— Ты уверен? — Вполне. Преподобный положил перед собой на стол один камень, извлек из ячеек на ремне патроны, вытащил нож и стал прилежно переносить символы прямо на пули. Благо, это не составляло труда — символы представляли собой схематическую фигуру из черточек с завитушками по кругу. За час он нанес символы на двенадцать пуль, после чего зарядил ими оба револьвера. — Зажечь лампу? — спросил Норвиль. — Не нужно. У тебя есть дробовик и топор. Возьми их, они могут понадобиться, и возвращайся в круг. Глава 4 Явление Пока они ждали, расположившись на полу в центре круга, Преподобный нацарапал символы с камня на лезвии топора. Он подумал о патронах дробовика, но решил, что толку не будет: патроны заряжены картечью, а наносить символы на картечь — непосильное дело. Положив топор посередке, Преподобный протянул Норвилю дробовик. — Дробовик останется дробовиком, — заметил он. — Тварь он не прикончит, но отвлечет. Улучишь момент, стреляй или сиди на месте и ни при каких обстоятельствах не выходи из круга. Я сделал на топоре символы, он может пригодиться. — А круг точно ее удержит? — Наверняка не скажу. Норвиль сглотнул. Тянулись часы — они ждали, ловя малейший шорох. Преподобный достал маленькую фляжку из седельной сумки. — Это я держу больше для медицинских целей, однако холодает, так что стоит пропустить по глотку, но не больше. Они по очереди приложились, и фляжка отправилась в сумку. В тот же миг дом наполнило зловоние. Букет из запахов склепа, скотобойни и отхожего места. — Она рядом, — прошептал Норвиль. — Это ее вонь. Преподобный приложил палец к губам, призывая к молчанию. Снаружи донеслись шорохи, но кто их издавал, оставалось загадкой. Наконец из спальни долетел звук, как от упавшего на пол мокрого белья. Норвиль покосился на Преподобного. Тот кивнул, давая понять, что слышал, и взвел курки обоих револьверов. В комнате было темно, но привыкшие к темноте глаза Преподобного различали очертания предметов. Он заметил, как шевельнулась приоткрытая дверь в спальню. Следом дверной косяк обхватила рука, белая и распухшая, как лепесток орхидеи, и длинные, будто стебли, пальцы толкнули дверь вперед, впустив через порог ручеек мутной воды. Краем глаза Преподобный уловил движение Норвиля и, вытянув руку, придержал его за плечо. Дверь распахнулась шире, и тварь пролезла в гостиную. Двигалась она необычно, точно слепленная из мягкого воска. Покрытое илом тело мертвенно-бледное. Тварь была бесполой: место, отведенное гениталиям, было гладким, как обкатанная водой речная галька. Рослая, колени при движении слегка выгибались в стороны, и вся она странно подрагивала, словно вот-вот лопнет и разлетится в разные стороны. Маленькая голова состояла преимущественно из пасти, с тонкими прорезями глаз и отверстием на месте носа. Тощие изогнутые ноги заканчивались широкими приплюснутыми ступнями, вроде четырехлистника с когтями на каждом пальце. Странной, тягучей поступью, раскачиваясь и изгибаясь, тварь приближалась, пока не оказалась напротив. Подавшись вперед, она принюхалась. Отверстие на месте носа расширилось и затрепетало. «Она чует нас, — подумал Преподобный. — Справедливо, уж мы-то подавно ее чуем». В следующий миг тварь разинула пасть и метнулась вперед. Но едва достигла камней, невидимый барьер отбросил ее обратно, а на теле твари проступили пульсирующие синие пятна. Она проехалась по полу в луже из собственной грязи и слизи. — Камни действуют, — заключил Преподобный. Чудище тут же бросилось снова. Норвиль вскинул дробовик и выстрелил. Картечь прошила тварь насквозь и загрохотала по противоположной стене. Дыра от картечи не кровоточила и быстро затянулась, словно ее и не было. Преподобный Мерсер вскочил на ноги, быстро прицелился и выстрелил. Теперь пуля пронзила тварь с чавкающим звуком, вырвав сгусток слизи и какой-то темной субстанции. Тварь, впрочем, это не остановило. Снова врезавшись в невидимую стену, она с воем отлетела. И поволочилась в обход круга, направляясь к привязанному за камнями коню. Тот в ужасе попятился и рванул поводья, лопнувшие, будто гнилые нитки. Затем сорвался с места, так что из-под копыт во все стороны полетели камни, и пронесся по границе круга, следом в образовавшуюся брешь в круг ворвалась тварь. Преподобный выстрелил снова. Тварь заверещала, как свинья, и отпрянула. И сразу метнулась вперед, ухватила Преподобного за горло и отправила кувырком через всю комнату, так что в другом конце он влетел в бок обезумевшего коня. Норвиль перехватил дробовик и выстрелил в упор в разинутую пасть, однако эффект был тот же, как если бы тварь проглотила несколько мошек. Она ухватила дробовик за дуло и, как рычагом, запустила скорчившегося Норвиля по полу собирать занозы, пока тот не захлопнул собственным телом дверь в спальню. Тварь скакнула вперед, но защитный круг ее удержал. Здесь не пройти. Тогда она развернулась в поисках выхода, и в этот миг Преподобный, который уже вскочил на ноги, дважды выстрелил твари в спину, заставив нырнуть вперед, как раз через брешь, прямо на камни, что прежде укрывали коня. Тварь врезалась в камни головой, завизжала и выпрямилась одним расплывчатым движением, словно струя водопада. След от камня горел на голове ярким пятном. — Скорее в круг, — позвал Преподобный. — Замкни его. Норвиль не заставил просить себя дважды. Он прыгнул внутрь круга и стал сгребать камни обеими руками. Тем временем Преподобный откинул левой рукой полы сюртука, выставил вперед правую ногу, вскинул револьвер, тщательно прицелился и выстрелил. Раз, другой. Обе пули попали в цель — в голову и горло твари. Они возымели эффект. Чудище с хлюпаньем распласталось, но, едва успев коснуться пола, завертелось червяком на сковороде и по-змеиному быстро вцепилось в сапог Преподобного, в один миг вновь представ перед ним в полный рост. Преподобный Мерсер угостил тварь дулом разряженного револьвера, та в ответ попыталась его сграбастать. Преподобный увернулся и врезал кулаком, но удар лишь раззадорил страшилище. Тварь разинула пасть — и воздух наполнился нестерпимым зловонием. Второй револьвер выпустил пулю прямиком в отверстие, служившее твари носом, та завалилась назад и впилась зубами в половицы. Преподобный запрыгнул в круг. Когда он обернулся, чудище, как огромный слизняк, ползло по стене, оставляя за собой липкий след. Добравшись до потолка, тварь устремилась дальше с проворством насекомого. Конь тем временем забился в угол, уткнувшись мордой в бревна. Тварь свалилась ему на спину, челюсти сомкнулись на голове коня, и тот встал на дыбы, замолотил передними ногами и завалился на спину. Тварь оказалась под ним, но прыти у нее не убавилось. В один миг она развернула коня на бок, словно набитую перьями подушку, с хрустом вгрызаясь ему в череп. Конь дернулся и застыл, а тварь принялась сосать. Кровь ручейками струилась по краям ее рыхлой пасти. Преподобный сунул револьвер в кобуру, нагнулся, схватил топор и выпрыгнул из круга. Тварь заметила его приближение, отшвырнула коня, подпрыгнула и побежала по стене. Когда Преподобный кинулся следом, она сорвалась со стены прямо на него. Размахнувшись, преподобный рубанул тварь по шее, отбросив ее назад. Узкие щелки глаз расширились и полыхнули красным. Тварь снова взметнулась, уже медленнее, чем раньше, и кинулась к двери. Пока возилась с задвижкой, новый удар Преподобного отправил ее на колени. В тот же миг она подцепила когтями дверь и потянула. Дверь со скрипом подалась, открыв небольшую щель, и этого хватило. Тварь шмыгнула туда, точно змея. Преподобный пнул дверь, только чтобы увидеть, как чудище протискивается в окно. Он отбросил топор и, прежде чем оно скрылось, вскинул револьвер и дважды выстрелил. Подбежав к окну, Преподобный Мерсер выглянул наружу. Раскачиваясь, падая и поднимаясь, тварь волочилась в сторону колодца. Преподобный выставил револьвер в окно, для устойчивости положив ствол на оконную раму, и выстрелил снова. Пуля попала чудищу в шею, и оно рухнуло на землю. Вновь подхватив топор, Преподобный пролез в окно. К тому времени тварь успела доползти до колодца и как раз дотянулась до края, когда Преподобный настиг ее и несколько раз подряд, насколько осталось сил, обрушил зачарованный топор на изуродованную голову. Пока он наносил удары, небо на востоке розовело. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, словно холодный северный ветер. С последним взмахом солнце взошло над горизонтом, и ноги его подкосились. Когда он пришел в себя и огляделся, тварь не шевелилась. Норвиль стоял неподалеку с одним из помеченных камней наготове. — Ловко ты управился, даже мешать не пришлось, — сказал он. Кивнув, Преподобный сделал глубокий вдох. — В сумке. Тащи снадобье. Самое время подлечиться. Через несколько мгновений Норвиль вернулся с фляжкой. Приложившись как следует, Преподобный отдал фляжку Норвилю. Солнце взобралось повыше, поднялся ветерок и пришло время довершить дело. Тварь распласталась возле колодца, выпустив наружу мерзкое нутро: обломки лошадиных костей, сгустки крови, ошметки чего-то, от одного вида которого сводило желудок. Рассыпанные по камню клыки походили на кучку брошенных лезвий. То, что можно было сжечь, отправилось в костер из сухостоя и опавших листьев, клыки и другие останки зарыли поглубже, обложив со всех сторон камнями с охранными знаками. Близился вечер, когда костер догорел. Они допили фляжку и отправились ночевать в дом, где их никто не потревожил. Наутро жилище предали огню, пустив на растопку Книгу Дофинов. Когда дом загорелся, Преподобный взглянул вверх. Небо очистилось от ползущих туч. Они двинулись в путь. Преподобный нес на плече седельные сумки, а Норвиль тащил наволочку, набитую остатками съестных припасов. Черный дым за их спинами столбом поднимался вверх, к ночи на месте дома осталось лишь тлеющее пепелище. Темные недра Саламандра, жгись, Ундина, вейся, Сильф, рассейся, Кобольд, трудись! И. В. Гёте. Фауст