Это генерал так намекает о моём опоздании? И да, своей завершающей фразой отрезал мне все пути к отступлению. Теперь не развернёшься и не уйдёшь… – Прошу прощения, Сергей Васильевич, за вынужденное опоздание. Дела задержали… – Это вам не передо мной, а перед хозяйкой дома нужно оправдываться. Ужин придётся ещё раз разогревать… – цепкий взгляд генерала отметил и мой слегка потрёпанный вид, и потерявшие утренний лоск китель с брюками, и мои явные сомнения. Отметил и постарался меня приободрить. – Знакомая картина! У меня после длительных поездок в автомобиле точно такой же вид. И ничего с этим не сделаешь, приходится терпеть. Проходите, прошу вас. И не тушуйтесь, тут все свои… Да если бы только свои… Из своих лишь Сергей Васильевич и всё. С его супругой и Елизаветой Сергеевной у меня шапочное знакомство, а вот к присутствию в этом доме совершенно посторонних для меня людей я оказался не готов. Но это для меня они посторонние, а для остальных, как только что обмолвился хозяин дома, «все свои»… Вот такие мысли промелькнули в моей голове, пока я прикладывался губами к холёной бархатной руке госпожи Остроумовой, раскланивался и расшаркивался с окружающими хозяйку гостями после моего представления им самим хозяином. На закономерный укор за опоздание отговорился ничего не значащей фразой, прикрылся служебными делами, не терпящими отлагательства. Последнее прокатило без сомнений. Полагаю, с подобными задержками и опозданиями в этом семействе знакомы не понаслышке. Служба… А вот туда, где вокруг рояля столпилась небольшая (три девушки и четыре молодых человека) группка молодёжи, я не пошёл. И очень корил себя за столь поспешно принятое решение всё-таки явиться на этот ужин. Да ещё прямо с дороги. М-да, не ожидал увидеть столько гостей в этом доме. При моём появлении эта группка прервала свой явно задорный спор, дружненько развернулась и посмотрела в мою сторону, и так же дружненько отвернулась, продолжила свой весёлый трёп. Так понял, разговор о музыке идёт, кого-то из них сыграть просят. Похоже, уговорили, потому как все разом резко замолчали – одна из девушек к роялю села и тихонько музицировать принялась. И хорошо так, душевно заиграла. И явно знакомое что-то. Только вот узнать мелодию никак не могу, ну не знаток я ни разу, и даже не любитель. Вот если бы это был рёв авиационных моторов… В нём бы я сразу разобрался, отличил бы на раз звук одного типа от другого. М-да… Нет у меня никакого желания к ним присоединяться. О чём мне с этими молодыми людьми говорить? Да и они явно не желают принимать меня в свой тесный круг. Вон какой сплочённой стеной встали вокруг рояля. И здесь, среди окружающих хозяйку родителей этих молодых людей, мне тоже не место. Вот же вляпался! И ведь знаю, что все эти приёмы, балы, ужины, церемонии, этикеты явно не для меня! Так ведь нет, всё равно припёрся! А теперь нужно каким-то образом выкручиваться. Но насчёт выкручиваться я мастер! Поэтому сразу же обратился к Сергею Васильевичу с вполне закономерным вопросом о предстоящем нам разговоре. – Куда вы так торопитесь, Сергей Викторович? Понимаю, вам с нами стариками точить лясы совершенно не интересно. Позвольте, я вас представлю нашей молодёжи? А я смотрел на улыбающуюся Лизу, видел, с каким интересом и удовольствием она прислушивается к негромкой плавной мелодии, вспоминал, как точно так же перед этим с интересом и удовольствием выслушивала наверняка какой-то смешной рассказ стоящего сейчас спиной ко мне молодого человека, видел, как вспыхивают искорки в лучащихся смехом серых глазах, как предательски горят румянцем нежные девичьи щёки, и не понимал, какого чёрта я вообще сюда заявился! И что меня сюда так потянуло? – Лучше попозже, Сергей Васильевич. А сейчас можно вас на два слова? – и я кивнул хозяину на прихожую. – Может быть, лучше тогда пройти в кабинет? – предложил Остроумов, увидел мой согласный жест и наклонился к сидящей на диване супруге. – Душа моя, прости нас, но… Дела прежде всего. У Сергея Викторовича ко мне срочный разговор. – А как же ужин? Маша уже всё приготовила в столовой… – Постараюсь управиться побыстрей. Ну ты же понимаешь… – и Остроумов нежно прикоснулся губами к руке супруги. – Ах, Серж, всё я понимаю. Поэтому за стол мы все сядем без вас! – И опоздавшему останутся кости! – отшутился и оставил тем самым за собой последнее слово Сергей Васильевич. – Пойдёмте, господин полковник, пока нам с вами опять не помешали. И я шагнул вслед за генералом, потому и не смог увидеть, как отвернулась от собеседника Лиза, как перестала смеяться каким-то его шуткам, как настороженно посмотрела мне в спину. И тем более не увидел, как вслед за девушкой мне в спину посмотрели стоящие рядом с ней молодые люди. А если бы я был более внимательным, то вполне мог бы узнать в них тех самых своих кратковременных попутчиков по морскому путешествию в Константинополь. Остроумов плотно притворил за нами дверь, приглашающим жестом руки показал на стоящее возле массивного рабочего стола кресло и сам уселся в точно такое же напротив. Переложил какой-то листок бумаги, дотронулся пальцами до остро заточенных карандашей в пенале, выпрямил спину и вопросительно взглянул на меня: – Ну-с, так какие два слова вы хотели мне сказать? – Сергей Васильевич, прошу меня понять – у меня совершенно нет свободного времени, я к вам прямо с дороги заехал и буквально на минутку. Вот потому-то и заявился в этаком неподобающем виде… Знал бы, что здесь столько гостей будет присутствовать, так точно бы не приехал. О чём вы намеревались со мной поговорить? – Можете не извиняться, я вас прекрасно понимаю, как уже давеча упоминал. Но и вы меня простите, Сергей Викторович. Предстоящий разговор был лишь предлогом. Каюсь, сегодняшняя утренняя наша с вами встреча получилась очень уж неожиданной, вот и выдумал я этакий предлог. Потому как иной причины заманить вас к нам в гости в тот момент не нашёл… А я-то чёрт знает что себе надумал! Летел сюда, торопился, даже не переоделся с дороги… И предстал перед гостями в таком неподобающем виде… Эх, ваше высокопревосходительство… Постой, что-то слабо верится в это объяснение. Чтобы умудрённый жизнью и службой генерал растерялся от какой-то неожиданной встречи? Да быть такого не может… Нет, тут явно что-то другое… Только что? Скажет или нет. Похоже, что нет. Ладно. Зато теперь есть возможность безболезненно выкрутиться из этой неприятной ситуации. – Квиты, Сергей Васильевич! А теперь разрешите откланяться! – и я поднялся на ноги. – Как откланяться? Никуда я вас не отпущу! – на секунду растерялся хозяин кабинета и дома. Встал из-за стола, протянул руку, громко пару раз звякнул колокольчиком. И заглянувшей на вызов горничной тут же распорядился: – Пригласи сюда Наталью Дмитриевну! И как-то всё это настолько быстро произошло, что я успел только головой туда-сюда покрутить. – Наташа! Наталья Дмитриевна! – Остроумов улыбнулся вошедшей в кабинет супруге. – Ты только глянь на этого молодого человека. Он уже собирается уходить! – Сергей Викторович, что случилось? Вам у нас настолько не понравилось? – Ну что вы, Наталья Дмитриевна! У вас прекрасный дом, но… Прошу простить, но я заскочил к вам буквально на минуту. Не мог данное Сергею Васильевичу обещание нарушить. А теперь разрешите откланяться, дела, дела… – и добавил, приглушив чуть-чуть голос, чтобы создать некий ореол таинственности и отсечь всяческие новые вопросы: – На аэродроме ждут. Срочный ночной вылет… Щёлкнул каблуками, склонил в прощальном поклоне голову и быстрым шагом вышел в прихожую. Пока хозяева пребывают в растерянном состоянии. Правда, в этом я несколько сомневаюсь, очень уж хитро на меня генерал смотрел во время моей короткой речи. Всё он наверняка понял… На моё счастье, в прихожей никого не было, горничная тоже отсутствовала, а моя фуражка так и лежала на том самом месте, куда её с самого начала определили. Поэтому никаких причин для задержки не возникло, и я поспешно, словно провинившийся чем-то мальчишка, выскочил за дверь. Закрыл её за собой, в несколько прыжков сбежал вниз по лестнице и только тогда выдохнул. Уф-ф, всё боялся, что сейчас дверь наверху откроется и мне в очередной раз придётся всякую ерунду придумывать. Не открылась. Это хорошо! И как-то очень грустно… Вот только теперь ни о каком отдыхе и речи быть не может! Придётся действительно ехать на аэродром! Чтобы хотя бы перед собой как-то оправдаться за это вынужденное враньё… Пошёл вдоль домов, оглянулся на ярко освещённые окна за спиной – на мгновение сожаление о сделанном накатило. Прочь! И я закрутил головой по сторонам, высматривая свободного извозчика… * * * – Папа, что случилось? Почему Сергей Викторович ушёл? – постучалась и вошла в отцовский кабинет Лиза. – Просил перед всеми извиниться, сослался на ночной вылет и уехал, – пожал плечами отец. – Да что же это такое! – сжала кулачки девушка. – Разве так можно поступать? – Лиза, успокойся! – остудил порыв дочери отец. – Не думал, что придётся тебе объяснять настолько простые вещи. Или вы все так обрадовались перемирию с Германией, что совсем забыли о Турции с Австро-Венгрией? Война ещё не окончена… Сергей Викторович офицер, и он всё время находится на службе. И ещё одно, не менее важное уточнение. Ты должна понять, что это очень, очень непростой человек и некоторых вещей, вполне привычных твоему кругу общения, он может просто не принять. Не относись к нему так, как ты привыкла относиться к своим друзьям, к своему окружению. – Но… – дочь перевела вопросительный взгляд на мать. – Мама? – Да, дочь. Отец прав. Пусть ты и считаешь себя очень взрослой, но подобным вещам в вашем институте не учат. Хотя думаю, тут тоже не всё так однозначно, имеются на этот счёт у меня кое-какие догадки. Но об этом мы с тобой лучше после приёма наедине (Надежда Дмитриевна ласково улыбнулась мужу) поговорим. Хорошо? А сейчас пойдём к нашим гостям… * * * Цокают в темноте подковы, тихо и вкусно поскрипывает на мощёной мостовой пролётка… Под эти размеренные звуки очень хорошо думается. Недавние события в квартире Остроумова предпочёл задвинуть в самый дальний уголок сознания. Позже к ним вернусь, попробую разобраться, что это меня так там зацепило. Неужели… Стоп, достаточно. Решил же, что позже со всем этим разберусь. А пока стоит ещё раз вернуться мыслями к сегодняшнему визиту в Царское Село. И я принялся подробно вспоминать все оттенки и детали разговора с Марией Фёдоровной в присутствии Джунковского… – Как по-вашему, сам ли господин Ульянов настоял на решении убыть во Францию? Не обратили внимание, может быть, Батюшин этому его решению каким-либо образом поспособствовал? – Однозначно, сам. Николай Степанович был против подобного решения! – Хорошо, – Мария Фёдоровна взяла со столика чашку, аккуратно сделала малюсенький глоточек чая и поморщилась. – Остыл… Позвонила, приказала явившейся прислуге убрать остывший и приготовить свежий напиток. Нам не предложила, потому как мы с Владимиром Фёдоровичем с самого начала разговора отказались от этого удовольствия. Подождала, пока мы вновь останемся одни, и продолжила: – Дело в том, что в Париже сейчас находится Троцкий… Вы мне о нём рассказывали… И буквально на днях, как меня уверяет Владимир Фёдорович, в швейцарской деревушке Циммервальд должна была состояться международная конференция левых социалистов. Вряд ли оба этих… Господина… – Мария Фёдоровна поморщилась, – проигнорировали бы подобное мероприятие. Потому и вызывает вопросы столь поспешный отъезд Владимира Ильича в Париж… Что вы об этом думаете? А то я помню! Да я даже не слышал никогда об этой конференции! Не тому я после школы учился… Но говорить что-то подобное не стал, не враг же я сам себе. А вопрос задан, придётся что-то отвечать. А что? И я перевёл взгляд на Джунковского. Выручай! – Полагаю, из Парижа ему будет легче добраться до Швейцарии, чем из той же Германии. И значительно быстрее. Так что с этой позиции действия господина Ульянова выглядят вполне логичными, – прервал подзатянувшуюся паузу Владимир Фёдорович, пришёл мне на помощь. – Если, конечно, после известных событий в самой Германии эта конференция для господ социалистов всё ещё актуальна. – Полагаете? – Мария Фёдоровна, всё это время не сводившая с меня глаз, наконец-то нашла себе новый объект пристального внимания. – Или уверены? – Полной уверенности вам никто не даст, ваше императорское величество, – почтительно склонил голову Джунковский… И уже под самый конец разговора вдовствующая императрица тяжело вздохнула: – Германия, Франция… Кто на очереди? Мы или англичане? А, Сергей Викторович? – Кто кого переиграет, ваше импера… – Оставьте эти церемонии. Говорите, как думаете. Или знаете? – Уже не знаю, Мария Фёдоровна, уже не знаю, – с сожалением развёл руки в стороны. – А хотелось бы знать. Но лучше бы англичане… – Англичане… Королева Виктория в своё время всё никак не могла Александру Второму своей отставки простить, оттого Россию и недолюбливала. Опять же Крымскую войну можно вспомнить… Нет, лучше бы не мы… На подъезде к Петрограду Владимир Фёдорович, молчавший всю дорогу и о чём-то напряжённо раздумывающий, вдруг встрепенулся и сказал, словно продолжил наш с ним утренний разговор: – Да, Сергей Викторович, охрану вашу мы отозвали, так что вы и не могли их сегодня видеть. Полагаю, отныне в ней особой необходимости нет. Ох уж мне это генеральское «полагаю». Так и хочется ответить недавно услышанными словами императрицы. Только где я и где Мария Фёдоровна… Поэтому только и кивнул головой, тем самым давая понять, что информацию принял. Теперь только на себя остаётся надеяться… Пролётка подпрыгнула на подвернувшемся под колесо камне, чертыхнулся вполголоса привычно и беззлобно на городские власти извозчик, а я вынырнул из своих воспоминаний и быстро осмотрелся. Центральная часть города осталась позади, начались рабочие окраины. Здесь гораздо темнее, фонарей на улице значительно меньше. Ещё минут десять и как раз к караульной сторожке аэродрома подъедем. На всякий случай достал из кобуры и переложил на сиденье револьвер – так мне спокойнее будет. И очень вовремя это сделал, как будто кто-то свыше мне подсказал. Краем глаза увидел метнувшиеся сбоку тени, сжал рукоятку револьвера. Захрапела остановленная лошадь, качнулась пролётка, что-то визгливое запричитал извозчик. – Приехали, вашбродь! Вылезай! – раздался справа хриплый голос налётчика. И заиграла-заплясала рыбкой в лунном свете блестящая полоска острого металла. – Да смотри, в штаны не наделай! Неохота потом руки марать! – подхватил с издевательскими нотками напарник налётчика слева. Ещё есть кто? Если только третий – лошадь же кто-то остановил? Могут ещё в темноте скрываться… А вечер-то был какой… И убивать в такой вечер не хочется… Может, получится разойтись по-доброму? – Чего застыл-то? Сказано, слезай, паровоз дальше не поедет, – продолжал запугивать ножиком налётчик справа. – А побрякушек-то нацепил! Откель столько? На вой не столько не получишь. У-у, крыса тыловая! Отожрался на наших харчах! Кому сказано было! Вылазь, шкура! Больше не наворуешь!