– О, теть Свет, ваше фирменное рагу! – Макс ловко перевел тему на обсуждение талантов хозяйки дома. Та расцвела, раскраснелась, заговорила торопливо, дав, наконец, Аделии возможность выдохнуть и приглядеться. Итак, почти обычное семейство. Бросалось в глаза, что они встречаются таким составом редко, поэтому сейчас чувствуют себя неловко. Встревожены и «делают лица» перед незнакомым человеком, что у них все благополучно. Фальшь проскальзывала в неумелых шутках, нарочитом смехе и подчеркнутой вежливости друг к другу. В непримиримо сомкнутых губах и отведенном взгляде. В скрываемом внутри раздражении. Макс поухаживал на Аделией, наполнил ее тарелку, и почти сразу перешел к делу: – Что с Каринкой все-таки? Над столом повисла пауза, сутулой тенью замерла за Светланой. – Перевели сегодня в палату, – отозвался Дмитрий. – Надеемся, что на днях отпустят домой. Потому что делать человеку в праздники там не понятно. Одни дежурные врачи. Если будет плохо, привезем. – Да что ей будет плохо! Не будет же она там вместо котлет таблетки глотать! – прошипела Генкина супруга и осеклась под взглядом Светланы. Уткнулась в тарелку. Геннадий среагировал не столько на слова супруги, сколько на зажегшееся над столом напряжение, вскинул голову, виновато пожал плечами. – Ну что ты такое говоришь, – дежурно отозвался и, не посмотрев на жену, снова принялся за рагу, наложил себе салат и придвинул ближе тарелку. Александра искоса наблюдала за ним: плотно сомкнутые губы, нижняя челюсть чуть выдвинута вперед, взгляд сухой и колкий. «Поссорились?» – предположила Аделия, но тут же обратила внимание на то, как старательно супружеская пара избегала соприкоснуться локтями за столом. «Нет, тут все сложнее», – догадалась, с вопросом взглянула на Макса. Тот поймал ее взгляд, криво усмехнулся. – Я завтра к Каринке поеду. Светлана отрыла рот, чтобы что-то возразить, но Макс опередил ее: – Сам поеду, без провожатых… Заодно в МВД загляну, Громова навещу… – Пашу? Он еще служит? – А куда он денется. Аделия почувствовала, как изменился голос Макса, напряглись плечи под тонкой футболкой. Обратила внимание, как взгляд уперся в собственную тарелку и потух. Его место там, чем бы он сейчас не занимался и на сколько бы ни был успешен. Работа, которую он потерял – его слабое, больное место. Вида не подает, но рана все еще сочится. Светлана положила ладонь на его плечо, слабо сжала: – Постарайся встретиться со следователем, я телефончик дам. Может, что-то прояснится. Вы все-таки по-свойски можете пообщаться. Макс неопределенно кивнул, посмотрел на Аделию: – Пойдем, я тебе окрестности покажу, пока не стемнело… Мать всплеснула руками: – Что значит «не стемнело»? Ночь на дворе! Макс отмахнулся: – Да мы рядом. И потянул Аделию из-за стола. Таким он ей нравился больше – без нагловатой ухмылки и двусмысленных намеков. Собранный, холодный, внимательный, сильный. За таким можно следовать и прятаться, как за пресловутой каменной стеной. На такого хотелось опереться. На короткое мгновение – пока он тянул ее из-за стола, вел за руку к двери и снимал куртку с вешалки – Аделия представила, что они в самом деле пара. Что там, за столом, – не случайные люди, а семья, с которой придется жить долго. А семью не выбирают. Сунув ноги в сапоги и набросив на плечи куртки, Макс и Аделия выскользнули на крыльцо, сбежали по лестнице. Макс шел по едва протоптанной между сугробами тропинке впереди, сутулился и прикрывал от ветра зажженную на ходу сигарету. Добрел до открытой беседки, нахлобучил капюшон. Аделия ждала, что он заговорил, ведь вытащил же зачем-то на мороз. Но Макс молчал. Его хмурое лицо с вертикальной морщинкой на лбу едва освещалось тусклыми отблесками из окон и красноватым огоньком на конце сигареты. Девушка ждала, пока не поняла, что она стала просто поводом, чтобы выйти из-за семейного стола. – У вас не очень дружная семья, верно? – спросила прямо. – А у кого она дружная?.. Если встречаешься раз в год, и то под бдительным контролем, – молодой человек говорил отрывисто. Отвернулся. Аделия подняла выше воротник, приготовилась к долгому разговору. Прислонилась бедром к обледенелому бревну и сунула руки в карманы. – Геннадий и Александра. Они в ссоре? – спросила то, что вертелось на языке больше другого. Не потому, что было интересно, а потому, что не любила тягостное молчание, а разговор на отвлеченную тему должен был развеять мрачные мысли Макса. И подстегнуть его полицейские повадки. Но мужчина не повелся на предложение, пожал плечами: – А кто их разберет? Погадай на кофейной гуще, может, узнаешь, – усмехнулся. Аделия фыркнула: – Тут гадать не стоит – избегают смотреть друг другу в глаза, нарочито вежливы и предупредительны при детях, но даже локтями за столом не соприкасаются. Им плевать друг на друга, терпят общество родственников и мучаются похлеще тебя. Макс сделал последнюю затяжку, отбросил сигарету в сугроб: – Зачем тебе это? – Спросил зло. Аделия видела, как обострились его скулы, взгляд прожигал также как прожигала незатушенная сигарета рыхлый снег в сугробе. Девушка молчала, читала его лицо. Ждала, пока его агрессия и злоба не расцветут в полную силу. – Что случилось? – Именно сейчас она ждала честности и желания выговориться. – Ты о чем? – О причине, почему ты ушел из органов. Ведь ты же мент до мозга костей. Макс распрямился. – Не твое дело, – отрезал и направился к дому. – На взятке погорел? О, Аделия очень хорошо понимала, на какой тонкий лед ступила. Но не зря же она сюда приехала: разобраться в подброшенной семейной загадке и личной драме клиента – это ведь ее работа. Макс резко развернулся и бросился к ней, схватил за плечи и встряхнул. На губах жестокой улыбкой играла невысказанная брань, глаза горели, а лицо исказилось от тоски. – Ты… Аделия смотрела с вызовом, ждала, что будет дальше. Она уже прикинула, что его отец и мать приехали сюда сами, значит, тоже на машине. Она прямо сейчас вернется в дом и попросит Ивана Федоровича отвезти ее домой. И закончится этот фарс, эта фальшь, которой она, казалось, уже пропиталась насквозь. Осталось только заставить Макса дать повод. – Ну же, скажи, что вертится на языке, – прошептала. Но Макс успел взять себя в руки, расслабился – отпустил ее и даже снял с плеча невидимую пылинку. Улыбнулся хоть и с усилием, но все-таки. Отошел в сторону, потоптался на ступеньках беседки, попрыгал, будто согреваясь, и тут же глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Аделия легко сосчитала: 7 секунд на вдох, 11 – на выдох. Поняла с разочарованием – снимает напряжение. Зажимы. Хороший прием, действенный. Позволяет быстро снять стресс, не теряя тонуса. Мужчина сгреб с парапета снег, скатал плотный снежок и с силой забросил его через забор, на дорогу. – Признан негодным к службе. Вот и выперли, – проговорил наконец. Аделия опешила: – То есть как негодный? – Она подбирала слова, чтобы не получилось слишком бестактно. Не смогла, поэтому сказала, как есть: – Ты что, болен? – Здоров я. Как слон. И я добьюсь восстановления, – сбежал со ступенек, прислонился спиной к заснеженному бортику. Девушка дотронулась до его плеча, развернула к себе: – Что случилось? Твоя мать сказала во время сеанса, что было ранение… Макс отвернулся, посмотрел на дом: – Нда… Ранение… – помолчал. – На самом деле – производственная травма… – То есть как? Макс сердито дышал, смотрел себе под ноги. – Во время допроса подследственная схватила со стола принтер и швырнула мне в голову, был задет лицевой нерв, травма сетчатки. Контузия. Аделия замерла. Чувство, что слух на этот раз ее подводит, усилилось. – Что? – губы расплылись в недоверчивой в улыбке. Макс посмотрел с вызовом. Заметил улыбку девушки, фыркнул и тоже хохотнул: – Да дура, блин. Ее взяли за растрату. По госпрограмме должна была перевести на оплату стройматериалов, а она зарплаты выдала работникам… Там статья битая-перебитая, но формально мы должны и дело возбудить и проверку провести. Ну и до суда довести, прости господи. Ну, блин, штрафом бы отделалась, а она психанула со страху… Вызвал ее на допрос… А она… – Принтер? Вот эту бандуру килограмм на пять? В голову?