— А я говорю, можно — и значит, можно. Если не нравится, что здесь мой конь, тебе всего-то нужно выставить нас обоих. — Можем устроить. — Глядя на тебя, не скажешь. — Другие тобой займутся. Преподобный покосился в сторону, куда указывал собеседник. К ним двигались два парня, жира которых хватило бы на сало для всего штата Нью-Йорк. У одного фуфайка едва прикрывала брюхо, другому в равной мере повезло со штанами, которые не доходили до лодыжек. — Вот они следят, чтобы никто здесь не умничал, — ухмыльнулся человек за стойкой. — Исключая меня, развитие умственных способностей в здешних местах, похоже, мало кого волнует, — сказал Преподобный. — Ты, мать твою, о чем? — Выспись, может, поймешь, — посоветовал Преподобный. Он повернулся к здоровякам, выпустил из рук поводья и произнес: — Оставайтесь там, где сейчас. Дважды я не предупреждаю. Парень в короткой фуфайке ощерился, показывая десны с несколькими обломками зубов: — Ты нам не страшен. — А зря, — сказал Преподобный. Громила достал из кармана нож и выбросил лезвие привычным движением кисти. Преподобный выхватил 36-й и пальнул в торчащее из-под фуфайки пузо. Выстрел, как всегда, угодил точно в цель — прямо в центр пупка. Здоровяк грохнулся на пол и завертелся в опилках и блевотине. Попутно он опрокинул койку с лежащим на ней рудокопом, который приземлился прямо на задницу. Недолго думая разбуженный вскочил на ноги и дважды пнул раненого по голове. — Дадут человеку здесь выспаться? — проревел он и тут заметил Преподобного с дымящимся револьвером в руке. В миг заткнулся. Второй вышибала замер на полпути: одна нога в брезентовых штанах на весу впереди другой. — Надеюсь, мой выстрел не потревожил ваш сон, — обратился Преподобный к рудокопу с кушетки и обвел глазами комнату. Остальные обитатели зашевелились, разбуженные выстрелом и воплями раненого. — Кстати, он получил пулю в брюхо, — Преподобный махнул стволом в сторону раненого, — и будет долго мучиться, прежде чем для него разверзнутся двери в преисподнюю. Кому-то следует ему помочь. — Проклятье, — проговорил обладатель брезентовых штанов, опустив наконец ногу. — Ведь это мой брат. — Еще есть родственники? — спросил Преподобный. Громила отвел взгляд от брата, корчившегося на полу, и уставился на Преподобного. — Чего? — Ты меня слышал. Преподобный снова огляделся, на случай, если кто-то еще захочет испытать судьбу. — Другой родни нет. — Что ж, — сказал Преподобный, — теперь ты — глава семьи, к тому же сирота. Или скоро станешь. — Дьявол, — произнес Брезентовые штаны. — Мы с тобой закончили? — спросил Преподобный. — Пока да, — ответил Брезентовые штаны. Он шагнул к брату, наклонился и развел окровавленные руки, которыми тот зажимал рану. — Дело дрянь, — заключил он. — Братуха, мне кранты, — простонал раненый. — Боже! Как больно… — Он снова заерзал по полу. Брезентовые штаны вздохнул. Он подошел к стене, отыскал брус, искривленный так, чтобы можно было ухватиться, и потянул. Гвозди со скрипом вылезли из своих гнезд, а брус остался у него в руках. В стене осталась щель. Он вернулся к брату. — Теперь, Зендер, закрой глаза. — Твою мать, — сказал Зендер и зажмурился. Три удара деревянным брусом, и Зендер затих. Брезентовые штаны отбросил брус в сторону и уставился на Преподобного. — Мог бы взять и перерезать глотку его же ножом, — сказал Преподобный. — Я с тобой не закончил, — объявил громила. — Значит, могут появиться планы на мой счет? — Спиной не поворачивайся. — Ну, коли так… — Преподобный вновь извлек револьвер из кобуры и выстрелил. Пуля пробила грудь, и Штаны упал, хрипя и обливаясь кровью. — Не следует раскрывать свои замыслы, — заметил Преподобный. — Я все принимаю близко к сердцу. Он вновь обвел взглядом помещение. Теперь все повскакали с коек. Кто-то одетый, кто-то голышом. Один мужик сжимал свой конец, точно защитный талисман. — Кто захочет взять брус и добить его? — спросил Преподобный. Никто не двинулся с места. Преподобный взглянул на буфетчика: — Будут другие жалобы? Или личные претензии? По твоей милости я напугал коня. Мужик затряс головой. Преподобный вновь обвел глазами толпу. Они привыкли считать, что повидали все, а теперь могли в этом не сомневаться. Преподобный направился к своему коню, который в суматохе опрокинул койку вместе с рудокопом, и подвел его обратно к бочкам. Перекинув поводья через доску, он обратился к буфетчику: — Подержи его для меня. — Да, сэр, — ответил тот и взял поводья. — Вот и ладно, — сказал Преподобный. Подойдя к раненому, он спрятал револьвер в кобуру, наклонился и взял окровавленный брус. Потом заговорил: — Полагаю, не стоит тратить лишнюю пулю, которая может пригодиться. К тому же, любезный, не таков ли ваш излюбленный метод? Раненый закатил глаза и пустил кровавые пузыри. Кровь струилась по шее, растекаясь по полу. Преподобный занес брус высоко над головой, одновременно приседая, и с размаху обрушил его на челюсть рудокопа. Хрустнуло, точно кто-то сел на фарфоровую тарелку. Преподобный изготовился снова, и на сей раз треснуло значительно громче. Брус с грохотом упал на пол. — Хватило и первого раза. Второй для пущей верности. Лишний раз дать вам понять, что со мной шутки плохи. Надеюсь, все уяснили? Похоже, так и было. Из толпы закивали. Державшийся за член мужик с облегчением разжал руку. Преподобный вернулся к бочкам и поинтересовался: — Еда имеется? — Ну, не так чтобы, — ответил буфетчик. — Бобы. — Почем? — Пять долларов. — Пять долларов за миску бобов? — Расхожая цена. — Вот что, — сказал Преподобный. — Я не в настроении торговаться. Плачу полдоллара. Как мое предложение? Поглядев в стальные глаза Преподобного, мужик кивнул: — Справедливо. — Прекрасно. Тогда верни мне поводья и неси бобы. Да, и сколько запросишь за фураж для коня? — Какая цена подойдет? — поинтересовался тот. — Доллар, думаю, в самый раз, — сказал Преподобный. — И не сочти за труд, проследи, чтобы его напоили и чтоб он был в целости и сохранности. Я стану очень горевать, если его уведут. Ввергнусь в пучину горя, как библейский Иов. — Я позабочусь о нем. — Побудь его матерью, а он — жеребенком у твоей сиськи. — Да, сэр. Именно так.