– Мне лучше знать, что я чувствую. Это мои чувства. Это я, – сбивчиво пробормотала я, и Ной с вызовом спросил: – Вот как? А твое желание держаться от меня подальше? Меня будто окатило ледяной водой, таким ядовитым был его голос. Я сжала покрывало, в замешательстве открывая и закрывая рот. Хорошо, что в комнате темно, что из-под двери пробивается лишь тонкая полоска света и я не вижу его лица, пусть даже он видит мое. Удивленное. Шокированное. С широко открытыми глазами. – Ты знаешь об этом? Немного помолчав, он произнес ироничным голосом: – О том, что «еще не время»? – Не смей насмехаться над моими чувствами! – отрезала я, собираясь выбраться из постели. Как и всегда во время сильной тревоги, мне просто необходимо было двигаться. Однако Ной удержал меня на кровати, схватив за предплечье. – Твоими чувствами? – Его голос изменился до неузнаваемости. Неужели десять минут назад я думала, что этот человек ничего не чувствует? Он чувствует слишком много. Его голос – жесткий, раздраженный, горький, как черный шоколад. – Я знаю, что ты скрываешь даже от самой себя. Я едва держалась. Хотелось причинить Ною ответную боль, чтобы перестал говорить о моих чувствах, делать выводы, просто перестал… Но он не прекращал дергать мои оголенные нервы. – Это не любовь, – произнес он четко, разом обрывая все мои злые мысли. – Она не терпит эгоизма. И этого твоего «времени». Однажды я уже убедился в этом. А теперь ты пытаешься все между нами испортить просто потому, что тебе больно! – Мне не больно! – взбешенно воскликнула я, вырвав свою руку из его ладони. Кожа вспыхнула огнем, и по щекам градом покатились слезы. Я отползла на кровати подальше от него, прислонилась спиной к стене и сжалась в комочек. Не хочу, чтобы он вновь видел, что я плачу. Но он все равно видел. – Мне не больно, – повторила я. – Просто… просто… что, если я умру? Меня не станет, а я так и не скажу этих слов? Не признаюсь, как мне важно, что ты всегда рядом и всегда готов выслушать? Я поняла, что однажды у меня может не быть времени выразить, насколько важным для меня был праздник на мой день рождения… что я ценю все, что ты говоришь. Вот это для меня важно! – воскликнула я, шумно вздохнув. Слезы прекратились так же внезапно, как начались, щеки жгло от соли, голос был хриплым. Мне хотелось, чтобы Ной убрался отсюда, и одновременно хотелось, чтобы он оставался рядом. Может быть, он даже не слушает, может, он абстрагировался от моих слов. Но я все равно решила закончить: – Когда на меня напал Неизвестный, я поняла, что времени никогда не хватит. Я могу не успеть сказать, как люблю. Как не успела сказать маме. – Слезы снова навернулись на глаза, но я сдержалась – лишь голос дрожал. – Как не успела сказать папе и Джорджи. Они просто… исчезли, и все. Что, если… Внезапно Ной порывисто обнял меня. – Прости меня, Кая, – пробормотал он мне в макушку. – Прости, я не хотел тебя обижать. Мне захотелось реветь сильнее, ведь это не то, что мне нужно. Я не хочу, чтобы Ной жалел меня, я хочу большего. Но я не могла даже ответить на объятие: стоит мне пошевелиться – и Ной испугается. Он вздохнул и выпустил меня из рук. Затем дотянулся до лампы, включил свет. – Прости, – произнес он еще раз, пристально глядя мне в глаза. – Я не хотел тебя ранить, не хотел делать больно. Но мне уже больно, уже невыносимо больно. Когда ты не подпускаешь к себе, когда все время отталкиваешь. Облизав губы, я решилась и спросила: – Почему мы не можем быть вместе? Ной прикрыл веки, будто мой вопрос был неприятным, болезненным, и я поняла, что совершила очередную ошибку. – Погоди, ничего не отвечай, – скороговоркой опередила я, когда он уже со вздохом собрался отрезать меня. – Ничего не говори. Ты прав. Он опешил, я и сама была удивлена тому, что струсила. Несколько секунд я собиралась с мыслями под пронзительным взглядом голубых глаз, затем сказала: – Мы можем остаться друзьями? После всего этого? – Конечно, – охотно улыбнулся Ной, и эта полная облегчения улыбка вновь меня ранила. Ной потянулся ко мне, чмокнул в лоб, затем серьезнее добавил: – Всегда. Я всегда буду твоим лучшим другом. Только лучшим другом, – повторила я про себя, но улыбнулась и сказала, стараясь звучать весело: – У меня уже есть лучший друг. – Тогда я буду вторым лучшим другом, – нашелся Ной. От уголков его глаз и под нижними веками расползлись едва заметные морщинки, на щеках появились ямочки. – Ты отдыхай. Я побуду с тобой. Я не успела возразить, как Ной уже опустил меня на подушки и накрыл пледом. Не спрашивая разрешения, прилег рядом. Повернулся в мою сторону. Я молчала. Хорошо, что он вел себя так, словно никакого разговора не было. И хорошо, что я призналась. Хорошо, что он не ответил. Он бы сказал «нет». Если бы он сказал «нет» вслух до того, как я его остановила, это бы разбило мне сердце. – Выключи свет, – попросила я. Ной дотянулся до светильника, и через секунду мы уже лежали в кромешной тьме. Каждый – на своей половине кровати. Бесконечно далеко друг от друга. Через несколько минут я уже могла различить его фигуру, четко прорисовывающуюся на фоне окна. Убаюканная равномерным дыханием, я проснулась, когда Ной хриплым голосом спросил: – Тебе все еще снятся кошмары? Почему он спрашивает? – удивилась я. – Хочу знать, спокойнее ли тебе рядом со мной. По моему телу поползли мурашки, и я вздрогнула. Ной действительно забрался в мою голову, беззастенчиво читает мои мысли, отвечает на незаданные вопросы. – Меня редко мучают кошмары, – наконец ответила я, удивляясь тому, что с каждым разом поражаюсь фокусам Ноя все меньше. – Но не думаю, что причина в тебе. – А в чем же тогда? – А почему ты думаешь, что можешь влиять на мои сны? Он собирался что-то ответить, но передумал. Я почувствовала, как он придвигается ближе, пытается забраться под мой плед. – Почему в твоей комнате так холодно? – пробормотал он. – Ты открыла окно? Я неуклюже набросила на него плед. – Нет, я все окна забила. – Что сделала? – судя по тону голоса, Ной был шокирован. Я невозмутимо пояснила: – Я забила в своей комнате все окна, чтобы никто не забрался сюда среди ночи. Повисло молчание. Я думала, Ной пошутит в своей обычной манере, но он не пошутил. Наверное, привык к моим странностям и уже не считает их смешными. А может, решил, что нет ничего смешного в том, что я боюсь, что в мою комнату кто-то проберется. Он вдруг спросил: – Почему ты боишься смерти? Мне показалось, он даже затаил дыхание, ожидая моего ответа. Я растерялась от такого странного вопроса, но, немного подумав, решила, что вопрос подходящий. Подбирая слова, я ответила: – Я не боюсь смерти. Я просто боюсь, что не успею сделать то, что должна… – Найти убийцу, – закончил Ной, поворачиваясь на спину. Он положил одну руку под голову, а вторую на грудь. У меня возникло ощущение, что Ной пытается отгородиться от меня. – Раньше и я хотел того же, – сказал он тихо. – Для тебя. Но теперь… я считаю, что ты должна задуматься о других вещах. – О каких? – спросила я, с трудом оторвав взгляд от его шеи. Белый призрак. Тонкая кожа с выступившими венами. Я отлично знала, что именно скрывается в темноте, хоть и не видела четко. Я столько раз следила за Ноем, что изучила его вдоль и поперек, его образ был выжжен на моей сетчатке. – Ммм… – неопределенно протянул он. – Так какие вещи? – То, что делают обычные люди. Любовь. Развлечения. – Он отвернулся. – Тебе всего двадцать лет. В твоей жизни должно быть что-то светлое и хорошее. – Светлое и хорошее, – повторила я. Ной внезапно повернулся на бок и накрыл мою ладонь, лежащую между нами. – Послушай, Кая, я хочу, чтобы ты запомнила: есть вещи и пострашнее. Есть кое-что гораздо, гораздо страшнее смерти. Смерть – это покой. Понимаешь? Больше нет ничего – нет ни мучений, ни страха, ни боли. Смерть – это конец пути, который ведет в никуда. Хуже смерти – жить той жизнью, которой живешь ты. Потому что это не жизнь. Ты ведешь себя не как живой человек. Ты не обращаешь внимания на те вещи, которые интересуют обычных людей. Ты должна сосредоточиться на них – на моментах, которые приносят радость, счастье, страсть. Откройся этому, пока есть время, – он сжал мои пальцы в своих, и я не успела убрать руку. Жаль, что Ной обрушил на меня эти слова без предупреждения. Я бы попросила прекратить до того, как они больно ужалят. Я бы успела до того, как они заберутся под кожу иголками и по венам достигнут мозга. Ну зачем он снова заставляет меня испытывать боль? – Эй, – прошептал он успокаивающим тоном и провел большим пальцем по щеке, но слез не было. Его палец скользнул за ухо, надавил, и мне пришлось повернуть голову в его сторону. Ной продолжал действовать мне на нервы своими звенящими в тишине словами: – Ты ведь знаешь, что твои родители и Джорджи хотели, чтобы ты прожила полную, хорошую жизнь. Пожалуйста, подумай над тем, что я сказал. Жажда жизни иногда придает больше сил, чем желание найти ответы. Он обнял меня, стараясь не тревожить плечо. Пальцы оставались на моей шее – холодные и приятные. Мы одновременно вздохнули, прижались друг к другу. Я опять захотела заплакать. Я так скучала по своей семье! Ежедневно гнала от себя тоскливые мысли, и вот Ной обнажил мои переживания. Он мучает меня, как Стивен Роджерс. Тот резал меня, а затем латал. Ной поступает так же. Кромсает мое сердце на тысячу кусков, а затем остается рядом и лечит раны. Глава XII Сломленные Проснувшись утром, я не сразу смогла пошевелиться – поверх моих коленей лежала нога Ноя. С трудом повернув гудящую голову, я обнаружила, что он скатился с подушки и теперь свернулся калачиком у меня под боком. – Ной, – позвала я, с трудом высвобождая из плена руку. Он не отреагировал, продолжая мирно посапывать. Замешкавшись, я коснулась его макушки. Волосы оказались невероятно мягкими. Убрав руку, я уставилась перед собой, постепенно осознавая, что все происходящее – не очередной сон. – Ной? – позвала я громче, но, как и в первый раз, не получила никакой реакции. Сдавшись, я выпуталась из кокона и отправилась в ванную, надеясь, что, когда вернусь в спальню, Ной уберется восвояси.