Вот обязательно выделываться? Я и так тут еле дышу… — Оставим окно до дождя, — говорит, убирая лестницу и отряхивая колени. — А как птица туда вообще попала? — тяну задумчиво и он вновь опускает лестницу, бормоча: — Хороший вопрос… давай за мной, поработаешь осветителем. Воронов забирается на чердак, я просовываю лишь голову и громко хихикаю, глядя на то, как он ползёт на четвереньках. — Манюх, я чё т не понял… Хочешь сама поползать? Я не прочь. Я очень даже за! Как представлю, какие мне виды откроются, дыхание перехватывает. — Ползи-ползи, — хмыкаю, включая фонарик на телефоне. — Отлично получается. — Прозвучит странно, но поза для меня привычная… — бормочет себе под нос. Только намереваюсь прокомментировать, как он резко меняет тему: — Тут довольно ощутимая щель между полом и крышей. Похоже, на ремонте сэкономили. — Полы не вздулись? — Неа. — Значит, что-то закрывает дыру с улицы по время дождя… статуя? Сунь руку, пощупай. — Мне нравится твоё предложение только вне контекста, — замечает ворчливо и разворачивается, ползком перемещаясь обратно. — Ты так глупо выглядишь, — говорю с удовольствием, широко улыбаясь. — Прям как ты, ныряющая в багажник, — отвечает со смешком. — Ты применил грубую мужскую силу, это нечестно и вообще, низко, — говорю с достоинством, вскидывая подбородок, и тут же начинаю спускаться, потому как он приближается слишком быстро. Дожидается, когда я спущусь, виснет из люка на руках, а я говорю невзначай снизу: — Потолки почти три метра, не выпендривайся. Я прониклась ещё в прошлый раз. — Слава яйцам… — бормочет, пристраивая ноги на лестницу и начиная спускаться как нормальный человек, а не герой комиксов о супергероях, — кажется, я потянул сухожилие. — Придурок… — качаю головой с блуждающей улыбкой. «Но милый» — вздыхаю мысленно. «С чего бы?» — уточняет голос разума. «Пошёл ты…» — отвечаю ему певуче и, разумеется, про себя. — Пойдём бумажки ковырять? — спрашивает Миша с улыбкой, закрыв лаз на чердак. 4.3 — Охохонечки хохо! — издаёт победный клич Воронов и я тут же отрываюсь от чтения. — Что нашёл? — спрашиваю заинтриговано. — Майер — чувак, по проекту которого построили этот дом. Выдающийся архитектор, по словам психа. — Юницкий? — уточняю, хотя и так понятно. — Ага. Почитай его показания. — Андрей говорил, цитирую, «дифирамбы дому-убийце». — На счёт дифирамб согласен. Но он мне и самому нравится, если не брать в расчёт ремонт. Несовершенное совершенство… так, ладно, это лирика. Кстати, о лирике… — Мишаааа… — зову нараспев, — не отвлекайся. — Я пока и не сосредотачивался… — Воронов, твою налево! — говорю строго, бровки хмурю, а он пялится с умилением. — Да ну прекрати уже, это даже не смешно… — Ох, Манюха, знала бы ты что сейчас в моей голове происходит… так, ладно… давай с самого начала. Обратила внимание, что участок под домом Майера в два раза меньше? — Губарёва имела в собственности соседний участок, — киваю с серьёзной миной. — Имела… а не могла выразиться по-человечески? — бубнит себе под нос. — Так, ладно… имела, так имела, — я стоически выдерживаю непроницаемое выражение лица, а он продолжает: — Молодая женщина получает в наследство соседний участок и дом, в котором в последствии проживает, по крайней мере, в преклонном возрасте, раз уж тут скончалась. О чём нам это говорит? — О том, что на старости лет её потянуло к земле, — отвечаю едко. — У меня в голове нарисовалась другая картина… — Какая? — спрашиваю со смешком. — Любовь, — слабо пожимает плечами самый язвительный мужик из моего окружения, говоря абсолютно серьёзно. — Думаю, есть резон встретиться с Губарёвым. Я начинал с Лунева, ему продали Васнецовы, купившие у Губарёва, но среди бумаг остались его паспортные данные, телефон выяснить — не проблема. — И зачем нам это? — Марь Санна, а как же твоё стремление удовлетворить конечного заказчика? — округляет глаза, пялится на меня в «искреннем» недоумении. — Я сейчас удовлетворю себя и сделаю тебе какую-нибудь пакость, — отвечаю честно. — Услышал только начало и страшно проникся перспективой, — говорит быстро, подавшись чуть вперёд, ко мне, ближе. — Так, ладно… — бормочу, невольно копируя его. Беру чистый блокнот и пишу, озвучивая: — Разговор с Губарёвым о его бабке. — Погнали дальше, — с облегчением выдыхает Воронов. — Губарёв вступил в наследство и продал дом Васнецовым, те — Луневу, и всё через фирмочку, в которой ты работала. — И тут появился ты, — закатываю глаза, а Миша вздыхает: — И тут появился я. Его томные вздохи напрягают, я прищуриваюсь и спрашиваю осторожно: — Как ты во всё это влез? — Вопрос своевременный, но отвечать на него мне страсть как не хочется, — морщится Воронов. — Опустим? — Залупу тебе на воротник, — отвечаю резко, — рассказывай. Глаза его округляются на столько, что кажется, будто они вот-вот выпадут. Присовокупить к этому совершенно идиотскую улыбку и неловкое молчание, но, я уже сказала… — Просто расскажи, — морщусь, отводя взгляд. — Марь Санна, ты ли это? — спрашивает медленно. — На воротник? Я не ослышался? — Ты помнишь, что приехал на моей машине, да? — Такси сюда — не проблема, — отмахивается вяло, — но… мне не показалось, правда ведь? Просто скажи… — Да Господи Боже! — взрываюсь, потрясая бумагами в воздухе. — Ну, вырвалось! Обязательно акцентировать?! — Не злись, не порть кайф, — отвечает с мягкой улыбкой. — Рассказывай, Миш, или я поехала, — отвечаю спокойно. — Шантаж — последнее дело… — бурчит недовольно и тянет время, задумчиво глядя в окно. Лишь только получив невежливый тычок пальцем в бок начинает говорить с неохотой: — Короче, была у меня невеста. Дальше продолжать или догадалась? — Ща, погоди, кофеёк допью и посмотрю, что там на гуще, — кривлюсь в ответ. — Была и сплыла, — подытоживает хмуро. — Решила, что дряблая жопа и мешок бабок лучше, чем подтянутый, но голый, зад. — Да брось, пять лет назад ты уже был успешен, — говорю с укором. — Успешен и несметно богат — ахереть какая разница, Манюх.