— Я лишь хочу убедиться, что Джейни Джун рассказала вам все, что нужно знать об этом доме. — Она сказала, — ответил я. — Хорошо. Это здорово, что вы понимаете, во что ввязываетесь. Карверы не были готовы к этому месту, и, ну, думаю, чем меньше о них говорить, тем лучше, — Хиббс по-доброму похлопал меня по спине. — Я уже и так вас задерживаю. Ступайте к своей жене и еще раз осмотрите свой новый дом. И он ушел — повернулся спиной и зашагал к своему домику. Только когда я уже сел в машину и ехал по дороге-штопору, я осознал всю странность этого разговора. — Хиббс спросил, знаем ли мы, во что ввязываемся, — сказал я Джесс, когда Бейнберри Холл замаячил на горизонте, такой же огромный, каким я его и запомнил. — Сначала я подумал, что он говорит о Карверах. — Я уверена, что так и есть, — ответила Джесс. — О чем же еще говорить? — Я тоже так посчитал. Но потом он сказал, что Карверы не были к этому готовы, и теперь я гадаю, что же он имел в виду, — я остановил машину перед домом и посмотрел вверх на пару похожих на глаза окон на третьем этаже. Они смотрели в ответ. — Думаешь, здесь произошло что-то еще? Что-то до того, как сюда переехали Карверы? Джесс кинула на меня взгляд, в котором однозначно читалось предостережение оставить эту тему. — Прошлое в прошлом, помнишь? — сказала она. — Начиная с этой минуты мы сосредоточимся только на будущем. С этой мыслью я вышел из машины, запрыгнул на крыльцо и отпер входную дверь. Затем помог Джесс выйти из машины, поднял ее на руки и перенес через порог. Романтический жест, который мне так и не представился после свадьбы. У нас был бурный роман. Я был помощником профессора и преподавал курс новой журналистики в университете Вермонта. Там Джесс получала степень магистра в области учителя начальных классов. Мы встретились на вечеринке, устроенной нашим общим другом, и провели ночь, обсуждая «Хладнокровное убийство» Трумена Капоте. Я никогда не встречал такую, как она — беззаботную, яркую и живую. Ее лицо светилось, когда она улыбалась, что случалось часто, а глаза были подобны окнам в ее мысли. К концу той ночи я понял, что Джесс — именно та женщина, с которой я хотел бы провести остаток своей жизни. Мы поженились спустя полгода. А спустя еще полгода родилась Мэгги. — Ты хочешь официально окрестить это место сейчас или завтра? — спросил я, поставив ее на ноги в прихожей. — Сейчас, — подмигнула Джесс. — Определенно сейчас. Взявшись за руки, мы пошли глубже в дом. Секунду спустя я остановился, застигнутый врасплох видом свисающей с потолка люстры. Она ярко горела. Джесс тоже это заметила и сказала: — Может, Хиббс ее нам включил. Я надеялся, что так и было. В противном случае это означало, что проблема с проводкой, которую обещала решить Джейни Джун, так и осталась без внимания. Я не слишком волновался, потому что к тому времени Джесс уже тащила меня к изогнутой лестнице с игривой улыбка, в ее глазах сиял шаловливый огонек. — Так много комнат, — сказала она. — Пожалуй, нам нужно окрестить каждую. Я охотно последовал за ней вверх по лестнице, абсолютно забыв о люстре. Все, о чем я думал — это моя жена, моя дочь и чудесная новая жизнь, которую мы будем вести в этом доме. Я и понятия не имел, что на самом деле готовит нам Бейнберри Холл. Как, несмотря на все наши усилия, его история в конечном итоге чуть нас не задушила. Как двадцать дней в его стенах превратятся в кошмар наяву. Если бы я хоть что-то из этого знал, то мы бы развернулись, ушли из Бейнберри Холл и никогда бы не возвращались. Глава третья Когда я подъезжаю на своем пикапе к кованым воротам, уже темнеет. Небо, темно-фиолетовое, как гигантский синяк, нависает надо мной. Я едва ли могу разглядеть подъем гравийной дороги, которая уходит серпантином в лес. На вершине холма из-за деревьев виднеется кусочек темной крыши, а в окнах тускло отсвечивается сияние луны. Бейнберри Холл. Сам дом ужасов. Предупреждение моего отца эхом отдается в моих мыслях. Там небезопасно. Особенно для тебя. Я отгоняю его звонком Элли, чтобы сообщить, что добралась в целости и сохранности. — Как выглядит это место? — спрашивает она. — Я не знаю, я пока не открыла ворота. Элли делает неловкую паузу, а потом отвечает. — Это нормально, если ты сомневаешься. — Я знаю. — И еще не поздно передумать. Это я тоже знаю. Я могу развернуться, поехать в Бостон и принять предложение мамы по покупке Бейнберри Холл, так и не взглянув на это место. Я могу попытаться смириться с тем, что никогда не узнаю истинной причины, по которой мы уехали той июльской ночью. Я могу притвориться, что мои родители не врали мне большую часть моей жизни и что эта ложь не стала частью того, кем я являюсь. Но нет, не могу. И бесполезно даже пытаться. — Ты же знаешь, что я должна, — говорю я. — Я знаю, что ты думаешь, что должна, — отвечает Элли. — Но это будет непросто. Мой план состоит в том, чтобы за лето привести Бейнберри Холл в порядок и потом продать его, надеюсь, с прибылью. Это будет не полная реновация. Уж точно не что-то такое обширное, что обычно мы делаем с Элли. Думаю, в основном нужно просто освежить это место. Новая краска и обои. Полировка дерева и укладка новой плитки. Восстановление того, что еще можно использовать, и замена того, что нельзя. В основном разворачиваться я буду только в тех комнатах, которые в принципе продают дом: ванные, кухня, хозяйская спальня. — Ты говоришь так, будто я никогда раньше не ремонтировала старый дом. От этого Элли вздыхает. — Я не об этом говорю. Она имеет в виду другую часть моего плана — поиск обрывков правды, которые, возможно, прячутся в каждом укромном уголке. Это главная причина, по которой она не ремонтирует дом со мной. На этот раз, как говорят в кино, это дело личное. — Я буду в порядке, — говорю ей я. — Говорит женщина, которая так и не вышла из своей машины, — отвечает Элли, констатируя факт, который я не могу отрицать. — Ты к этому готова? И я не про обои, образцы и всякое оборудование. Я про твое ментальное состояние. — Думаю, да, — это самый честный ответ, который я могу дать. — А что, если правда, которую ты ищешь, не там? — У каждого дома есть история. — И у Бейнберри Холл уже она есть, — отвечает Элли. — Которую написал мой папа. И меня тогда никто не спрашивал, но все же она преследует меня каждый день. И я должна хотя бы попытаться выяснить настоящую историю, пока у меня есть такой шанс. — Ты уверена, что я тебе там не нужна? — мягко спрашивает Элли. — Если не для моральной поддержки, то хотя бы просто из-за того, что старые дома бывают сложной работенкой. Мне было бы спокойнее, если бы у тебя там была помощь. — Я позвоню, если мне нужен будет совет, — пообещала я. — Нет, — отвечает Элли, — ты будешь звонить или писать хотя бы раз в день. А иначе я буду думать, что ты умерла в эпичной борьбе с огранкой стола. Когда звонок заканчивается, я выхожу из пикапа и подхожу к воротам, которые возвышаются надо мной по меньшей мере на пять футов. Такие часто бывают в психиатрической больнице или тюрьме. Их ставят не для того, чтобы не пускать людей, а чтобы держать их взаперти. Я нахожу ключ от замка, вставляю его и поворачиваю. Она отпирается с металлическим лязгом. Почти сразу же из темноты позади меня раздается мужской голос — настолько же хриплый, насколько неожиданный. — Если вы ищете неприятностей, то вы их только что нашли. А теперь отойдите от ворот. Я оборачиваюсь, мои руки подняты, как у грабителя, пойманного за преступлением. — Простите. Раньше я жила здесь. Фары грузовика, направленные в центр ворот, чтобы помочь мне лучше видеть, теперь ослепляют меня. Я всматриваюсь в темноту позади грузовика, пока источник голоса не выходит на свет. Он высокий и крепкий — этакий Аполлон в джинсах и черной футболке. Хотя ему можно дать и меньше, я считаю, что ему чуть больше сорока, особенно когда он подходит ближе и я вижу немного седины в его щетине на подбородке. — Ты девочка Юэна Холта? — спрашивает он. По моей шее сзади поднимается холодок раздражения. Я, может, и дочка Юэна Холта, но ничья я не девочка. Я решила не заострять на этом внимание только потому, что этот мужчина, вроде как, знал моего папу. — Да. Мэгги. Мужчина шагает ко мне, протягивая руку. Вблизи он очень симпатичный. Определенно лет сорока, но плотный и мускулистый, что заставляет меня думать, что он зарабатывает на жизнь физическим трудом. Я постоянно работаю с похожими парнями. Подтянутые предплечья с выступающими венами, которые венчают выпуклые бицепсы. Под футболкой — широкая грудь и на зависть узкая талия.