— Я смотритель, — говорит он, подтверждая мое первое впечатление. — Зовут Дэйн. Дэйн Хиббетс. Папа упоминал некого Хиббетса в Книге. Уолта. Не Дэйна. — Мальчик Хиббса? — Его внук, вообще-то, — отвечает Дэйн, либо не замечая мой выбор слов, либо игнорируя. — Уолт умер несколько лет назад. И я вроде как теперь заменяю его тут. А это значит, что мне, наверное, надо перестать просто стоять и помочь вам открыть ворота. Он проходит мимо, чтобы помочь — тянет за одну створку, а я толкаю за другую. — Кстати, я ужасно расстроился, когда услышал о смерти вашего отца, — говорит он. — Остальные в городе могут и не очень хорошо о нем отзываться. Его книга не очень-то популярна в этих местах. От слова совсем. Но он был хорошим человеком, и я всегда напоминаю об этом здешнему народу. «Мало кто продолжал бы нам платить, — говорю я им. — Особенно спустя двадцать пять лет после того, как уехали». От удивления я даже икнула. — Мой папа все еще вам платит? — Это точно. Сначала дедушке, а потом и мне. А, и миссис Дитмер. Я кошу траву, ухаживаю за территорией, время от времени захожу, чтобы убедиться, что в доме все нормально. Эльза — это миссис Дитмер — каждый месяц приходила и хорошенько все вымывала. Теперь это делает ее дочь, когда Эльза стала не в состоянии, мягко говоря. — Она заболела? — Только головой, — Дэйн указательным пальцем стучит по виску. — Альцгеймер. Бедная женщина. Такое и заклятому врагу не пожелаешь. Но ваш отец так нас и не уволил и навещал меня каждый раз, как приезжал. Очередной сюрприз. От этого я отпускаю свою половину ворот, и она снова закрывается. — Мой папа сюда приезжал? — Так и есть. — Часто? — Не часто, нет, — отвечает Дэйн. — Только раз в год. Я стою совершенно неподвижно, чувствуя на себе пристальный взгляд Дэйна, но ничего не могу с этим поделать. Шок не позволяет мне двигаться. Папа приезжал сюда раз в год. Несмотря на клятву никогда не возвращаться. Несмотря на то, что он умолял меня на смертном одре сделать то же самое. Эти визиты идут вразрез со всем, что мне говорили о Бейнберри Холл. Что это было запрещенное место для моей семьи. Что здесь не осталось ничего хорошего. Что мне нужно держаться подальше. Там небезопасно. Особенно для тебя. Почему папа думал, что ему можно возвращаться, а мне нет? Почему он не упомянул — ни одного раза — что он все еще владеет Бейнберри Холл и регулярно сюда возвращается? Дэйн продолжает на меня странно поглядывать. Частично с любопытством, частично с беспокойством. Первый шок проходит, так что я могу задать следующий вопрос. — Когда он был тут последний раз? — Прошлым летом, — говорит Дэйн. — Он всегда возвращался в одну и ту же дату — 15 июля. Очередной шок. Сильный удар, который толкает меня под пятки. Я хватаюсь за ворота, чтобы не упасть, мои онемевшие пальцы цепляются за кованые завитки. — Вы там в порядке, Мэгги? — спрашивает Дэйн. — Да, — бормочу я, хотя совсем не уверена. Ночью 15 июля моя семья уехала из Бейнберри Холл. Это не может быть совпадением, хотя я и понятия не имею, что это значит. Я пытаюсь придумать логичную причину, с чего бы папе возвращаться сюда только в эту знаменитую дату, но на ум ничего не приходит. — И как долго он тут оставался? — спрашиваю я. — Всего одну ночь, — говорит Дэйн. — Он поздно приезжал и уезжал рано на следующий день. После первых пары лет я уже как по часам все выучил. Я открывал ворота и ждал, пока он сюда заедет, а потом закрывал их, когда его машина выезжала с утра. — Он когда-нибудь говорил, что тут делает? — Он никогда не заводил такой разговор, а я и не спрашивал, — говорит Дэйн. — Не мое это было дело. И хотя сейчас тоже, но я все же спрошу… — Какого черта я тут забыла? — Я хотел спросить как-то повежливей, но раз уж вы сами так сказали, то правда, какого черта вы тут забыли? Дэйн бросает взгляд на заднюю часть моего пикапа. Под брезентом спрятаны коробки с оборудованием, несколько наборов инструментов и достаточно электроинструментов, чтобы обеспечить небольшую строительную площадку. Настольная пила. Электропила. Дрель. Шлифовальный станок. Не хватает только отбойного молотка, хотя я знаю, где его взять, если возникнет такая необходимость. — Я хотела проверить дом, обновить то, что нужно, и подготовить к продаже. — Дом в хорошей форме, — говорит Дэйн. — Фундамент крепкий, сама конструкция хорошая. У него крепкие кости, как говорится. Его можно принарядить, конечно же. Ну, как и меня, например. Он одаривает меня лукавой, самоироничной улыбкой, давая понять, что знает, насколько красив. Держу пари, он привык доводить женщин Бартлби до обморока. К несчастью для него, я не из этих мест. — Как думаете, дом можно продать? — по-деловому спрашиваю я. — Такое-то место? И со всеми его загадками? Оно точно продастся. Хотя вам надо быть осторожной с теми, кому вы хотите продать. Большинство местных будут не очень-то счастливы, если это место превратится в туристическое. — Горожане Бартлби так сильно ненавидели папину книгу, да? — Они ее презирали, — говорит Дэйн, выплюнув это слово так, будто хотел избавиться от кислого вкуса на языке. — Большая часть хотели бы, чтобы она никогда не была написана. Не могу сказать, что виню их. Однажды я сказала Элли, что жить в тени Книги — все равно что иметь родителя, совершившего убийство. Я виновна просто по дефолту. Теперь представьте себе, что такое внимание может сделать с целым городом, его репутацией, стоимостью его недвижимости. «Дом ужасов» выделил Бартлби, штат Вермонт, на карту по совершенно неправильным причинам. — А что насчет вас? — спрашиваю я Дэйна. — Что вы думаете о книге моего папы? — Ничего не думаю. Я ее никогда не читал. — Так вы тот единственный, — говорю я. — Приятно наконец-то с вами познакомиться. Дэйн снова ухмыляется. На этот раз искренне, отчего улыбка становится намного приятнее, чем предыдущее ее подобие. От нее у него появляется ямочка на правой щеке, прямо над краем щетины. — Вы не фанатка, насколько я понимаю, — говорит он. — Скажу так — я не очень-то люблю чушь собачью. Особенно если я там главная героиня. Дэйн прислонился к каменной стене рядом с воротами, скрестив руки на груди и склонив голову в сторону Бейнберри Холл. — Тогда, я думаю, вы не боитесь остаться одной в этом большом доме. — Вы были там намного больше, — говорю я. — Стоит мне бояться? — Только если вас пугают клубки пыли, — отвечает Дэйн. — Вы сказали, что хотите обновить дом. У вас есть опыт в подобной работе? Раздраженный холодок возвращается, завладевая задней частью моей шеи. — Да. Немного. — Там много работы. За этой фразой кроется кое-что еще, эта невысказанная часть осталась висеть, как осенний лист. Но я знаю, что это. Что-то смутно сексистское и покровительственное. Я слышу это все время. Постоянные вопросы, которые никогда не будут заданы мужчине. Достаточно ли я опытна? Достаточно сильна? Достаточно способна? Однако продолжение фразы оказывается куда более эгалитарным. — Для одного человека, в смысле, — говорит он. — Я справлюсь. Дэйн почесывает подбородок. — Там внутри полно работы. Особенно если вы решили подготовить там все для перепродажи. Тогда-то я и понимаю, что он не придурок-сексист. Он таким окольным путем спрашивает о работе. — У вас есть опыт по реновации домов? — спрашиваю я. — Да, — отвечает Дэйн. — Немного. Слышать свой же ответ, брошенный назад, скорее смешно, чем раздражающе. Очевидно, мы с Дэйном Хиббетсом понимаем друг друга. — Это моя основная работа, — говорит он. — Главный подрядчик. Ремонт домов, всякое такое. Но бизнес в последнее время не особо процветает. Я делаю паузу, пытаясь оценить, не принесет ли найм Дэйна больше проблем, чем пользы. Но Элли была права — несмотря на мои знания и умения, мне понадобится помощь. Дэйн был в Бейнберри Холл. Он знает это место лучше, чем я. И если мой отец считал его достаточно хорошим, чтобы продолжать платить ему, было бы разумно сделать то же самое. — Вы наняты, — говорю я. — Я заплачу приличное жалованье. И когда я его продам, можете рассказывать, что выполняли большую часть работы. Возможно, это поможет вам найти новых клиентов. Договорились?