В то утро, когда я ждал в кабинете доктора Вебер, я беспокоился, что моей защиты будет недостаточно и что проблема Мэгги была вне моего контроля. И все же она выглядела нормально, когда вышла из кабинета доктора Вебер, посасывая леденец и демонстрируя наклейку на руке. — Ты так хорошо себя вела, Мэгги, — сказала психолог. — Ты же можешь еще спокойно посидеть пару минут, пока я поговорю с твоими родителями, да? Мэгги кивнула. — Да. Мы вдвоем вошли в кабинет и сели на бежевый диван, предназначенный для пациентов. Доктор Вебер сидела напротив нас, ее лицо было маской спокойствия. Я искал в нем признаки того, что наша дочь серьезно больна и что это наша вина. — Во-первых, Мэгги в порядке, — сказала она. — Вы уверены? — спрашиваю я. — На сто процентов. У нее необычайное воображение, и это прекрасный дар. Но у него есть и некоторые трудности. Главным из них, как объяснила доктор Вебер, была временная неспособность различать, что реально, а что нет. Воображение Мэгги было настолько живым, что иногда, когда она общалась со своими воображаемыми друзьями, она действительно верила, что они существуют. — Похоже, именно это и произошло прошлой ночью, — сказала доктор. — Она думала, что эти воображаемые друзья… — Призраки, — перебил я ее. — Она назвала их призраками. Доктор Вебер кивнула в ответ, слегка прищурившись, чтобы показать, как внимательно она слушает. Мне это казалось невыносимым. — Мы к этому еще придем, — сказала она. — Но сейчас о прошлой ночи. Она поверила — действительно поверила — что в комнате есть кто-то другой, и поэтому так себя повела. — И поэтому Мэгги ударила ту девочку? — спросила Джесс. — Да, — подтвердила доктор Вебер. — Судя по тому, как Мэгги описала ситуацию, думаю, что это был скорее рефлекс, чем врожденное чувство насилия или попытка причинить вред. Лучше всего я могу сравнить это с собакой, которая огрызается на кого-то, когда ее загнали в угол или напугали. В тот момент Мэгги просто не знала, что делать, и выплеснула эмоции. Это не объясняло всего. Двери обоих шкафов и криков Ханны, что ее кто-то тронул. И тот шум. Под кроватью. Это не было воображением Мэгги. Я это слышал. — Я хочу побольше узнать о призраках, — сказал я. Улыбка доктора Вебер стала натянутой. — Это не призраки, разумеется. Думаю, впредь их лучше называть выдумкой. — Мэгги считает их настоящими, — возразил я. — И над этим нам придется работать, — ответила доктор Вебер. — Она вам о них рассказала? — Да, рассказала. У нее есть три постоянные выдумки, — она специально выделила слово для пущего эффекта. — Первая — это маленькая девочка, с которой она иногда разговаривает. Вторая — молодая женщина, которую она называет мисс Медноглазая. — И не забывайте про мистера Тень, — напомнил я, потому что Мэгги точно не забудет. — Его она боится больше всего, — сказала доктор Вебер. — Если они всего лишь… — я осекся до того, как сказал «воображаемые друзья», выбирая вместо этого термин доктора Вебер. — Если это выдумки, то почему Мэгги их так боится? — У детей тоже есть мрачные мысли, — сказала доктор Вебер. — Как и у взрослых. А еще они внимательно слушают. Они впитывают гораздо больше, чем мы думаем. Когда возникают подобные проблемы, это происходит потому, что ребенок испытывает трудности с обработкой того, что он услышал. Что-то плохое случилось в вашем доме. Что-то трагическое. Мэгги это знает, но не знает, что с этим делать. — Так что же нам делать? — спросил я. — Мой совет? Будьте с ней честны. Объясните — словами, которые она сможет понять — что произошло, и как это было печально, и что это никогда больше не случится. * * * В тот вечер мы последовали совету доктора Вебер и усадили Мэгги за кухонный стол, вооружившись ее любимыми лакомствами. Горячий шоколад. Сахарное печенье. Упаковка кислых червячков. Также на столе, чуть в стороне от всего остального, лежала статья в «Газетт» о Кертисе и Кэти Карвер, которую я распечатал в библиотеке. — До того как мы переехали, — начала Джесс, — в этом доме кое-то произошло. Кое-что очень грустное. — Я знаю, — ответила Мэгги. — Ханна мне рассказала. Я застонал. Ну разумеется. — А она не говорила, что конкретно произошло? — спросил я. — Мужчина убил свою дочь, а потом себя. Когда я услышал эти слова из уст моей дочери, у меня чуть не разбилось сердце. Я посмотрел через стол на Джесс, которая слегка кивнула мне в знак поддержки. Это не так много, но для меня это значило все на свете. Этот кивок сказал мне, что, несмотря на наши недавние ссоры, мы все еще были вместе. — Верно, — сказал я. — Это было ужасно, и все очень переживали. Иногда происходят плохие вещи. Но не всегда. И не так часто, на самом деле. Но мы знаем, что случившееся могло тебя напугать, и мы хотим, чтобы ты поняла, что это все в прошлом. Ничего такого не произойдет, пока мы здесь. — Обещаешь? — спросила Мэгги. — Обещаю, — ответил я. Джесс потянулась через стол к нашим рукам и нежно сжала их. — Мы обещаем. — Если у тебя есть какие-то вопросы о том, что случилось, не бойся спрашивать, — сказал я Мэгги. — Мы можем поговорить об этом в любое время, когда захочешь. Вообще, у меня есть статья в газете об этом, если хочешь посмотреть. Я подождал, пока Мэгги кивнет, и положил перед ней статью. Поскольку ее навыки чтения все еще были ограничены, она сразу же посмотрела на фотографию. — Ой, — сказала она, прижимая палец к скопированному лицу Кэти Карвер. — Это та девочка. Я напрягся. — Какая девочка, дорогая? — С которой я иногда играю. — Ханна? — с надеждой спросила Джесс. Мэгги покачала головой. — Девочка, которая не может выходить из комнаты. Потом она посмотрела на другую часть фотографии — на хмурое лицо Кертиса Карвера. И она тут же начала хныкать. — Это он, — сказала она, забираясь ко мне на колени и прижимая лицо к моей груди. — Кто? Мэгги последний раз испуганно глянула на Кертиса Карвера. — Он, — ответила она. — Это мистер Тень. Глава шестнадцатая С утра пораньше вернулись репортеры. Я знаю, потому что не спала всю ночь. Иногда расхаживала по большой комнате. Иногда проверяла входную дверь и все окна, убеждаясь во второй, третий, четвертый раз, что они закрыты. Однако большую часть ночи я провела в гостиной, напряженно сидя с ножом в руке и ожидая новых странностей. То, что ничего не произошло, меня не успокаивало. От каждой тени на стене мой пульс учащался. Каждый скрип дома заставлял вздрагивать от неожиданности. В какой-то момент, расхаживая по комнате, я увидела себя в зеркале секретарского стола и поразилась тому, насколько безумно выгляжу. Я всегда считала, что совсем не похожа на пугливого ребенка из папиной книжки. Оказывается, я была такой все время.