Аспен видел ее профиль в отражении окна. Кира ссутулилась, зачерпнула ложку супа и отправила в рот. И все это под оглушающее биение его противоречивого сердца. Оно билось в груди так сильно, что Аспена бросило в жар. Когда эта девушка стала такой покорной? Такой… сломленной? В университете она была совершенно другой. Это Аспен делает ее такой? Он заставляет ее прикидываться слабой, или она хочет быть слабой рядом с ним? В любом случае ему это не нравилось. Если бы она оставалась той Кирой – жестокой, язвительной, упрямой, – он мог бы вести себя соответственно, но когда она ведет себя так… это выбивает из колеи. Он отвернулся от окна. Кира все еще сутулилась, но когда поймала его взгляд, тут же выпрямилась и нервно улыбнулась. – Спасибо, все очень вкусно. А что, если… что, если это и есть Кира? Что, если она лишь притворялась той, кем он видел ее в университете? Что, если она лишь притворялась жестокой и сильной, а теперь, рядом с ним, внезапно стала самой собой? – Я могу помыть посуду, – начала она, неуклюже выбираясь из-за стола, но Аспен уже справился. Вымыв тарелку, он поставил ее в шкаф и застыл, когда Кира предприняла еще одну попытку разрядить обстановку, спросив: – Может, посмотрим кино? Ты все еще фанат «Звездных войн»? Она же не думает, что… – Я бы посоветовал тебе отправиться спать, – настойчиво перебил Аспен собственные мысли. Вытерев руки о кухонное полотенце, он обернулся и заметил, каким изумленным взглядом Кира на него смотрит. – В девять вечера, что ли? Точно. Аспен и думать забыл, что в его квартире есть человек, живущий по другому графику. По человеческому графику. Он отложил полотенце. – Я лягу на диване в гостиной. Он вышел из кухни, и Кира побежала следом. Аспен видел выражение разочарования на ее лице, но не стал уточнять, что именно ее расстроило. Он думал лишь о том, что случится завтра. И рассчитывал, что если ляжет спать прямо сейчас, то проснется много времени спустя. Его ждут много-много часов спокойствия. Много спокойствия, мало Киры. – Ну ладно, – он сдался, – можешь включить что хочешь, но будешь сидеть в кресле. – Почему?! – Я буду спать, – отрезал он. Перед тем как плюхнуться на диван, он сбросил на пол все подушки, кроме одной, и закутался в плед, закрыв глаза. Он дико устал, что особенно почувствовалось, стоило принять горизонтальное положение. Сначала Кира, потом Марисса, потом Патриция… Он хотел, чтобы этот день наконец-то закончился. – Включай телевизор, – глухо сказал он из-за подушки, потом с трудом разлепил глаза и повернул голову в сторону Киры. – Сядь, почему ты стоишь? Тут она наконец-то пришла в себя и нахмурилась. – Ладно, спи. Я иду в комнату. Когда Аспен проснулся, он даже не был удивлен, обнаружив Киру рядом с собой. За окном было совсем темно, сумрак в квартире разгоняли только лампы на каминной полке и свет на кухне. – Что ты делаешь? Она резко отстранилась от его лица и виноватым тоном сказала: – Ты что-то бормотал. Плохие сны? Убрав волосы с лица, Аспен сел, и на него тут же накатило головокружение. – Зомби. Во сне меня атаковали зомби. Кира выпрямилась и быстро пошла на кухню, словно боялась, что, если не поспешит, Аспен растворится в воздухе. Меньше чем через минуту она уже протягивала ему стакан с водой. Сделав несколько глотков, Аспен отставил стакан на столик, поблагодарил Киру и снова лег. Едва он сделал это, как Кира склонилась и внезапно положила ладонь на его лоб. – У тебя жар, – сказала она, тут же убирая руку. – Ты болен? – Я просто устал. Он хотел уйти. Или чтобы Кира ушла. Но она продолжала нависать над ним, словно с намерением остаться здесь на всю ночь, что не могло не тревожить. – Ты не хочешь принять душ? – Я принял. – Он ощущал присутствие Киры на физическом уровне, словно она не просто стояла рядом с ним, словно она была внутри него. – Принести тебе одеяло? Тут он распахнул глаза и грубо спросил: – Не пора ли тебе уйти? – Он закинул одну руку за голову, вторая осталась лежать на груди. Он чувствовал, как колотится сердце. Краем глаза Аспен настороженно следил, как Кира опустилась перед диваном на колени, и внизу живота тут же что-то скрутилось от нервного возбуждения. Он почувствовал, что не может зажмуриться, не может отвести взгляд, когда Кира наклонилась над ним ниже, шепнув: – Может быть… – Ее грудь, обтянутая футболкой, коснулась его плеча. – Ты не можешь прогнать меня, потому что все еще любишь… – Нет, – сказал Аспен даже до того, как дослушал, даже до того, как обдумал ответ. И лишь потом он повернул голову в сторону Киры и повторил: – Нет, Кира. Не люблю. Он видел, как она сглотнула, видел, что до нее начинает доходить. Судя по тому, как сошлись ее брови на переносице, как расширились глаза и как уголки губ опустились, она поверила. Но тут ее взгляд стал подозрительным, и она сказала: – Тогда докажи. – Что? – Аспен не поверил своим ушам. – Ты хочешь доказательств, что я не люблю тебя? – Да. Я тебе не верю. Ты все еще меня любишь, Аспен, но лжешь. И себе, и мне. Поцелуй меня. – Она произнесла все это скороговоркой, с каждым словом обретая былую уверенность. И тогда до Аспена разом дошло: она его не любит и никогда не любила. Да она ведь… она ведь и себя никогда не любила. Она понятия не имеет, что это вообще такое. – Хорошо, – ответил Аспен, приподнявшись на локте. Высвободившись из-под пледа, он наклонился к Кире, положил руку ей на шею и притянул ее голову ближе к себе. Она приоткрыла в предвкушении губы, и тогда он поцеловал. Но ничего не почувствовал. Как он боялся этого момента, как боялся, что она снова займет все его мысли… но ничего не случилось. Кира почувствовала, что что-то не так, и отстранилась. Ее взгляд изучал его лицо, искал ответы, но находил лишь пустоту. Тогда Аспен опустился на подушку и сказал: – Это еще не все, Кира. Это не любовь. Это пустяк. Ее губы задрожали, большие серо-зеленые глаза наполнились слезами, заблестели так четко и ярко, будто стекло. Ее слезы разбили ему сердце, но он ничего не собирался с этим делать. Потому что она неправильная, и Аспен осознал, что поможет ей лишь в том случае, если покажет, что такое настоящая любовь. Забота. Нежность. Доверие. Преданность. Нечто большее, чем физическая близость, которую она от него хочет; то, что он хотел дать ей тогда, когда она бросила его. Он просто не успел. В этот раз Аспен не подпустит ее к себе, пока она не узнает, что значит любить по-настоящему. Дориан Харрингтон и Альма Сивер гуляли. Произошло это по его инициативе, и Альма, сперва удивившись, все же согласилась. Вечер был прохладным, но это не заставило местных попрятаться по домам. В холодной октябрьской ночи звучали веселые голоса, смех, бодрая кантри-музыка. Дориан, хоть вокруг и было полно народу, чувствовал себя в опасности рядом с Альмой. Они не держались за руки, даже локтями не касались, но у него возникло ощущение, будто Альма вцепилась в него и не отпускает, словно осьминог – сжимает тесно в щупальцах. Она была красивой, яркой и не боялась привлекать внимание, облачившись в кроваво-алое пальто. Иногда, отвечая на какой-нибудь вопрос или задавая свой, Дориан бросал на Альму взгляд и не мог отвести глаз от ее привлекательных красных губ. И все же, соглашаясь на эту авантюру, Дориан даже представить не мог, что это свидание окажется таким скучным и нелепым. Они с Альмой усиленно пытались найти общий язык, но единственное общее, что было между ними, это их работа и краткие стычки в университете. Наверняка Альма лишь имитирует задумчивость, когда идет вдоль кованого ограждения моста, спрятав руки в белых перчатках в карманы. Не в силах оторвать взгляд от ее волос под шляпкой, в тусклом свете ламп кажущихся неестественно мягкими, шелковистыми, Дориан злился на себя за то, что не придумал другой план, когда Аспен попросил на некоторое время отвлечь его сестру от работы, которой она занята всегда и «даже во сне о ней думает». Дориан решил, что после их грандиозных ссор Альма ни за что не согласится на свидание, но она согласилась, а теперь вела себя так, словно не от мира сего. Или дело в Дориане? Несмотря на то что все считали профессора Харрингтона «горячим сердцеедом», он вообще забыл, когда в последний раз ходил куда-то, что не начиналось на слово «работа». «Глупая затея, – корил он себя, ступая на полшага позади Альмы и разглядывая ее волосы, струящиеся по спине из-под шляпки. – Зачем она напялила эту шляпу? Какая-то глупость, даже не спасает от холода». Альма резко повернулась к Дориану, и тот едва не споткнулся, но сделал вид, что закашлялся. – Можно задать вопрос? Дориан одновременно испытал и облегчение (наконец-то она заговорила), и настороженность (они совсем недавно заключили шаткое перемирие). – Говори, – кивнул он и нервно улыбнулся, а Альма уставилась на ямочки на его щеках. Дориан затаил дыхание, быстро перестав улыбаться. – Это насчет нашего последнего разговора, – предупредила Альма, вытаскивая руки из карманов и поправляя шляпку. Дориан нахмурился, пытаясь предположить, о чем эта невыносимая девушка собирается его спрашивать. – Я о том, что ты сказал недавно. О том, что тебе осталось недолго жить, – осторожно произнесла Альма, выразительно глядя на Дориана снизу вверх. «Так вот почему она в последнее время ведет себя тихо, – понял он, – думает о том, что я сказал». Лицо Альмы приобрело то же выражение отрешенности, что и лицо Дориана. – Да, мне осталось немного, – признался он и медленно двинулся по мосту. Альма не отставала, вновь спрятав руки в карманы. Дориан несколько минут молчал, потом бросил на Альму взгляд. – Ничего. У меня было много времени, чтобы смириться. Дориан испытывал странное чувство по поводу того, что его секрет знает эта девушка, с которой он никак не мог найти общий язык. Он мягко спросил, заметив, что она долго изучает его профиль: – Ну что? Дориан решил, что раз пригласил Альму сам, несмотря на то что все подстроено ее младшим братом, он будет милым. Альма снова остановилась и обернулась к Старому городу, огни которого сверкали в ночи будто звезды. Выдохнула облачко пара.