— Знаете что? Я тут подумала, что у меня, наверное, есть еще одна фотография, если вам так нужно. Моя, с окончания школы. Мама сзади стоит, но тот снимок лучше, чем этот. На этот раз она перевернула корзину. Фотография в раме, но с разбитым стеклом. На краях рамы и дне корзины до сих пор валялись осколки. Та Марианна Деверс отличалась от той, что теперь перед ним сидела. Волосы гладко зачесаны, вместо брюк клеш — белое платье, по которому едва можно было заподозрить, что это женщина. Гордая, она стояла в середине. На нее смотрела мать. С виду — холодная и сдержанная. И опустошенная. Прошедшие годы обошлись с ней неласково — это даже на расстоянии было заметно. Брайан был потрясен. Не безжалостностью времени, даже не страданиями и разочарованиями, скрывавшимися в женских глазах. Все дело в мужчине, стоявшем за ее спиной и тяжело опустившем руки на ее плечи. Лицо этого мужчины Марианна Деверс почти полностью выцарапала с другой фотографии. — Ее муж? Марианна Деверс отметила, что, когда Брайан показал на фотографию, у него дрогнула рука. — Да, ее муж и мучитель! По ней видно, разве нет? Счастливой она не была. — А ее муж еще жив? — Жив ли он? От него так просто не отделаться. Да, он жив. Жив и здоров, можно сказать. Известный в городе человек. Новая жена. Деньги в банке. И много, черт бы его побрал! Внезапно у Брайана кольнуло в груди. Он пару раз сглотнул, забыв сделать вдох: — Можно у вас стакан воды попросить, мисс Деверс? — Вам плохо? — Нет-нет! Ничего страшного. Брайан, несмотря на то что побледнел, отклонил вежливое предложение Марианны Деверс остаться еще ненадолго. Ему надо было на воздух. — А ваш отчим, мисс Деверс… Она стала помогать ему надевать пальто, но бросила свою затею — он даже фразу не успел договорить. — Буду признательна, если вы перестанете его так называть. — Он взял фамилию жены или просто вы оставили девичью фамилию матери? — Слава богу, мама оставила свою фамилию, а он — свою. Его зовут так же, как звали всегда. Ханс Шмидт. Оригинально, а? Герр директор Ханс Шмидт, как он любит себя именовать. И правда оригинально. Брайана удивила безликость имени. Необычная черта для этого человека, подумал он. Должно быть, Марианна Деверс удивилась, когда он спросил у нее его адрес. Но теперь он у него есть. Дом оказался не огромным — чтобы такой оценить, нужен наметанный глаз. Ни единая деталь не упущена из виду и в то же время не выпячивалась. Сдержанная архитектурная красота. Материалы свидетельствовали о вкусе, чувстве стиля и наличии средств. Настоящий дворец — и переулок соответствующий. Имя владельца красовалось на маленькой латунной табличке. «Ханс Шмидт» — сообщала она. «Лжец!» — подумал Брайан, ощущая желание исцарапать гравировку. Его охватила дрожь при мысли о том, что этот самый человек завладел объектом его юношеского романтического флирта, красоткой Гизелой Деверс, и испортил ей жизнь. На втором этаже, в южной части дома, постоянно горел свет. На занавесках вяло мелькнула тень — может быть, ветер. А может быть, тень мучителя Гизелы Деверс. Силуэт прошлого, вторгшийся в действительность. Мерзавец и предприниматель Ханс Шмидт, также известный как подлец оберштурмбаннфюрер Вильфрид Крёнер, рябой. На следующее утро квартал быстро утих. Брайан с рассвета наблюдал за предпринимателями, выходившими к своим «БМВ» и «мерседесам». Зрелище ему было хорошо знакомо. По сравнению с его родиной здесь было лишь два существенных отличия. Марки машин и жены. Как и здесь, у него дома женщины махали на прощание, но в Кентербери представительница высшего класса скорее лишится своей банковской ячейки, чем покажется на улице в таком же виде, как местные женщины. Переступая порог своего дома, Лорин всегда была безупречно одета. А тут зрелище повсюду одинаковое. Вне зависимости от размеров дома и стоимости мужниного костюма, женщины повсюду в халатах и бигуди. Но в доме Крёнера ничего не происходило. Не отпускала мысль, что подготовиться надо было получше. Может, даже оружием обзавестись. Столкновение с самым ловким мучителем ушедших лет разбудило не ослабевшую с юности злость. Он очень хорошо помнил зверства Крёнера. Сморщенное лицо шептало ему об оружии, насилии, мести и снова мести. А порой в мыслях у Брайана возникали иные картины. Мелькали Джеймс, мгновения надежды, напряжение, напоминавшее об осторожности. Лишь около десяти часов что-то стало происходить. В сад вышла пожилая женщина и начала вытряхивать плед. Выйдя из укрытия, Брайан направился к ней. Казалось, она испугалась, когда Брайан обратился к ней по-английски. Помотав головой, она собиралась побыстрее уйти внутрь. Расстегнув пальто, Брайан с улыбкой помахал рукой перед лицом. Уже стало пригревать солнце — жарковато для пальто. Это она поняла. Посмотрев на него еще раз, она снова замотала головой, на этот раз чуть приветливее: — I speak no English[18], leider nicht[19]. — Герр Шмидт? — вопросительно развел руками Брайан. Женщина снова помотала головой. Затем вдруг ни с того ни с сего хлынул поток слов на немецком и ломаном английском. Их нет дома — ни хозяйки, ни хозяина, это Брайан понял. Но они вернутся. Позже. Может быть, сегодня. Глава 33 Тем же утром Бриджет вела себя совершенно невыносимо. «У тебя менопауза, дорогая». Лорин как можно мягче попыталась сделать так, чтобы невестка посмотрела фактам в лицо. Ей самой было о чем подумать. Без Брайана в Кентербери было непросто. Не потому, что его отсутствие что-то означало само по себе. Дом был ее территорией, и ее особо ничего не тяготило. Тоска появилась из-за Бриджет. Брайану достаточно было лишь посмотреть на невестку своей жены — она мгновенно утихомиривалась. Но без этого жена старшего брата Лорин делалась совершенно несносной. — Твой жалкий брат — подлец! — могла выпалить она, швырнув вилку на тарелку. Пока Бриджет в гостях, пользоваться можно только обычным сервизом. — Ну не надо! — Как правило, Лорин больше не успевала ничего сказать. Невестка начинала рыдать, потеть, у нее распухало лицо, а тараторила она без умолку. Однако трудно было не признать, что ее жалобы на измены мужа и недовольство меняющимся телом производили сильное впечатление. — Ты подожди! — плакала она. — С тобой такое тоже может случиться! Лорин равнодушно кивнула. Брайан с Лорин знали: они оба не такие уж особенные. Им не было свойственно стремление к разнообразию. Но интуиция подсказала ей: что-то не так. За долгие годы Лорин усвоила, что в любом начинании первым делом необходимо собрать сведения о рынке, конкурентах, издержках и спросе. То же самое — их с Брайаном личное маленькое предприятие. Спрос, как она считала, ей известен. Остальное придется выяснять. Секретарша Брайана непонимающе посмотрела на Лорин, когда та прошла мимо, властно кивнув, и скрылась в кабинете Кена Фоулса. Миссис Скотт пришла в контору в Ламбете в отсутствие своего мужа — такого еще не бывало. — Миссис Скотт, по тому, что я знаю, даже не представляю, чем мистер Скотт занят во Фрайбурге. — Кен Фоулс внимательно на нее посмотрел. — А что случилось? Я ему в понедельник звонил, и он еще был в Мюнхене. — А потом? Кен, когда вы с ним в последний раз разговаривали? — С понедельника у меня не было необходимости с ним связываться. — А кто ваши партнеры в Германии? Можете мне рассказать? Услышав вопрос, Кен Фоулс склонил голову набок. Он не понимал, почему она проявляет интерес и общается в непривычно приятельском тоне. — Но сейчас у нас нет постоянных деловых связей с Германией. Пока нет. Не более чем пару недель назад мы вели переговоры по поводу нового лекарства от язвы желудка. Несколько дней назад наняли торгового агента — он будет заниматься нашими делами в Северной Европе. — И кому же так повезло? — Питеру Мэннеру из компании «Хайнц В. Бинкен и Брюманн», но они еще в Германии не устроились. — Почему? — Почему? Потому что «Бинкен и Брюманн» — фирма из Лихтенштейна, а Питер Мэннер — англичанин, как мы с вами, он сейчас в Портсмуте. — Лиззи, мне надо кое-что для Брайана сделать, — сказала Лорин, снова прошагав мимо миссис Шустер. Воздух у Брайана в конторе тяжелый и сладковатый. Письменный стол Брайана — его архив, и архив немалый. Об успехе свидетельствовала каждая стопка бумаг. В некоторых ждали публикации исследования длиной в целую жизнь. Научный сортировочный центр. Взгляд у миссис Шустер был неодобрительный, ей неудобно было сидеть, перегнувшись через острый край стола. Все ящики оказались заперты. О них Лорин думать было не надо. Ни в одной стопке бумаг не было ничего ни о Фрайбурге, ни вообще о Германии. На тяжелую мебель хозяина кабинета со стен веяло консерватизмом Брайана. Их изящества не портил даже календарь. Совсем мало картин, каждой не меньше двухсот лет, несколько латунных светильников — и больше ничего. Никаких пробковых досок, никаких графиков встреч, никаких заметок на перекидном блоке. Лишь мелкий штрих не вписывался в тщательно продуманную, чуть старомодную рабочую обстановку кабинета начальника. Маленький штырь — на такие накалывают неоплаченные счета. Между тремя телефонами высилось крохотное орудие убийства — из тех, что Лорин запрещала Брайану ставить на письменный стол дома, — не заполненное заметками даже на четверть. Лорин знала: это банк идей Брайана. Обыкновенная мысль, внезапно посетившее коллегу озарение, замысел — все фиксировалось округлым почерком и крепилось на маленький штырь. Как она видела, в данный момент рассчитывать там было особо не на что. Осталось лишь пять заметок, и ее внимание привлекла нижняя. «Кит Уэллес! 2000 фунтов перевести в Коммерцбанк, Гамбург», — нацарапано быстрой рукой. На секунду задержав на ней взгляд, Лорин вышла в приемную: — Ой, Лиззи, ты не могла бы мне рассказать, что это такое?