Не ожидая ответа, Брайан болтал скрещенными ногами. Как будто вот-вот накроет приступ диареи. — Мне надо только предупредить, что я уезжаю. Смогу быть у тебя через три часа. Было очевидно, что от быстрой езды Уэллес удовольствия не получает. Большая машина не издавала ни звука. Брайан всегда брал «ягуары», но дело было не в любви к скорости — скорее вопрос национальной гордости. И ехать они могли быстро. По мнению Уэллеса, даже чересчур. Он подвинулся к середине и старался не смотреть на дорогу. — Я поставил себе задачу: найти эдакого чудака, для которого главное в жизни — аккуратно подсчитывать годы, месяцы, недели и дни. Вопрос лишь в том, жив ли еще этот Вернер Фрике. Если да, он точно где-то всплывет — надо только побольше мест обзвонить. Вроде бы все просто, но я на это не один день потратил. Наверное, профессионал подошел бы к задаче по-другому, но я обзвонил все медучреждения, какие смог найти. Думаю, перед этим я их перебрал больше пятидесяти. — А Герхарт Пойкерт? Устремив взгляд вдаль на дорогу, Брайан сжал руль. — Прости, Брайан, о нем я пока ничего не разузнал. — Не волнуйся, я не жду сразу много. Ты отлично поработал, Кит. Шаг за шагом, верно? — Брайан попытался улыбнуться. — Как ты понимаешь, мне не терпится его увидеть. Дорогой Человек-календарь все еще жив. Брайан смотрел в одну точку. — Если он жив, у Джеймса тоже есть надежда. — Если хотите, можете его о чем-нибудь спросить. Но не обещаю, что он ответит. Как и вся больница, кабинет у заведующей отделением был яркий и светлый. Тут всех подряд держать не будут — это дорого. — Семью Вернера Фрике оповестили о том, что вы придете. Родственники не возражают. — Говорившая с эффектным акцентом доктор Вюрц не улыбалась. — Наверное, мистер Уэллес сможет вам попереводить, мистер Скотт. — Можно нам его медкарту посмотреть? — Я знаю, что вы врач, мистер Скотт. Вы бы ее дали? — Вероятно, нет. — У нас есть личное дело. Там все самые важные сведения. Брайан попросил Уэллеса опустить психиатрические термины. Фрике болен, и лечили его соответствующим образом. Интерес представляли сведения о госпитализациях, а не то, есть ли у Фрике шанс когда-нибудь стать здоровым человеком. Записи велись с марта 1945 года. Ни слова о том, откуда он и что послужило причиной болезни. Фрайбург даже не упоминался. 3 марта 1945 года Вернер Фрике словно из ниоткуда появился в больнице Карлсруэ. Больше года он считался пропавшим без вести, затем его перевели из временной базы СС в Тюбингене. Вот и все сведения о предыстории болезни. Военные документы ничего не сообщали о годе, вырванном из личной летописи Человека-календаря. Во время наступления союзников временное пристанище Вернера Фрике разгромили, и всех пациентов перевели в эту клинику. В начале шестидесятых клиника перешла в частные руки, и большинству пациентов пришлось переехать. Сегодня от изначального состава остался он один. У семьи Человека-календаря были средства оставить его на месте. Имелся также список остальных пациентов, поступивших в тот момент. Брайан не смог вспомнить ни одного имени. Несомненно, из Дома алфавита сюда попал только Человек-календарь. Брайана вдруг охватило волнение. Он увидел коротконогое, плотное туловище и добродушные глаза. Словно и не было всех прошедших лет. Все прочие эмоции перекрыла удивительная нежность. Едва Брайан встал между ним и телевизором, Человек-календарь произнес: «Ах-х-х» — и приподнял кустистые, абсолютно белые брови. Брайан кивнул Человеку-календарю, почувствовав, как подступают слезы. — Он всем так говорит, — заметила между делом Вюрц. Несмотря на то что тело осунулось от многолетнего безделья, этот человек был не лишен достоинства. В рубахе без рукавов и в брюках с расстегнутой ширинкой, перед ним все же сидел офицер СС и с любопытством смотрел ему в глаза. Вдруг с поразительной четкостью перед глазами предстало все, что произошло в госпитале во Фрайбурге. Человек-календарь жив — смотрит на крошечном черно-белом экране трансляцию с Олимпийских игр в Мюнхене. Естественно, на блокноте, висящем над экраном, значилась верная дата. 4 сентября 1972 года. Понедельник. — Что мне ему сказать? — спросил Уэллес, садясь рядом на корточки. — Не знаю. Расспроси его про всех, чьи имена я тебе назвал. Про сестру Петру и Воннегута. И спроси, помнит ли он меня, Арно фон дер Лейена. Того, кого он чуть в окно не выбросил. Попрощались они быстро. Они еще не ушли из палаты, а Вернер Фрике опять приклеился к телевизору и вернулся к просмотру финала соревнований по бегу на 200 метров — спортсмены занимали стартовые позиции. — Знаю, Брайан, ты разочарован, но это того не стоит. Я много запросов про Воннегута сделал. Не думаю, что найду его в живых, если вообще найду. Сам понимаешь, имя у него не сказать чтобы необычное. — А Фрике только на имя Воннегута отреагировал? — Да. Ну и естественно, на твою шоколадку. Увы, мне кажется, не стоит придавать этому такое значение. Кит Уэллес долго ждал, когда Брайан заговорит. Пока они сидели в машине, с парковки почти все уехали. Многие удивленно рассматривали их через лобовое стекло. Брайан молчал. — И что теперь? — подал голос Уэллес, когда с парковки уехала последняя машина. — Да, что теперь? Ответ прозвучал так тихо, что Уэллес засомневался, правильно ли уловил интонацию. — Брайан, у меня до начала работы еще десять дней осталось. Я с удовольствием уделю тебе еще пять дней. Многое еще может случиться. Уэллесу стоило немалых усилий произнести эти слова с оптимизмом. — Кит, тебе же обратно в Штутгарт надо, правильно? — Ну да, там у меня бумаги, и машина, и багаж. — Ты сильно расстроишься, если я попрошу тебя взять напрокат машину и вернуться на ней? Я оплачу, естественно. — Нет. Но почему, Брайан? — Думаю, может, мне во Фрайбург поехать? Прямо сейчас. В частной клинике в Карлсруэ в маленькой комнатке на стуле качался туда-сюда мужчина, которого Брайан знал как Человека-календаря. Его реальность была очень сильно ограниченна. Телевизор уже выключили. Скоро стемнеет. Губы двигались слегка не в такт с его подергиваниями. Никто его не слышал. Брайан проехал шестьдесят километров на юг — дороги были забиты, и с шоссе он свернул. У него было два варианта. Проехать либо вдоль Рейна, по красивой дороге, либо у подножия Шварцвальда. Он выбрал Шварцвальд. Он просто не сможет проехать через то место, где словно сумасшедший убегал от широколицего и тощего. Не сейчас. Глава 32 Пока Брайан вспоминал, где находится, становились все громче незнакомые звуки — от низкого жужжания до нежных полутонов. Накануне вечером его уже поприветствовали фрайбургские трамваи — теперь они желали ему доброго утра. В его номере все еще горел свет. Лежал он полностью одетым. И не уходила усталость. Еще до того, как Брайан открыл глаза, над ним нависло отвратительное чувство — точно как перед экзаменом. Наверное, если бы рядом с ним в постели лежала Лорин, все было бы по-другому. Стоявшая перед ним задача предназначалась одному человеку. На вывеске значилось: отель «Розенек». «Урахштрассе, 1», — дополнительно сообщала визитная карточка, выданная портье. Брайан понятия не имел, где именно в городе он поселился. — Телефон есть? — Последнее, что он спросил вечером. Портье ответил недовольно, указав на телефон-автомат напротив крутой лестницы. — Деньги разменяете? — добавил Брайан. — Да, завтра утром! Поэтому Лорин он пока не позвонил. Теперь его ждали улицы. А еще — горы и вокзал. Город гипнотически на него действовал. В месяцы, проведенные в госпитале, на возвышенности за городом, он цеплялся за собственные фантазии. О жизни дома, в Кентербери, о свободе и городе, который был так близко. И вот он здесь.