посидеть… — Ну, разве что одну… — Две, — поправляется тут же. — Нет, пять. Пять минут и идём. Медленно вдыхаю свежий аромат его духов, похожий на морской бриз. Как будто стою на скалистом берегу и завороженно смотрю вниз, на разбивающиеся о реальность волны. Сижу, млею… а дальше-то что? Разговоры все эти сбивают с курса. В самом деле хочет серьёзных отношений? И куда мы придём, когда я скажу всю правду? Уж лучше бы просто пудрил мне мозги… виртуозно, играючи. Использовал и бросил у дверей воображаемого ЗАГСа. «А если нет?» — спрашиваю саму себя и прихожу в ужас от осознания. Мы ещё даже не встречаемся толком, а он уже говорил о детях. И то и дело намекает на то, что планирует состариться вместе. «Прекрати всё это немедленно!» — приказывает голос разума. — Пойдём, — говорю тихо и отстраняюсь, тут же выходя из машины. — Три минуты! — возмущается Воронов, выходя следом. — Чувствую себя обманутым! «Обманутым ты бы почувствовал себя несколько позже…» — вздыхаю мысленно и скупо улыбаюсь, спрашивая: — Куда нам? Ещё раз оглядываюсь, не видя ни одного заведения общепита или хоть чего-то, смутно его напоминающего. Старый район — пятиэтажки, да невнятные конторки в подвалах. — Куда-то сюда… — пробормотал Воронов, покрутив головой и кивком указав на один из таких подвалов. — Монтировку, что ли, прихватить… Давай-ка ты в машине посидишь, Манюх. Чёрт его знает… — Да как же, — фыркаю и решительно иду к ступенькам. — Так! — рыкнул грозно, догоняя и хватая за руку. — Держись, хотя бы, со спины, — завёл свою руку вместе со мной за спину и проводил мой отход в тыл недовольным взглядом. — Действуем по отработанной схеме. Если я визжу, ты — бежишь. Спускаемся по разбитым бетонным ступенькам, Миша открывает дверь и пропевает обольстительно: — День добрый, мадемуазель. — Добрый, — жеманно сипят ему в ответ, а я осторожно выглядываю из-за его спины. Прямо напротив входа, за столом, восседает грузная барышня под пятьдесят с ярко-рыжими волосами в мелких кудряшках, алой помадой на губах, чёрной подводкой вокруг глаз и окидывает Михаила хищным взглядом с головы до ног. — А мы, вроде как, к Антону Алексеевичу… — продолжает петь Воронов, а я шныряю обратно, поджав губы в попытке не заржать. И вовсе не женщина меня забавляет, а придурковатый вид ошалевшего Михаила, чуть не валившегося с монтировкой. — Пригласи! — слышу нервный возглас из недр подвальчика и из динамика старенького проводного телефона на столе рыжули. — Прошу вас… — в тон ему тянет мадам. Миша вытягивает меня за руку из-за спины, подталкивая в нужном направлении, а сам говорит громким шёпотом: — Это моя сестра. — Все вы так говорите! — фыркает мадам, а я поддакиваю: — Вот-вот! Воронов закрывает за нами дверь в кабинет Губарёва, продолжая многозначительно и глуповато улыбаться, но его мечтательный вид только мне приносит удовольствие. Антон Алексеевич же нашей радости не разделяет, вытирает потный лоб и залысину носовым платком и кивает на единственный стул напротив своего стола. — Полагаю, это Вы звонили? — спрашивает у Миши, галантно уступившего мне стул и совершенно по-хамски пристроившего свой зад на уголке хозяйского стола. — Мы, — подтверждает Воронов радостно. Наступает тягостное молчание, Губарёв продолжает потеть, Воронов загадочно улыбаться, но мне весь этот цирк нравиться перестал, так что я решаю взять ситуацию под свой контроль. — Антон Алексеевич, — говорю решительным и строгим голосом, — давайте начистоту. В данный момент мы занимаемся продажей дома и нам, по большому счёту, это завещание так же не доставляет удовольствия. Владельцев сменилось предостаточно, все начнут подавать иски друг на друга, дело затянется на года и выпьет все соки из всех на одни лишь адвокатские гонорары, — Губарёв оживляется, а я прикрываю глаза на пару секунд и говорю многозначительно и резко: — Но! — Но… — невнятно бормочет в ответ, — но, конечно, есть но… Но! Что я могу предложить? Моя фирма, как бы это сказать… да вы видите, особой популярностью не пользуется, скажем так… — А чем Вы занимаетесь? — с интересом спрашивает Миша. — Я оказываю услуги по финансовым консультациям, — с гордостью отвечает Губарёв. — Странно… — тянет Миша серьёзно, издеваясь уж слишком завуалированно. — Такие времена, никто не знает куда вложить свои сбережения, без консультанта нынче никуда… — Именно! — воодушевляется Губарёв. — И у меня есть личный пример! — Да, удачные вложения, — хмыкает Воронов подленько, — мы в курсе. А говорите, предложить нечего… Я щипаю Воронова за ногу, видя, как организм Губарёва вновь начинает стремительно терять жидкость, и говорю мягче: — Повторюсь, мы не слишком заинтересованы в том, чтобы дело дошло до суда. — Но, в целом, похер, — добавляет Воронов безразлично и омерзительно цокает языком, как будто пытается достать остатки обеда. — Знаете, Антон Алексеевич, на самом деле, нам бы хотелось восстановить полную картину по всем владельцам с момента постройки, — говорю доверительно, нависнув грудью над столом. — Покупателям интересна история столь необычного строения. — Не представляю, как кто-то мог там жить, — презрительно морщится Губарёв. — А как же Ваша бабушка? — позволяю себе удивиться. — Эта женщина спятила задолго до своей кончины, — отвечает сухо. — Я пытался наладить контакт, но понимал, что мои визиты ей только досаждают. Потом, правда, всё немного прояснилось… хорошо, что мой дед, как и отец, до этого попросту не дожили. Отвратительная история и я совершенно не горю желанием… — Ну, Антон Алексеевич, — деликатно пожурил его Воронов, — вложения стоят небольшого экскурса в прошлое, не считаете? — Вы сожжёте это завещание при мне! — заявил Губарёв неожиданно дерзко. — И более никогда меня не побеспокоите! — Как пожелаете, уважаемый, — пропел Миша, дотянувшись до его плеча и довольно чувствительно похлопав по нему ладонью, — как пожелаете… — В общем, — начал Губарёв, нахмурившись и нервно поведя плечом, — моя бабка всегда была замкнутым и нелюдимым человеком, сколько я себя знал. Дед погиб молодым, несчастный случай при строительстве этого чёртового дома… — Вот как? — вскинул брови Воронов, а Губарёв скривился: — Так отец рассказывал. Вроде как дед устанавливал статую, сверху которая, техники минимум, всё на ручном приводе, подняли, дед залез на лестницу, с неё и рухнул. — Он занимался строительством? — уточнил Воронов, а Губарёв пожал плечами: — На сколько я знаю — нет. Просто денег не было, хватался за любую работу, которую предлагали. Отец клялся, что лично видел, будто Майер спуститься деду помог, я тогда не особо поверил, зачем ему это? Да и отцу было тринадцать всего… потом, конечно, мнение пересмотрел, уже после смерти бабки. — Вот как? — заинтересовался Воронов. — И что же заставило Вас его изменить? — Да то, что мотив у него, как выяснилось, был. Когда бабка умерла, я в доме нашёл кучу писем, типа любовная переписка, её и Майера. Ничего такого, но… всё равно, мерзость. При живом муже, прямо у него под носом… — Сохранили? — спросила я с надеждой. — Сжёг! — ответил Губарёв с явно преувеличенным достоинством.