Их цепочка тянулась вдоль стены трактира, потом ловко перепрыгивала на соседнее здание и терялась вдалеке. Отпечатки были знакомые: псевдотанцующие, идейно легкие. Ну приплыли! И с какой, интересно, радости Голден-Халла превратился в белку-попрыгунью? Неужели ему так надоело созерцать мою спящую тушку, что он решил выйти в окно? Я оделась полностью, в уже привычным мне стиле капусты. Пожала плечами и отправилась на поиски сыщика. * * * Уже первый прыжок с крыши на крышу вызвал у меня глубочайшие сомнения. Я не была уверена, что перелечу. В животе был сэндвич, на плечах — шуба, в голове — чуть туманно после болезни. А внизу, по темному переулку, туда и сюда шастал призрачный крестьянин с вилами наперевес. И если мужичок просто лопнет, как морок, при встрече со мной, то вилы могут стать проблемой. В итоге я спустилась по приставной лесенке, очень удачно обнаруженной у стены трактира. Пересекла улочку пешком и уже прикидывала, как бы мне вскарабкаться на новую крышу, когда меня окликнули. — Вы очнулись! — сказал силль-возница. Сказал равнодушно, а не радостно, что, признаться, меня задело. Я мигом вспомнила его спокойное «не жилец», которое до сих пор эхом отдавалось где-то внутри меня. Я обернулась. Дух гор, он же извозчик, он же первый и пока единственный клиент курьерской службы «Берти&Тинави» читал в каминном зале трактира, сидя в большом кресле у распахнутого окна. Со своего ракурса силль видел всю улицу — аккурат кроме того угла здания, где я слезла с крыши. — Очнулась! — кивнула я. — А где ваш попутчик? — спросил дух. — Он в моей комнате, — я соврала раньше, чем успела обдумать такое решение всесторонне. То ли мне постепенно передается волшебная «чуйка» наставника, то ли я просто анализирую факты быстрее, чем осознаю. — Берти читает. А я пытаюсь найти, эээ, удобства. — Вообще-то туалет у нас внутри, — удивился силль. — Справа от обеденного зала. Да и на втором этаже есть. — Ох. Точно. После операции я плохо соображаю, — горько повинилась я. — Это видно, — флегматично кивнул возница, заработав еще минус балл. — А как вы прошли сквозь обеденный зал? Я не слышал, чтобы трактирщица гроголавкала вам. — Делала что? — Гроголавкала, — хрустально-голубые глаза духа оставались безмятежными. — То есть предлагала лавку и грог, как у нее заведено. Я фыркнула: ну вот, еще один магистр прикладной лингвистики по мою душу! Где там Дахху — срочно нужно записать это призрачные жаргонизмы. И, кстати, да. Видимо, поэтому Берти и полез по деревне поверху — чтобы госпожа-из-таверны своим громогласным добродушием не выдала его «начальству»… — Наверное, вы увлеклись книгой и не услышали, — я беззаботно пожала плечами. — Хозяйка трактира выступила в лучшем свете, как и всегда. Откланявшись, я под задумчивым взглядом извозчика пошла «обратно» к главному входу. Завернула за угол и решительно распахнула дверь в таверну. Трактирщица стояла у прилавка в полной боевой готовности: то есть с застывшей улыбкой на лице и подносом в руках. — ПРИСЯДЬТЕ НА ЛАВКУ ДА ВЫПЕЙТЕ ГРОГУ! — мгновенно отозвалась она. И я захлопнула дверь с чувством выполненного долга. Потом тихонько вернулась к лестнице, в свою комнату, и вновь упрямо поползла в окно… Не знаю, почему Берти скрывается от извозчика, но поддержу игру. * * * Сыщика я увидела сразу же: он уже возвращался, двигаясь мне навстречу. Это было красиво: глубокая темнота звездной ночи, синевато-белые крыши, усыпанные сахаром небес, и ало-золотистый силуэт Голден-Халлы. Лоскутное пальто саусберийца хлопало подолом, когда Берти ловко перескакивал с дома на дом: то ли как игривая лисичка, впервые в жизни увидевшая зиму, то ли как ассасин, получивший внеурочный выходной, но по инерции продолживший погоню. — Отлично смотришься! — похвалила я. — Хоть на рекламе Ночного клана тебя рисуй. — Ого, ты уже проснулась! — Берти ахнул, заметив меня. Он длинным прыжком преодолел последнюю узкую улочку перед трактиром и вскарабкался на конек, где я сидела на трубе, как ворон, поджидая его. — Ты выздоровела быстрее, чем я думал. Ура твоему отличному иммунитету! — улыбнулся Берти. — Нет. Ура моему замечательному донору! — не согласилась я. И, воздев руки, торжественно продолжила, чувствуя себя кем-то вроде печного полководца: — Ты спас мне жизнь, Бертрам Голден-Халла. Дотащил до деревни, додумался позвать Королеву и — малинка на торте — поделился своей искрой! И если первые два пункта говорят о твоем здравомыслии, то последний — наоборот! Но я рада, что ты такой чокнутый и щедрый парень. Ты сам вообще как: нормально себя чувствуешь? У тебя же самого теперь дыра в искре, получается? — Да, как и у тебя. Мы не полностью перекрыли брешь, иначе бы я откинулся. Так что у нас обоих теперь по маленькой дырочке: они зарастут. Чувствую себя нормально, — он кивнул, задумчиво качаясь с мыска на пятку. — Фу-у-ух. Хорошо. Потому что в моем мире такие чудеса обычно не случаются просто так. Я, конечно, верю, что вселенная улыбчива, щедра и вообще очень приятная госпожа при близком знакомстве, но за некоторые вещи она всегда выставляет счет, педантичная… Я запнулась, когда увидела, как потемнело лицо Голден-Халлы. Зимний ветер, кружащий снег, вдруг перестал казаться мне благостным. — Что не так? — насторожилась я. — Без счета все-таки не обошлось? — Не обошлось, — вздохнул Берти. Он убрал руки в карманы и стоял, подняв лицо вверх и подставив его легкому флирту неба — то ли поцелуям, то ли щелбанам, то ли просто ничего не значащим снежинкам. — Давай спустимся в комнату, и я тебе всё расскажу. И, казалось, самое время спросить: а куда он ходил-то, собственно?.. Почему мы скрываемся от извозчика? Но во мне уже забились молоточки паники: целый долбанный хор, подсаженный на рёбра изнутри. Загадка Колокольчиков интересовала меня куда меньше, чем разгадка Голден-Халлы. Глава 31. Я все-таки тебя съем В спальне мы, не сговариваясь, устроились на полу. Лежа. Вечный синдром заземления, рефлекс безопасности для защиты от страшных вестей: чтоб некуда было падать. Берти и я легли затылок к затылку — север и юг, стражи сторон — глядя в деревянный потолок, весь в черных спиралях — автографах веток. На улице продолжал беззвучно падать снег. Из-за него вневременная комната стала еще таинственнее и укромнее, как будто провалилась глубоко под землю. — Помнишь, я сказал, что операция Ледяной Леди пройдет легко, потому что мы — как частицы с противоположным зарядом? — спросил Голден-Халла. — Помню. Нас притягивает друг к другу, — кивнула я. — Ага, — Берти цокнул языком. — Только вот теперь, после вмешательства, условный «заряд» поменяется. И очень скоро нас будет не тянуть, а отталкивать. Я моргнула: — Стоп. Я тебя возненавижу? — Хм-м-м. Интересная версия, но нет! Нас действительно будет отталкивать. Физически. Лечебный эффект магии королевы уже пошел, а вот «побочка» включится только когда мы выйдем из Долины колокольчиков. И там, Тинави, мы просто не сможем находиться друг от друга на расстоянии меньшем, чем пятьдесят метров. — В смысле? — опешила я. — В прямом! Ты делаешь шаг ко мне — и неведомая сила утаскивает меня на шаг назад. И наоборот. Или мы просто застываем на месте, упрямые, если решим сыграть в Чья Воля Сильнее. Можно будет проверить, кстати! Или даже целый спорт из этого сделать. Я перевернулась на живот и, нависнув над Берти, молча вытаращилась на него, как козодой. Вы не знаете, как таращатся козодои? О, поздравляю. Крепче спите! Берти неуютно поерзал, но упрямого оптимизма не растерял. — Хорошо, что мы друг другу чужеземцы! — твердо сказал он, хотя под моим взглядом, поверьте, и не такие погибали. — Живи мы в одном городе, пришлось бы страшно делить территорию. И всегда, врезаясь в невидимую стену, приходить к однозначному выводу: этот гад где-то там! Сидит, небось, в моем любимом кафе, зараза… Да, думаю, будь мы соотечественниками, мы бы быстро прониклись взаимным раздражением. — Берти! — наконец угрожающе пророкотала (ну ладно-ладно, пропищала) я. — Ты хочешь сказать, мы больше никогда не сможем нормально общаться? Вместо ответа следующие несколько секунд Голден-Халла смотрел на меня, не мигая. Пристально. До пепла серьезно. Мое бедное сердце успело облиться кровью раз четыреста. Страшное слово «никогда» повисло в воздухе, как топор. Вот какого пепла, а?! Стоит мне встретить кого-то — или что-то — кого или что не хочется отпускать, как нахалка жизнь разворачивает за плечи и, чмокнув ужасом в загривок, пинает от души («Попотей над способом вернуться!»). Стоит подумать: ладно, кажется, я больше не боюсь чудовища — как чудовище, сделав ручкой, отстреливает себе башку, и его преемник оказывается куда страшнее. Я беру преграды, чтобы наткнуться на новые, еще выше. Я успокаиваюсь в слишком глубокой реке, чтобы в следующий раз момент грохнуться с водопада — и теперь учиться держать покой в процессе борьбы с гравитацией…