– По большей части. – Как ты думаешь почему? Люси покосился на Линуса, затем повернул голову к мистеру Парнасу: – Здесь у меня своя комната. И музыка. И ты, и остальные, хотя Теодор и не желает показывать мне свои сокровища. – А пауки? – По-прежнему тут. – Но? – Пусть остаются в моей голове, пока я не позволяю им меня поглотить, а затем уничтожить известный нам мир. Линус едва мог дышать, зато мистер Парнас спокойно улыбался. – Точно. Ошибаться – значит быть человеком. И хотя одни ошибки серьезнее других, если мы на них учимся, мы становимся лучше. Даже если в нашем мозгу живут пауки. – Я нечестив. – Да, некоторые так считают. Люси снова наморщил лоб, размышляя. – Артур? – Да? – Ты знаешь, что твое имя – название горы? Мистер Парнас заморгал, как будто его застали врасплох. – Да. Как ты узнал? Люси пожал плечами: – Я много чего знаю, но я не всегда знаю, откуда я это знаю. Понимаешь? – Примерно. – Гора Парнас была священной для Аполлона. – Да. – А тебе знаком Линус Фракийский? Мистер Парнас поерзал в кресле. – Я… вроде бы нет. – Что ж, Аполлон пронзил Линуса стрелами на музыкальном соревновании. Ты намерен убить мистера Бейкера? Если да, то не мог бы ты использовать стрелы? Я хотел бы посмотреть, какие они оставляют дырки. Линус застыл. Люси захохотал. Мистер Парнас вздохнул. – Ты рассказал всю эту историю, только чтобы подшутить над мистером Бейкером? – Ну! – Люси кивнул, утирая глаза. – Ты же сказал мне однажды, что мы должны уметь смеяться над собой. – Он нахмурился. – Я поступил неправильно? Кажется, никто не смеется. – Боюсь, юмор субъективен, – произнес мистер Парнас. – Жаль, – сказал Люси, снова глядя в потолок. – Человечество такое странное. Если мы не смеемся, то плачем или бежим изо всех сил, потому что нас хотят съесть монстры. Причем это необязательно настоящие монстры. Они могут существовать только в наших головах. Ведь странно, правда? – Пожалуй. Но лучше так, чем наоборот. – То есть? – То есть не чувствовать ничего. Линус отвел глаза. Люси обрадовался, когда мистер Парнас закончил занятие раньше обычного – в четверть седьмого. Ему сказали, что он может пойти на кухню и спросить, нужна ли мисс Чапелуайт его помощь. Мальчик вскочил с пола и весело крутанулся на месте. Затем подбежал к двери и, обернувшись через плечо, крикнул: – Надеюсь, наше занятие вам понравилось? Линус подумал, что «понравилось» – не вполне верное слово. Они сидели в тишине, пока Люси спускался по лестнице, производя при этом слишком много шума для такого маленького мальчика. Линус знал, что мистер Парнас хочет узнать его мнение, и тянул время, пытаясь собраться с мыслями. Его блокнот был удручающе пустым. Ладно, можно дать себе небольшую поблажку после всего, что он увидел и услышал с момента прибытия на остров. – Я ожидал другого, – наконец произнес Линус, глядя в сторону. – Другого? – Существуют некоторые… ассоциации с термином. Антихрист. – Он виновато посмотрел на мистера Парнаса. – Если говорить честно. – Разве? – сухо спросил мистер Парнас. – Не замечал. – Но я не пожалел, что пришел. – Я так и думал. – Мистер Парнас разглядывал свои руки. – Могу я поделиться с вами секретом? Линус насторожился. Директор приюта на Марсии был не из тех людей, кто часто делится своими секретами. – Да, конечно. – Я тоже беспокоился, когда узнал, что его присылают к нам на остров. – Беспокоились? Мистер Парнас изогнул бровь. Линус напомнил себе, что, согласно досье, этот человек на пять лет его старше. Но он выглядел удивительно молодо. Линус сел ровнее и даже слегка втянул живот. – Что вас так удивило? – Я беспокоюсь, когда опаздывает автобус. Когда не проснулся по звонку будильника. Когда захожу в магазин и вижу, что авокадо подорожали. Вот это для меня «беспокойства», мистер Парнас. – Да, обыденные заботы, – покачал головой тот. – Атрибуты нормальной жизни. Я говорю «беспокоился», потому что не знаю, как иначе выразить свое чувство. Меня беспокоило, что он одинок, беспокоило, как он поладит с другими детьми. Я беспокоился, что не сумею дать то, что ему необходимо. – А то, кто он есть? – спросил Линус. – Об этом вы беспокоились? По-моему, сильнее беспокойства и быть не может. Мистер Парнас пожал плечами: – Конечно, я понимал серьезность ситуации, мистер Бейкер. Но не мог допустить, чтобы это стало центром внимания. Люди вокруг Люси всегда думали только о том, кто он такой и на что способен. Их «беспокойство» было лишь прикрытием страха и отвращения. А дети очень наблюдательны. Если он увидит то же самое во мне, то какая может быть надежда? – Надежда? – непонимающе повторил Линус. – Надежда. Это то, что мы должны ему дать. Что мы должны дать им всем. Надежда и место, которое они могут назвать своим домом, где они могут жить и чувствовать себя в безопасности. – Простите, на мой взгляд, приравнивать Люси к остальным неправильно. Он не такой, как другие. – И Талия тоже, – отрезал мистер Парнас. – И Теодор. И Фи, Сэл и Чонси. Они здесь именно потому, что не похожи на других. Но так не должно оставаться! – Вы раздражены? – Я злюсь, – признался мистер Парнас. – Подобные дети видят вокруг себя лишь предвзятые представления. Потом они становятся взрослыми и сталкиваются с тем же самым. Вы сказали, что Люси не такой, как вы ожидали; значит, вы уже решили для себя, каким он должен быть. Как мы можем бороться с предрассудками, если ничего не делаем, чтобы их изменить? Если допускаем, чтобы предвзятость процветала? – И все же вы остаетесь здесь, на острове, – заметил Линус. – Не выезжаете. И не вывозите детей. – Я защищаю их от мира, который их не понимает, мистер Бейкер. Если я смогу вселить в них уверенность, чувство самодостаточности, то, надеюсь, это даст им сил, чтобы встретиться лицом к лицу с реальным миром. И нам совсем не на пользу, когда Департамент присылает кого-то вроде вас и он вмешивается… – Кого-то вроде меня? – переспросил Линус. – Что это значит? Мистер Парнас тяжело вздохнул.