Слабо морщусь. В самом деле, даже не поблагодарила… — Косяк, — бурчу, виновато заглядывая ему в глаза. — Косяк, — кивает согласно, скрестив руки на груди. Привстаю на цыпочки, выскальзывая пятками из туфлей, обхватываю руками за шею и целую в щёку, долго не отстраняясь. — Спасибо, Миш. — Пойдём, белка-летяга… мозги от тебя набекрень. Пока Воронов копается с газоном, орудуя кухонным ножом, я смотрю на дом, обхватив себя руками и зябко ёжась. Вот он, прямо передо мной, ещё более унылый на закате. Хмурое небо отражается в окнах первого этажа, со второго затягивает болотом витража в зелёных тонах. Листва плюща слабо шевелится на ветру, ворона нахально восседает на горгулье, вертя головой, создавая обманчивое впечатление, что шевелится статуя. — Как живой… — бормочу растерянно, испытывая непонятный необъяснимый восторг. — Ты влюбилась, — хмыкает Миша, — я помню. Смотрит на меня своими зелёными глазами. Грязный весь, руки в земле и траве. Да, пожалуй, всё-таки влюбилась. И всё уйдёт с молотка, едва закончится это нелепое расследование. Вымучено улыбаюсь, а он жестом фокусника открывает люк и достаёт из кармана телефон. — Лезу только я, — говорит строго. — Стоишь тут на стрёме и не двигаешься, пока не позову или не завизжу. Если всё-таки завизжу — тогда беги. Фыркаю, а он начинает спуск по старой деревянной лестнице. Пять минут нет, десять, начинаю психовать, заглядывая вниз, зову тоненьким испуганным голоском, но он не отзывается. Плюю на все предостережения и сажусь на край ямы, намереваясь спуститься. — Я тебе что сказал?! — рявкает откуда-то сбоку. Вздрагиваю всем телом и тут же поднимаюсь, опустив руки по швам и, заодно, взгляд, всем своим видом демонстрируя смирение и покорность. — Несносная девчонка! А если меня там ножичком почикали?! — Идиот, ты чего мелешь?! — тут же вскидываю голову, гневно сверкая глазами. — Испугалась за меня, да? — спрашивает ласково. — Ну… — мямлю неуверенно. — Гну! — опять орёт и закрывает люк с пинка. — Сказал — жди или беги, значит, жди или беги! — Да хватит уже… — бормочу со слезами на глазах. — О, вот не надо, — кривится в ответ, — у меня иммунитет. — Чудовище! — восклицаю возмущённо, враз перестав кривляться. — Пойдём в дом, — хмыкает, обнимая за плечи, — твои соски мне в душу заглядывают, — тянусь руками к груди, но он придерживает одну, приговаривая: — Не-не, не тронь… — Бррр! — рычу громко, проходя в дом. — Лето же на дворе, какого чёрта так холодно! — Природа на моей стороне, — смеётся тихо. — Дрова есть, сейчас камин растоплю. — Тут обогрев от электричества, нельзя просто щёлкнуть тумблером? — И упустить такую шикарную возможность показать тебе, что я могу добыть огонь, да ещё и погреться в тусклом свете рядом с тобой? Нашла идиота, — ответил доходчиво и с деловым видом пошёл в гостиную. — А пока мы тут развлекаемся, наш призрак может спокойно расхаживать по дому, — заметила невзначай, глядя, как он творит магию. — А мы будем развлекаться? — уточнил, бросив игривый взгляд через плечо. — Я окно открыл в столовой, если не будешь слишком громко кричать, мы его услышим. — А если он уже в доме? — уточняю загробным тоном. — Манюх, я, конечно, сейчас проверю, но, чтоб ты знала, твою хитрость я раскусил. — О чём ты? — спрашиваю удивлённо, медленно приближаясь. Он дёргается и я быстро опускаю зад на единственное кресло перед камином. — Вот именно об этом, — смеётся, качая головой. — Думай, что хочешь… — отмахиваюсь вяло. — Господи, как же хорошо… Ты даже не представляешь, на сколько оно удобное. Огонь в камине начинает разгораться, Миша распрямляется и говорит неторопливо и ненавязчиво, слабо помахивая кочергой: — Я уйду, а ты будешь сидеть тут совершенно одна, спиной ко входу, расслабленная и изнеженная. И за мерным потрескиванием дров не услышишь осторожные шаги. А когда увидишь того, кто крался со спины, скрываемый сумерками, будет слишком поздно: ты просто не сможешь вырваться из уютных объятий велюровой обивки. Наслаждайся. — Паршивец, — бурчу недовольно, но улыбаюсь, едва он отходит. Ни капельки не страшно. Он же рядом. 4.5 — Ахренела совсем? — слышу возмущённый шёпот над своей головой и улыбаюсь в ответ, не открывая глаз. — Страх потеряла, пока вниз пикировала? — Ты ж не визжал… — бормочу слабо. — Тут так уютно, я пригрелась… как там призрак? — Отсутствует, — отвечает едко и бросает мне на колени кипу бумаг, пристраиваясь рядом на полу. — Надо свет включить, глаза сломаем, — вздыхаю с неприкрытым огорчением. — Сто процентов, — отвечает недовольно, — но призрак может не захотеть шастать по дому, в котором не все спят. — Неужели в самом деле Елесеев? — бормочу задумчиво. — Такая многоходовка… не в его стиле. Он всегда шёл напролом. Есть куча других способов дискредитировать нас обоих, гораздо более быстрых и действенных. И без нелепых смертей. — Смерти в самом деле нелепые. Не удивлюсь даже, если действительно несчастные случаи. И одним сегодня могло быть больше. — Я даже испугаться толком не успела, — отвечаю тихо и перемещаю ноги, касаясь коленом его плеча. — Но… нашли же. Это хорошо и вообще… слушай, а забавно, что дверь открывается со стороны улицы, но заперта из дома. Казалось бы, наоборот — гораздо логичнее. — И старая она, — кивнул согласно. — Я присмотрелся утром и понял — подвал не ремонтировали, как и проход. Обновили только люк из столовой и лестницу с него. — А ещё, любопытно расположение выхода на улицу. На сколько я поняла, это тот участок, что изначально принадлежал Губарёвой. — Два соседствующих участка, один принадлежит молодой женщине, второй — на тот момент уже успешному архитектору, объединённые подземным ходом… Можешь считать меня слюнтяем, но я ставлю на любовь. — Ну, звучит романтично, — вынужденная была согласиться, — но что там по факту… Может, на участке Губарёвой тоже домишка стоял? Что мы вообще знаем о старухе? — Ровным счётом ничего, — Миша запрокидывает голову на кресло и слабо морщится. — А надо бы, раз уж этот лаз не даёт покоя не только нам. — Но стоит ли встречаться с её внуком? — вношу долю здравого сомнения. — Он вполне может быть причастен, если самолично не играет роль призрака. Когда ты начал заниматься домом, люк уже сравняли с полом, прикрыв огромным столом, чтобы никто не ходил по нему и не обнаружил чисто случайно, так что нет никакой гарантии, что последующие владельцы о нём знали. — Логично… — бормочет Миша. — Выходит, остаются лишь Губарёв, получивший состояние в наследство, после — Васнецовы, за ними — Лунев. И все они живы. — И никто из них тут не жил, так что, все под подозрением, — киваю с важным видом, чувствуя себя в шкуре бывшего мужа. — Лунев особенно, — поддакивает Воронов, не обращая внимания на мой выпендрёж. — Точнее, бригада, что делала ремонт. — Ну, мебель не они расставляли, должен был быть дизайнерский проект, иначе слишком сложная коллаборация... — Тогда Лунев единолично, при условии, что он не обращался в агенство, где и проект смастрячили и ремонт забацали одним махом. Мы замолчали, обдумывая свои голословные обвинения и таращась на огонь, я крутила сказанное и так и эдак, и в итоге вздохнула: — И всё бы хорошо…