Макс фыркнул, презрительно скривился: – У меня хорошая аппаратура была. Canon. И принтер, и сканер в одном… – Как она его подняла вообще?! – Да фиг ее знает… Но башку мне проломила… И еще так неудачно, глаз повредила, – Макс покосился на смеющуюся девушку, тихо засмеялся. А потом сложился пополам и захохотал в голос. По лицу стекали слезы, ворот куртки распахнулся, оголив шею, капюшон слетел с головы. – А врач на комиссии, сволочь, такая, уперся – не годен. Я его и так уговаривал, и этак… А он… уперся… Принципиальный попался, гад. Он шумно выдохнул и прислонился к стойке беседки, посмотрел на Аделию – та все еще улыбалась. Пояснил уже спокойно: – Я обжалую решение. Даже единовременное пособие не трачу, чтобы вернуть, когда вернусь на службу. – Так чем ты сейчас занимаешься? В том смысле – где работаешь? – Тренер в детской спортивной школе, самбо у пацанов-подростков веду. Консультирую по экономическим спорам, где уголовка светит. – В адвокатском бюро? Макс поморщился: – Не. Не люблю я этого брата-адвоката. Частно консультирую. – Так, выходит, у тебя тоже шарашкина контора? – Аделия лукаво усмехнулась. – Выходит, так. – Макс кивнул. Потом протянул руку и поймал девичьи пальцы, пожал: – Спасибо… Я никому не рассказывал про эти… негероические подробности с каноном. Аделия не выдернула ладонь, позволила ему греть продрогшие пальцы, хоть и чувствовала, что он не просто держит их, а гладит, то сжимая, то чуточку разжимая. – Я рассчитывала, что ты меня ударишь. Решила, что тогда попрошу твоего отца, чтобы он отвез нас с близнецами в город. Или на станцию, – призналась. Откровенность – за откровенность. Макс посмотрел на нее, скользнул взглядом по губам, острому подбородку, линии плеч. – А я догадался… Аделия презрительно фыркнула: – Ну-ну, ври дальше. Глава 7. Первая ночь После откровенного разговора с Максом, очень не хотелось возвращаться в дом. Душное внимание родни, переглядывания и перешептывания за спиной: Аделия даже не представляла, что ей будет так неловко и неудобно. Но не вечно же мерзнуть на улице. Поднимался ветер. Подхватывал мелкий колючий снег и бросал им в людей, словно прогоняя со двора, отправляя в тепло. Подслеповатый фонарь отбрасывал на тропинку рваные тени, раскачивалась лампа у крыльца, поскрипывала несмазанными креплениями. – Пойдем, ветер поднимается, – позвал Макс. Аделия отчетливо почувствовала движение у забора – легкая тень, как порыв ледяного ветра метнулась вдоль стены, замерла на мгновение у калитки и рассыпалась. Девушка оглянулась, но ничего кроме снежного вихря не заметила. Послушно поплелась за молодым мужчиной. Еще несколько раз оглянулась, но за спиной мелькали только тревожные тени яблонь и желтели квадраты оконных отсветов. Макс распахнул входную дверь. Выпустив на мороз детский хохот и топот ног. А вместе с ним и грозный окрик Александры: – Да вы прекратите носиться по дому или нет?! Задолбали уже! Аделия стояла на пороге, оглушенная не столько криком, сколько интонацией – раздражение, прикрытое обязанностью заботиться, неприязнь, припорошенная материнским гневом. Шестилетняя Ольга замерла на лестнице, Вадька от неожиданности натолкнулся на нее, едва не сбил со ступеньки, но успел ловко поймать сестру прежде, чем та упала через перила. Оглянулся на мать. В стеклянных глазах обоих детей – обида и неловкость. Но Вадька собрался быстрее, подтолкнул сестру: – Пойдем в комнату. Александра поджала губы, прошипела: – Вот и идите в комнату. Макс закрыл входную дверь на задвижку, пробормотал: – Думал пожар или наводнение. Столько крика. Александра обернулась на него, зло вытерла руки полотенцем: – Поучи меня еще! Своих заведи и воспитывай… Хотя тебе теперь и морочиться не надо, готовых принимаешь… И не дожидаясь ответа, ушла в кухню. Оттуда доносился приглушенный разговор, слышались голоса Светланы и Риммы. Аделия не прислушивалась – ничего хорошего она там не ждала услышать. Прошептала Максу: – Пойду посмотрю, как близнецы. Да и Таньке надо отзвониться, что приехали, что устроились. Макс кивнул. Посмотрел вслед девушки: та скрылась в полумраке коридора, двигалась плавно, как кошка, даже не включая свет. Слышал, как скрипнула дверь детской, на полу и стене мелькнул длинный желтый луч и тут же растаял. Макс зашел в кухню. Заметив его одного, Светлана и мать встрепенулись: – Макс! Она хорошенькая, – отметила тетка. – Зачем она тебе, с двумя детьми, – одновременно с сестрой поинтересовалась мать. Макс взял мандарин с тарелки, ловко очистил от кожуры. Смял ее в кулаке, принюхался к дразнящему запаху цедры. Выбросил в ведро. – Она хорошенькая, – подумав, согласился с теткой. Прислонился бедром к столешнице: он попал на женские посиделки. Мать, Светлана и Александра. Самая компания, чтобы перемывать кости. Усмехнулся и отправил в рот несколько мандариновых долек. Мать пересела за столом, придвинулась к нему ближе. – Макс. Ты же молодой, зачем тебе этот хомут. Дети взрослые уже, сейчас пойдут репетиторы, поступления, кредиты на учебу… – Компании всякие нехорошие, – подсказала Светлана. – Пьянки-гулянки, – дополнила Александра. – Чай-кофе-потанцуем, – в тон женщинам завершил Макс и усмехнулся – еще надеялся перевести на шутку. – Прекрати ёрничать! – одернула мать. Макс со вздохом понял – перевести на шутку не удастся, скрестил руки на груди, разглядывая встревоженные и злые лица родственниц. – Она молоденькая совсем. А дети взрослые… – Это во сколько ж она их родила? – кивнула Светлана. – Шалашо́вка, – завершила мысль Александра. – Хм. Двадцать минут и сорок секунд, – отозвался Макс задумчиво. – Что двадцать минут и сорок секунд? – Это то время, которое вы провели за одним столом с Адой, то есть то время, которое вы ее знаете. А уже донесли до меня информацию о ее прошлом, будущем и даже о сексуальных предпочтениях, – последнее он сказал, уколов Александру взглядом. Светлана всплеснула руками: – Ну, знаешь ли, у нас опыт… – И мы все-таки женщины… – Мы видим такие вещи! Они словно трехголовая гидра вторили друг за другом, подхватывая интонации и заведенную тему. Макс покачал головой, отправил в рот оставшийся мандарин. – Я не понимаю, Макс, ты это мне назло, да? – мать перешла на другой прием – плачущий голос. – Я просто не верю, чтобы такая женщина могла тебе понравиться… – А кто мне должен нравиться по-твоему? – Макс прищурился.