Вот это вы зря сказали! А ведь было у меня такое желание разойтись краями. Не вышло… Револьвер даже не стал поднимать, так и выстрелил снизу, от сиденья, сначала в того с ножом, а потом сразу же в левого. Тут пришлось руку чуть приподнять. И чёртом вылетел из пролётки, длинным прыжком отскочил в сторону, в тень, присел к земле, отвёл в сторону глаза (ночью всякое движение почему-то лучше всего боковым зрением засекается). Снова захрапела лошадь, топнули по дороге подошвы, метнулась навстречу вспышке выстрела чёрная тень и осела набок… Успел заметить и опередить налётчика. Замер, прислушиваюсь. Вот только гад извозчик все карты спутал. Хлестнул вожжами кобылу и умчался прочь. И даже про деньги забыл. Я скользнул чуть в сторону, потому как на одном месте оставаться сейчас смерти подобно! Мало ли кто из налётчиков ещё в живых остался? Вполне могли по вспышке меня засечь. Только и спасительной тени от пролётки уже нет! И я пошёл, пошёл тихонечко к чёрным кляксам домов мелкими приставными шагами, прислушиваясь и заставляя себя смотреть вниз, в землю, а не шариться бесполезно взглядом по сторонам. И вроде бы как в стороне ещё топот на грани слуха послышался. И какое-то размытое движение показалось. Подельник убегает? Возможно. Налётчики или кто похуже? Какая, впрочем, разница! Вот и стена. Прислонился спиной, даже как-то легче на душе стало. А вокруг полная тишина, даже не хрипит никто на дороге. Неужели вот так, в полной темноте, наглухо положил всех? А если нет? Проверить? Допросить? Уже шагнул было вперёд, да остановился из опасения нарваться на какую-нибудь встречную неожиданность. Да ну их. И контроль по этой же причине не стал проводить, предпочёл тихо отступить в ночь, убраться отсюда. Через пару домов ещё раз остановился, прислушался… Ничего не слышу, тихо вокруг. Даже собаки во дворах не брешут. И ни одно окошко на улице не засветилось… О, наконец-то где-то вдалеке трель полицейского свистка раздалась. Ну-ну… Ишь, охрану они сняли… Вот пусть сами и разбираются… Выпрямился и торопливо заспешил прочь. Само собой, в сторону аэродрома. Мне же ещё в небо подняться нужно. Слово-то было сказано, а врать нехорошо! Поэтому придётся организовывать себе ночной вылет… Глава 10 Следующие полдня было посвящено довольно-таки неприятной рутине – разгребал неприятности. Да-да, те самые неприятности, которых сам же себе нечаянно и организовал. Как тот комсомолец, сначала создающий себе трудности, а потом героически их преодолевающий… А ведь ничто не предвещало… До аэродрома я этой ночью всё-таки добрался. И своим этаким, несколько неожиданным для охраны, появлением навёл среди личного состава ночных сторожей немалый переполох – взбаламутил размеренное до сего момента несение службы. Одно хорошо – мне, как замдиректора, никаких разрешений на внезапные, скажем так, проверки не требуется. Единственное, так это перед Игорем потом придётся оправдывать свои ночные эксперименты. Но это, как я уже сказал, будет потом. И да, можно так и назвать их. Эксперименты. Здесь город, от театра военных действий далеко, потому-то и ночью мало кто летает… Да на самом-то деле никто, кроме меня… Так что уведомил охрану о внеплановом полёте, распорядился поднять дежурного механика и прислать к самолёту. Ну да, побеспокою человека, так ведь он же на службе… Ну а пока его ожидаю, можно и самолёт осмотреть. И даже пару раз вокруг «Муромца» обошёл. Осмотрел. А ночной осмотр это, я вам скажу, не то, что дневной. Ночью самолёт очень уж огромным кажется. Понимаю, что это не так, но всё равно как-то не по себе. Поэтому присел на колесо, подумал, да и решил плюнуть на эту свою затею. Нет, не на вылет ночной, а на вылет именно на этом четырёхмоторном гиганте. Не то, что не справлюсь – справлюсь, никуда не денусь… Но вот как только представлю себе, что сейчас придётся подкатывать стремянку, носиться с ней вокруг самолёта, снимать чехлы и заглушки с этакой-то махины, потом осматривать и запускать этот аппарат… И вся решимость куда-то разом улетучивается. И взгляд сам собой перемещается в сторону новых опытных истребителей Сикорского. Может, лучше на одном из них слетать? А почему бы и нет? Тут как раз и дежурный механик подошёл. Выслушал распоряжение и ни одного лишнего вопроса спросонок не задал, сразу направился готовить одноместный аппарат к вылету. Ну а там всё просто. Осмотрели машину, проверили наличие технических жидкостей. Это я про наличие в должном количестве бензина и масла говорю. Залез в кабину, посидел некоторое время, руками-ногами пошевелил, пальцами по всем рычагам и переключателям пробежался, приборы осмотрел, запомнил. Нужно же хоть немного обвыкнуться? Ну и на парашюте штанами поёрзал, уселся поудобнее, сначала ремни подвесной системы под себя подогнал, а потом и привязные крепко затянул. Опять же пару интересующих меня практических вопросов механику задал. После чего запустились, мотор прогрели, как раз на рабочем месте и освоился. Отмашку дал на предмет колодки из-под колёс убрать. Ну и покатился потихонечку на взлётку. Рулю, с помощью единственной фары осматриваюсь по мере возможностей. Свет не сказать, чтобы и яркий, но мне хватает. Да и куда рулить – прекрасно знаю. Вырулил на полосу, сразу обороты двигателю и добавил – плавно перевёл рычаг управления оборотами вперёд до упора. Ночь, воздух прохладный, плотный, винт тянет словно зверь, да и мощности хватает – поэтому оторвались от земли почти сразу же. Ну, всего-то несколько раз на небольших неровностях грунта подпрыгнули, причём в крайний раз даже почти взлетели. Зависли в воздухе, но, тем не менее, скорости всё-таки немного не хватило, и самолёт плавненько так коснулся земли колёсами. Мелкая вибрация от дутиков на корпус перескочила, заставила на секунду противно заныть зубы… И сразу же пропала – вытянул мотор, разогнались и окончательно оторвались от земли, повисли в воздухе. Земля моментом вниз ухнула и пропала. Темнотища в кабине. Хорошо хоть какая-то небольшая подсветка приборной панели имеется, иначе было бы совсем тяжко. Ну и впереди кое-какие огни городские виднеются, помогают определиться в пространстве. Всё, фару можно выключать, всё равно от неё больше никакого толку не будет. Если только на посадке. А сейчас всё внимание приборам. Ночь сегодня на удивление безлунная. Нет, луна-то на самом деле где-то там наверху имеется, только не видно её за облаками. Короче, повисла над городом непроглядная осенняя темень, в самом буквальном смысле. Но чем ближе к центру города, тем больше внизу впереди электрического света, тем светлее. А над столицей-то я так ни разу ночью и не летал просто так! Заваливаю аппарат в правый крен, иду как раз по направлению на Путиловский завод, а через него на Адмиралтейство. Пусть ночь над городом, но внизу очень красиво! Только почему-то становится темнее и темнее на улицах. Полное впечатление, что свет поквартально отключают. Гаснут фонари на улицах, в домах кое-где ещё тускло светятся окна, но уже почти ничего и не видно. Ещё успеваю увидеть сверху и узнать Обводный канал, а дальше на город опускается сплошная темень, и в эту темень, словно в омут, ныряют и мгновенно пропадают дома и улицы. Слева ещё вижу чёрную ленту Большой Невы и Васильевский, но и то недолго. И там быстро становится темно. А вот дальше на запад (ох уж этот запад) немного светлее. Туда и полечу. Да и сообразил, что не дело через центр города ночью летать, будить мирных обывателей. И не только обывателей, как бы наутро к градоначальнику нас с Игорем за мои ночные полёты не вызвали. А ведь запросто могут привлечь за нарушение тишины и ночного покоя в общественном месте… Опять же, как-то очень уж подозрительно быстро свет в городе отключили… Ни огонька, видимость ноль, ощущение полёта напрочь отсутствует. Если бы не приборы и не их подрагивающие стрелочки… Ах да – ещё и рёв мотора с сопутствующей ему вибрацией, то ни за что бы не поверил, что я лечу. И где-то надо мной висит толстая перина облаков. Настолько плотная и толстая, что через неё даже луны не видно. А уж про сверкающие где-то там в вышине звёзды я и вообще молчу. Да уж, это далеко не «Муромец»… На том в подобных условиях куда как проще – можно и на крепкий пол под ногами посмотреть, и в просторной кабине осмотреться, сбросить наваждение вот этого неопределённого зависания в пустоте. Ничего, сейчас выскочим из непроницаемой тьмы, над морем пойдём. А над ним чисто, облаков нет. Это я уже отсюда вижу. Верите ли, но на сердце легче стало. В первый момент. Во второй трезвая мысль в голову пришла: а ведь мне ещё возвращаться придётся… Куда только? Радиомаяков и приводных радиостанций нет, пеленгаторы тоже как класс отсутствуют. Связь? Ну какая, к чертям, связь… Остаётся лишь уповать на исключительную добросовестность и исполнительность дежурного механика, что не завалится спать после моего вылета, а выполнит мои предполётные указания и включит посадочные прожекторы через час… Выкрутился, называется! Придумал для себя перед Остроумовым ловкую (как казалось) отмазку со срочным ночным вылетом! Теперь разгребай двумя руками! Ну, наконец-то! Вырвался из-под душной пелены облаков на чистый простор! Вокруг звёзды засверкали. И именно что вокруг. Опять же настолько ярко сверкают после сплошной черноты, что я даже засмотрелся. Красотища-то какая! От переполняющего душу восторга крутанул бочку, выровнял и удивился. Настолько легко до неожиданности эту фигуру сделал. Ещё! Обороты до упора вперёд, секундная пауза на разгон, и сразу же вверх по крутой траектории полупетли, с последующим переворотом в нормальный полёт. Ремни врезаются в плечи. Прибираю чутка обороты. Горизонт! Отличная машина у Игоря получилась! И мотор работает ровно, рычит свою победную песню! Малый газ, ручку максимально влево, педалью влево-вправо, авиагоризонт переворачивается на сто восемьдесят, и я плавно тяну ручку на себя, слежу за перегрузкой по самочувствию. Ну и машину слушаю, по-другому никак! Чтобы не дай бог не закряхтела. И обязательный контроль скорости и высоты! Плавненько толкаю вперёд РУД на выходе и перехожу в горизонтальный полёт. Шестьсот метров, отлично. Но можно и повыше забраться. Машина – зверь! И мотор не подводит, устойчиво работает на всех режимах полёта, и в перевёрнутом положении тоже не подводит. Достаточно – есть тысяча метров, и этого хватит. Место? Отвлёкся от авиагоризонта, головой по сторонам закрутил – то вверх её задираю, то вниз опускаю. Вниз? А куда это вниз? И где здесь низ, а где верх? Потерялся в пространстве. Ночные полёты, особенно с такой вот круговертью, над спящим спокойным морем именно этим и опасны – потерей пространственной ориентировки. Звёзды и луна отражаются в тихой воде, словно в зеркале, и становится непонятно, где низ, а где верх. Одно спасение – приборы! Какая тут к чёрту красота? Упираюсь взглядом в авиа горизонт, компас, считываю показания высоты и скорости, потихонечку возвращаюсь в реальность. Обманчивая иллюзия не желает отпускать просто так, ещё кружит голову, заставляет скашивать глаза за борт кабины. Там же такая красотища! Приходится заставлять себя смотреть только на приборы! Взбаламученный пируэтами пилотажа гироскоп в голове начинает приходить в себя. В довершение всего высовываюсь чуть в сторону, за защитный козырёк. И набегающий воздушный поток тут же обрадованно и колюче бьёт в лицо, норовит сорвать шлем, врывается под плотно застёгнутый воротник, вздувает пузырём куртку. Что сразу же помогает прийти в чувство – холодно же! Не май месяц! Но на душе легко и ясно – и я смеюсь навстречу ветру, захлёбываюсь бьющим в лицо воздухом, прячусь за козырёк и разворачиваюсь по компасу в сторону дома. Желание покрутить какие-либо фигуры пилотажа напрочь исчезло – в этом смешанном нереальном пространстве можно и потеряться. А жить хочется… И плотную черноту города впереди воспринял как спасение от безграничного звёздного пространства вокруг меня. Всё-таки летать в подобных условиях, ночью, и на такой маленькой машине… Это совершенно другие ощущения полёта – здесь всё рядом, вплотную. Стоит только немножко отпустить воображение, и пропадает хрупкая фанерно-тканевая оболочка-скорлупка вокруг тебя. Раскинь руки в стороны и полетишь! Сам! Бр-р… Скорее туда, под облака, в спасительную черноту… К приборам! Да и вообще пора на землю. Я уже соскучился по грязным окраинным улицам, по лошадиному навозу, по… Да даже по давешним ночным разбойникам! Механик не забыл мои наставления, не завалился спать, а всё сделал правильно. Вертикальный луч прожектора увидел издалека, на него и взял курс. Вышел на точку, прошёл чуть в стороне, чтобы не ослепило – надеюсь, в ночной тишине рокот мотора хорошо слышно? И приступил к снижению по пологой спирали. А там и световой луч упал вниз, осветил посадочную полосу. Ну и я на всякий случай щёлкнул переключателем самолётной фары. Хоть и слабенькое на этом аппарате посадочное освещение, но и оно не помешает… Сел, зарулил, выключил мотор. Тишина полная. Погас посадочный прожектор, замолкло размеренное тарахтение автомобильного мотора. И тут темень. Но глаза к ней уже почти привыкли. Спустился на землю, прислушался. Идёт кто-то. – Как сели, ваше высокоблагородие? Свет-то у нас отключили, пришлось динамо-машину запускать. – Нормально сел. И самолёт в полном ажуре. Молодец! А света по всему городу нет, – подошедшего механика поблагодарил за вылет и отправил отдыхать. Неисправностей нет, заправить самолёт можно и утром, пусть поспит. И я никуда с аэродрома не поеду, хватит мне на сегодня впечатлений. Да и нет у меня больше никакого желания шляться в одиночку по темноте городских улиц – лучше скоротаю-ка я оставшееся до рассвета время здесь же, в здании заводоуправления, в собственном кабинете. Диван у меня, само собой, там имеется. Конечно, этому агрегату далеко до наших будущих комфортных и мягких сооружений, но на безрыбье и такой сойдёт. Так и сделал. Закрыл плотно дверь, задёрнул шторы. Китель на спинку стула аккуратно пристроил, сверху повесил портупею с кобурой. Курткой накроюсь, а под голову… Под голову командирскую сумку пристрою. Или вот стопку папок из шкафа выну. Жёстко, но говорю же, сойдёт… Уже в который раз убеждаюсь, что утро добрым не бывает! Вот и в этот раз мой сладкий сон прервала заполошная трель телефонного аппарата. А ведь только-только заснул. На часы глянул, не поверил и головой помотал. И полчаса не прошло, как прилёг. Поднялся, кое-как распрямился, доковылял до стола, поднял трубку. – Алё? Мурма́нск на проводе. Игорь, у меня всё в порядке, – спросонья голова соображает плохо, да ещё спал совсем немного, вот и ляпнул сдуру первое, что на ум пришло. Что вынырнуло откуда-то из совсем уж позабытых глубин памяти… – Какой Мурма́нск? Вы там что, пьяные все! Это кто у аппарата? Представьтесь немедленно! – командный рык незнакомого голоса на том конце провода вынудил вытянуться и быстренько выбросить из головы всё лишнее. Вот же влип. А я-то по простоте своей думал, что это Игорю, обеспокоенному моим ночным отсутствием, переживания за мою грешную душу покоя не дают. Ну а кто ещё ночью, кроме него, сюда звонить будет? Вот и ляпнул, в надежде сразу отвести от себя возможные упрёки и перевести предстоящий разговор с объяснениями на шутливый лад. Ошибся. Бывает. Однако нужно выкручиваться, пока начальство в трубке кондратий от гнева не прихватил. Только рот раскрыл… И тут же его захлопнул. Пока не требуется представляться, нужно дать начальству гнев выплеснуть. Слушаю и удивляюсь. Это же нужно уметь так грамотно и интересно выражаться? Я вот стою, в себя от сна прихожу, даже трубку чуть на отлёте держу, почти на вытянутой в сторону руке, а чётко всё слышу, что мне там втолковать пытаются. И грамотно так толкуют, вычурно, ни одного нецензурного слова, а уши от стыда в трубочку скручиваются… О, выдохся мой незнакомый собеседник, не иначе, потому как громкость убавилась, на нормальную перешёл. Теперь можно трубку и к уху поднести. И представиться, как просили. Надеюсь, моё звание и фамилия заставят прикусить язык звонившего. – Грачёв? Полковник, вы в курсе того, что у вас на территории происходит? Нет? Тогда немедленно явитесь на проходную, пока её штурмовать не начали! Да что произошло-то? Не успеваю положить трубку, как через тонкую дверь отчётливо слышу топот многочисленных ног по лестнице. Прорвались, душегубы! По мою душу спешат-торопятся. Кто? А те, кто только что штурмовали проходную! Продолжение вчерашнего нападения? Или нет? Но ведь добрые люди силой врываться на охраняемую территорию не будут? Нет! Рывок к стулу с развешанным на нём кителем и сбруей (падает на пол отброшенная в сторону трубка телефона), куда-то к окну летят опустевшие ножны, тускло сверкает холодная сталь клинка в левой руке, а правая уже крепко сжимает рукоятку револьвера. Несколько быстрых стелющихся шагов вперёд… С грохотом распахивается входная дверь, а я уже сбоку от этой двери. Пляшет в коридоре тусклый свет керосинок, замедляется время, и в этом неровном свете медленно-медленно вплывает в кабинет чужая рука с револьвером. Со всей силы бью по чужому запястью рукояткой кортика, с грохотом летит на пол наган. Что-то цепляет взгляд, и я чудом успеваю притормозить рванувшуюся вверх в обратном смертельном движении свою руку… Первый из ворвавшихся замирает на пороге, тянется вверх на цыпочках, задирает подбородок в тщетной попытке отстраниться от острого стального жала. Дуло моего оружия над плечом первого заставляет остановиться остальных, оцепенеть, и в наступившей тишине звонко и кровожадно щёлкает взводимый мною курок. Медленно ходит из стороны в сторону тонкий ствол, ищет лакомую цель, весело пляшут по потолку и стенам коридора нечёткие размытые тени. Кто-то громко сглатывает. Появляются с лестницы ещё лампы, кто-то там из вновь прибывших подкручивает больше фитиль, чуть ярче вспыхивает свет, бьёт прямо в глаза, заставляя чертыхнуться и слегка зажмуриться. Вздрагивает левая рука с кортиком и чуть слышно шипит первый из ворвавшихся, ещё сильнее тянется подбородком вверх, танцует на цыпочках. А с лестничной площадки напирает очередное пушечное мясо для голодной стали кортика и жгучего свинца… – Сопротивление властям… – через икание кое-как выговаривает кто-то за спинами замершей толпы. А ведь действительно, что-то тут не то, странные они все какие-то… Только сейчас замечаю отблеск света на серебряном с вензелем погоне, где так удобно пристроился мой револьвер. И понимаю, что так зацепило взгляд в первый момент – тянущийся тоненький кожаный шнурок к улетевшему на пол чужому револьверу. А такой шнурок может быть только у служивых. Отступаю на полшага назад, продолжаю держать всех на прицеле, а вот кортик от чужой шеи убираю. Боковым зрением вижу на ней алую струйку крови – немного перестарался. Но мне простительно! – Сергей Викторович? Господа, уберите оружие! Полковник, вас это тоже касается! Слышу такой знакомый голос и отступаю ещё на шаг. – Ваше высокопревосходительство? – опускаю револьвер, и это такое простое движение приводит к волшебным результатам. Все как-то вдруг разом шумно выдохнули… Или, наоборот, вдохнули, загомонили, кабинет мгновенно наполнился людьми в форме. Ко мне протискивается Джунковский, оттесняет к дивану и просто-напросто вынуждает плюхнуться на него. – Дайте-ка, – и, пока я растерянно взираю на это столпотворение, забирает мой револьвер. Предпочитаю не сопротивляться и отдать оружие миром. Всё равно против такой толпы мне не сдюжить. Слишком быстро меняются декорации. Да, нарываться лишний раз не стоит. Хотя куда уж больше… Те же руки забирают кортик, кто-то услужливо протягивает генералу мои же собственные ножны и явно не мой чистый носовой платок. Зачем платок? А-а, понятно, вытереть кровь с лезвия. Иначе в ножнах клинок разом заржавеет… А меня берут с боков в плотное окружение. Подсаживаются на диван. Смотрю снизу на мельтешение в комнате – полицейские мундиры наполовину перемешаны с жандармскими, даже армейские зелёные мелькают. – Позвольте, – незнакомый подполковник поднимает улетевшую под стол трубку телефона, прикладывает к уху, прислушивается и морщится. Слишком уж шумно в кабинете. Аккуратно кладёт её на рычаги и переводит взгляд на генерала. Пожимает плечами. Да понятно, что там ничего, говоривший успел дать отбой. Ему же Джунковский и отдаёт моё оружие. Делает какой-то незаметный мне жест, и в кабинете наконец-то устанавливается тишина. Все замирают. И вновь поворачивается ко мне: – Господин полковник, потрудитесь объяснить, что вы здесь делаете? – Сплю. То есть спал. Пока меня не разбудили. – Кто ещё, кроме вас, конечно же, может находиться ночью на аэродроме? – Охрана, дежурный механик в ангаре… Всё. Тут же из кабинета тихонько испаряются несколько человек. Могут же не шуметь, когда начальство обязывает? Наверное, пошли искать механика. А я пользуюсь короткой паузой и задаю закономерный вопрос: – Господа, а что случилось? Чем обязан столь позднему визиту? В кабинете народу поубавилось, поэтому можно нормально оглядеться. Что я и сделал. Непонятно настолько разномастное сборище. Остановил взгляд на подраненном мной офицере. Расселся, гадёныш, на моём стуле – подбородок и воротник в крови, вдобавок явно перебитую руку бережно на столе придерживает. Закапает же мне тут всё кровищей… – Все вопросы потом. А пока вам придётся проехать с нами… Упираться и отказываться не стал, подхватил китель, накинул на плечи, протянул руку к портупее… И убрал – мою сбрую тут же кто-то из незваных гостей перехватил, опередил меня. Ладно. Зато куртку взял беспрепятственно. Ну и вышел из кабинета следом за генералом. На лестнице разминулись с доктором – ну а кто ещё это может быть? С характерной чеховской бородкой, очочки круглые такие, саквояж пухлый кожаный. Ну и шляпа, само собой. Да весь вид поднимающегося навстречу человека кричит о том, что это именно врач. Тем более, это единственный встреченный мной штатский среди разномастных мундиров. Торопится куда-то… Сопроводили меня до автомобиля и сразу же увезли. Нашей охраны нигде не видел, даже на проходной уже стояли другие люди. Ничего не понимаю… И между ангарами очень уж много постороннего народа бегает… Допрашивали, а, точнее, расспрашивали вежливо. Первым делом предложили рассказать, что я делал ночью на заводе. Ну я и рассказал. Кстати, допрашивал тот самый первый ворвавшийся в мой кабинет. Тот, у которого я револьвер из руки выбил и шкурку на шее кортиком попортил. Отыграться решил? Допрашивать принялся? Ну какой из тебя может быть допросчик с перебинтованной шеей и рукой? Никакой. И кроме сочувствия ты никаких эмоций вызвать не можешь. Так что стоит отнестись к офицеру с пониманием и ответить по возможности честно на его вопросы… Мой, назовём его так, собеседник даже несколько растерялся после моего сжатого рассказа. Попросил изложить ещё раз, но уже с подробностями. Особенно заинтересовался прожекторами. Выслушал, помолчал красноречиво, поднялся и так же молча вышел из кабинета. Даже бумаги свои на столе оставил. Правда, в допросную комнату тут же другой жандарм вошёл, званием поменьше. А ещё через пятнадцать минут я стоял по стойке смирно в кабинете Джунковского и смиренно же выслушивал всё то, что обо мне и моих умственных способностях думает лично Владимир Фёдорович. Было ли обидно? Ну, если только на собственную глупость. Или недогадливость. Так что стоял и слушал. Правда, в самом начале этой выволочки попытался несколько раз возмутиться. Вины-то я никакой за собой не чую. А мне её прямо-таки навязывают. Ну и кто с этим смирится? Никто. Вот и я не смирился. Но замолчать пришлось, очень уж генерал рассердился на мои возражения. Но и стрелочника из себя сделать не позволил. – Нет такого запрета ночью летать! А если у нас на заводе ночные испытания? Что? Предупреждать нужно было? Кого? Покажите мне приказ, где об этом сказано? Нет такого приказа? Так что же вы тогда на меня все шишки валите? Пообщайтесь с тем идиотом, кто в ситуации не разобрался и начал дурацкие приказы подчинённым отдавать! – Сергей Викторович, я бы попросил вас выбирать выражения, – отмахнулся от всех моих слов Джунковский. Вот так прямо взял и отмахнулся. Словно всё это он и без меня прекрасно знал и понимал. Но… Служба обязывает! Да и я на самом-то деле тоже всё прекрасно понимаю. Но и не высказаться в свою защиту не могу! Промолчу сейчас, промолчу потом и поеду за чужое головотяпство куда-нибудь в Тобольск, Нерчинск или ещё дальше. На Сахалин, например… Невозможно? У нас ещё и не то возможно…