Гизела станет следующим ключом, открывающим шкаф забвения. Деверс — не самое необычное имя. В отеле Брайану весьма любезно предоставили местный телефонный справочник и даже поставили рядом с телефоном-автоматом чашку чая. В следующие два часа кучка пфеннигов заметно уменьшилась. Сейчас, когда рабочий день кончился, он застал почти всех, кому звонил. Большинство не говорили по-английски. Никто не знал Гизелу Деверс, которой за пятьдесят. — Может быть, ее нет в живых, может быть, она не живет во Фрайбурге, может быть, у нее нет телефона, — чуть ли не по-дружески попытался утешить его портье. И хотя он был прав, утешение оказалось излишним. Через несколько минут после того, как сменился портье, а к кучке пфеннигов добавилась новая партия, при звуках тихого голоса дыхание у него участилось, а он нащупал еще несколько монет в лежащей перед ним кучке. — Мою маму звали Гизела Деверс, и да, скоро ей исполнилось бы пятьдесят семь лет, — ответила молодая женщина. По-английски она изъяснялась без ошибок, но тем не менее нескладно. Брайан застал ее за обычными вечерними заботами. Звали ее Марианна Г. Деверс. Судя по имени, она точно жила одна. — Почему вы спрашиваете? Вы ее знали? Спрашивала молодая женщина скорее из вежливости, чем из любопытства. — Она умерла? — Да, уже больше десяти лет назад. — Мне жаль. — На мгновение Брайан замолчал. Сочувствие не было деланым. — Тогда не буду мешать. — Вроде бы мама мне не говорила, что у нее есть знакомые англичане. Откуда вы ее знаете? — Я с ней познакомился здесь, во Фрайбурге. Ощутимое разочарование. Дело не только в Джеймсе. Гизела Деверс умерла. Прошлое схлопывалось. Больше он ее не увидит. Как ни странно, он стал терять надежду. До сих пор его память с мучительной ясностью хранила швы чулок на ее красивых икрах. Красивая, она страстно целовала его в преддверии кошмара. — Когда? Когда вы с ней в последний раз разговаривали? — Послушайте, у вас наверняка есть мамина фотография. Я хотел бы на нее посмотреть. Понимаете ли, мы с вашей мамой когда-то были близки. Марианна Деверс оказалась на несколько лет старше, чем Брайан себе представлял. Во всяком случае старше, чем ее мать, когда Брайан ее встретил. Совсем другая женщина. Не накрашенная и далеко не такая красивая, как та деятельная высокая женщина с прямыми швами на чулках. А вот скулы у нее напоминали материнские. Квартира походила на обувную коробку — пестрая, с огромным количеством плакатов на стенах, она прекрасно соответствовала непринужденным манерам и странному наряду Марианны Деверс. Она была бедна, а привыкла, казалось, к лучшей жизни. Брайан принес цветы — им тут же нашлось место. — Значит, вы во время войны родились? Но в таком случае вы уже были, когда я с вашей мамой познакомился. — Я родилась в сорок втором. — В сорок втором? Правда? — Говорите, вы моего отца видели? Марианна Деверс непринужденно поправила многочисленные платочки на шее и темные волосы. — Да. — Расскажите мне о нем. Взгляд Марианны Деверс прояснялся, и Брайан приукрашал правду. Она так мало знала о своем отце. — Отца убило во время бомбардировки, я знаю. Должно быть, он погиб в том самом госпитале, о котором вы рассказываете. Не знаю. Мама говорила: какая разница, где это случилось. — Она здесь жила? Понимаете ли, по какой-то необъяснимой причине я так и думал. Насколько я знаю, родом она не отсюда. — Нет. Но после войны многие переехали. Пришлось. — Пришлось? О чем вы, мисс Деверс? — Иски, конфискации. Семья моей матери все потеряла. Об этом ваши земляки позаботились. В ее тоне, хоть и язвительном, горечи не было. — Как же она выкарабкалась? У нее было образование? — В первые годы выкарабкаться у нее совсем не получалось. Она об этом никогда не говорила. Не знаю, где и на что она жила. Я жила у двоюродного брата мамы в Бад-Годесберге. Когда она забрала меня сюда, мне было почти семь. — Она во Фрайбурге работу нашла? — Нет, она нашла нового мужа. Хотя при слове «муж» Марианна несильно ударила по столу, получилось эффектно. Очевидно, из такой же ситуации Марианна Деверс нашла бы другой выход. За ниспадающей челкой скрывалась кислая улыбка. — Она во Фрайбурге замуж вышла? — Вышла, боже правый, да! Она вышла замуж, и здесь, во Фрайбурге, она и умерла, и жизнь она прожила убогую, если хотите знать. Несчастливую жизнь, ее ждало множество разочарований и душевных терзаний. Она вышла замуж ради денег и положения — лучшего она и не заслуживала. После войны ее семья обеднела. С этим она смириться не смогла. Он с ней обращался отвратительно. — А с вами? — Да пошел он! — (Брайана ошеломила вспыльчивость Марианны Деверс.) — Ко мне этот кусок дерьма даже не прикасался! Пусть бы только попробовал! Коричневый, жесткий, потертый фотоальбом, заполненный фотографиями: на фоне пейзажей юная девушка с искоркой в глазах, едва ли старше дочери самого Брайана, бегает и позирует, прячась за стволами деревьев, а на каких-то снимках — растянувшись на луговой траве. Как Гизела Деверс рассказывала своей дочери, на этих фотографиях — самое счастливое лето в ее жизни. Девушка демонстрировала юношескую беспечность и на последних страницах. На своего отца Марианна Деверс указала с плохо скрываемой гордостью. Красивый мужчина в военной форме — к нему льнула Гизела Деверс. Давно это было. — Знаете, мисс Деверс, вы очень похожи на родителей. — Да, знаю, мистер Скотт. А еще знаю, что мне завтра рано вставать. Не хочу показаться невежливой, но вы же увидели то, за чем пришли? — Прошу прощения, мисс Деверс. Извините, что задержал вас. Да, увидел, спасибо. А у вас нет более поздней фотографии вашей мамы? Не хотелось бы уходить, так и не спросив. Понимаете ли, я по-разному ее представлял. Пожав плечами, она встала на колени перед кушеткой. Судя по пыли на плетеной корзинке, выдвинутой из хранилища, в ушедшие годы хватало других забот. Перед ним появилась огромная куча фотографий — с ними пронеслись десять лет. Другие прически, другие позы и другие наряды. Быстрые перемены, заметные изменения. — Вот она, — сказала она, протягивая ему фотографию увядающей женщины. Самой обыкновенной. Марианна Деверс заглядывала через его плечо. Вероятно, она на фотографию много лет не смотрела — вряд ли представлялся случай. Лицо Гизелы Деверс оказалось совсем близко к камере. Черты лица расплывчаты: снимок сделали спонтанно. Раскинув руки в стороны, она что-то кричала фотографу. Ей улыбались все окружающие, за исключением маленькой девочки, заползшей среди ног взрослых и улегшейся животом на траву, — она смотрела на мать сзади. Марианна Деверс была прелестным ребенком. Над ней, скрестив на груди руки, стоял мужчина. Единственный, кто отвернулся от происходящего. Казалось, остальные ему неинтересны. В том числе маленькая девочка, лежащая рядом. С виду прекрасный человек, чья поза свидетельствовала о его положении и самоуверенности. Из-за множества царапин на фото лицо было нечетким. И тем не менее на Брайана накатило отвращение. Не от мысли о том, что юная девушка попыталась отомстить отчиму, выцарапав его с семейной фотографии. А от чего-то еще. Присутствия чего-то почти знакомого. Извинившись, Марианна Деверс стала уверять, что, к сожалению, фотографии получше, чем та, что Брайан держит в руках, у нее нет. Вот и все, что ей удалось вырвать из рук материного мужа, когда она наконец обрела покой. — Но в городе ваш отчим был человеком известным, разве нет? — (Она равнодушно кивнула.) — Наверняка по разным поводам делали официальные снимки, как думаете? На этой фотографии я вашу маму с трудом узнаю. — Есть огромное количество официальных фотографий. Огромное. Но ее на них никогда не было. Видите ли, он ее стеснялся. Она пила. Сев рядом с ним на подлокотник, Марианна Деверс поджала губы. Под мышками — дырки. Брайан вновь отметил, что у него внутри зашевелилось непонятное беспокойство. Обстановка стала неприятной. Все из-за только что увиденной фотографии. А еще его стала мучить совесть за его требования. Поправив жилетку, хозяйка выпрямила спину. — Вы были влюблены в мою мать? — вдруг спросила она. — Наверное. Сидевшая рядом с ним женщина прикусила губу. Брайану снова пришлось задать себе этот вопрос. — Я не знаю, — прозвучало через какое-то время. — Ваш отец был очень серьезно болен. В тех странных обстоятельствах, в которых мы все оказались, тяжело было разобраться в своих чувствах. Но она была очень красивой. Я вполне мог влюбиться, если бы уже не был влюблен. — О каких обстоятельствах мы говорим? — Марианна Деверс не отводила взгляда. — Мисс Деверс, это ужасно трудно объяснить, но можно сказать, что обстоятельства были несколько необычными, поскольку я оказался в этой стране во время войны. — Моя мама просто не могла вами заинтересоваться. Она засмеялась. Она как раз осознала весь абсурд. — Других таких же убежденных нацистов, как мама, я не знаю. Она всю эту дребедень любила. Не думаю, что проходил хоть день, когда ей не снился Третий рейх. Форма, марши, парады. Она любила это. А вы англичанин. И она проявила к вам интерес? Очень странно. — Ваша мама не знала, что я англичанин. Но об этом никто не знал, когда меня положили в госпиталь. — Вы что, шпион? Должно быть, с неба в костюме Санта-Клауса упали? Она засмеялась. Правда ее не сильно интересовала.