Я понимаю, что сейчас комиссар как нельзя близок к правде. А и правда, чего стоит мне пристрелить эту мразь прямо тут? Три из четырех свидетелей убийства точно не будут выступать в суде. Мэр... Ну, учитывая, что он хотел через Джеймса засадить Эванса в тюрьму, думаю, тоже не будет проблемой. Куда только тело прятать? Хм... Шарп вдруг начинает кашлять и, наклонившись, делает один шаг вперед, тут же выпрямляясь и напрочь перекрывая мне низкорослого Эванса. — Прошу прощения. Надышался дыма на демонстрации, — поясняет он с самым серьезным лицом, когда на нем скрещиваются взгляды всех присутствующих. — Отвечая на ваш вопрос, сэр, вы явно видели не последнюю характеристику. Доктор Ульям Сэмюел Кингсли предоставил мне дополнительное заключение на основе опросов коллег и анализа действий детектива внутри участка, зафиксированных камерами. Подробно вы можете ознакомиться с ним в его личном деле, но, говоря кратко, детектив Ливану демонстрирует впечатляющие... Я едва слышно вздыхаю и отключаюсь от разговора. Всё, что связано с нашим психотерапевтом, вызывает у меня состояние, близкое к зубной боли. — Благодарю за разъяснения, — слышу я недовольный голос Эванса. — В таком случае, господа, у меня больше нет вопросов, но есть масса нерешенных дел. Всего доброго. И я вынужден уступить дорогу этому мерзкому куску говна. — Твоя дочь приехала, — как только дверь плотно закрывается, активируя замок, произносит шеф. — Жива, цела, полна впечатлений. С ней был молодой Зерилли, но она его прогнала. А еще тот здоровяк из клуба, Файдз. Она зовет его дядюшкой и почти убедила психотерапевта, что это чудовище с улыбкой серийного маньяка добрейшей души человек. Сидят в комнате защиты, уничтожают запасы батончиков — Сэр... — Сэр... Шеф делает настолько недовольное лицо, что я вздыхаю, исправляясь. — Джеймс, спасибо. Я рад это слышать. Да, прошу прощения, господа, но если это всё, то мне нужно срочно вас покинуть. — Агент Уик? — Я понятия не имею, как это вышло, но, да, она. — Это та загадочная женщина с роскошной фигурой, чье лицо не попало ни в один кадр? — оживляется мэр. — Она действительно его агент? У неё можно будет взять интервью? Без лица, конечно. — Сэр, — произношу я уже с раздражением. Мэр насмешливо вскидывает брови, но замолкает, за что я испытываю к нему большую благодарность. — Ливану. Сколько времени нужно вашей команде, чтобы вернуться к выполнению плана? — Ма Тонг пристально смотрит на меня. — Попробую узнать. Прошу прощения... Я достаю коммуникатор, набираю Вика, который отвечает практически сразу, и спрашиваю его о том, сколько времени потребуется на то, чтобы Лара пришла в себя. — Психически она почти в норме. Не поверишь, какие чудеса творят с женщинами пять плиток горького шоколада, полтора литра овсяного молока и подача раствора повышенной питательности в вену. — На заднем фоне я слышу, как Лара что-то ворчит, и чувствую, как на душе становится чуть-чуть легче. Раттана жива и цела. Лара удержалась от срыва. Потерь личного состава не наблюдается, а половина дела уже сделана. — Физически... «Рапид» в ближайшие пару часов не для неё. Поставить титановые скобы на пару ребер, поменять демпфер, снять отек тканей и заменить синт-кожу... Не проблема. Вот с истощением есть сложности: она уже давно не использует концентрированные быстроусвояемые рационы особого образца, а они ей сейчас очень нужны. Недостаток энергии в организме приводит к тому, что клетки мозга не могут контролировать свою возбудимость, что приводит к распространению возбуждающих сигналов по всему мозгу. Эта неконтролируемая активация клеток вызывает еще большее истощение их энергии и приводит к окислительному стрессу. Если уровень активности антиоксидантной защиты падает ниже критической отметки 5... — Вик, прошу. Давай по-простому, для тупых копов, — перебиваю я его с мольбой. Он очень тяжело вздыхает. — У нее мозг бьется в конвульсиях от голода, а она еще и «рапидом» его нагружает. Пусть или жрет нормально, как положено аугу её уровня, или не использует имплант. Третьего тут не дано. А сейчас, чтобы судороги прекратить, нужно дать ей ударную дозу... Всего. Вообще всего. Сможешь рационы достать? — Наверное, — я морщусь и кошусь на Джеймса. — Тогда тащи. И через три-пять часов она будет почти как новая, только лучше. И учти, рано или поздно я потребую рассказать мне всё, — с этими словами Вик отключается. — У нас же есть в спецуре носители «Рапида»? — я обращаюсь к Джеймсу, и он кивает. — Нужно достать их рацион. С ним Вик обещает, что часов через пять-шесть Лара будет готова к действию. Ма Тонг издает какой-то непонятный звук, я оборачиваюсь на него, но он демонстративно кашляет, бормоча что-то про демонстрацию и дым. — Рацион подотчетный. За его выдачу отчитывается снабженец напрямую производителю, указывая номер «рапида» у потребителя. А тот подает документы в городской совет для компенсации. Только если кто-то осознанно отдаст свою порцию, но в этом я очень сомневаюсь. — Куда прислать нужно? — спрашивает Ма Тонг. Я диктую ему адрес клиники, и он кивает. — Два найду, у нас-то со снабжением получше, чем у полиции, к счастью... Или к сожалению. — Попрыгунье твоей передать что-то? — Джеймс останавливает меня, уже схватившегося за ручку двери. — Что она молодец, — я шустро выскакиваю за дверь, оставляя напрашивающийся следом вопрос о том «А что ей сказать про твое появление?» не заданным. Кто не успел, тот опоздал. Путь обратно в клинику Вика я прокладываю через свой рабочий стол, из-под которого вытаскиваю кофр с винтовкой и кафетерий, потому что чувствую, что от голода начинает сводить брюхо. Ловлю себя на мысли, что начинаю лучше понимать Лару с её приступами голода и любовью к злаковым батончикам. Покупаю сразу десять штук, потом, чуть подумав, еще пять. Раскладываю их ровным слоем по накладному карману на кофре, и, выбежав на парковку, успеваю тормознуть уже почти отъехавшую машину патрульных. Мне везет – мужики оказываются не из говнистых и спокойно соглашаются подбросить меня до клиники, внеся в маршрутный лист «перемещение на дополнительную точку маршрута по просьбе...». В клинике вроде как даже весело. Вик травит байки, поставив стул перед лежащей на животе Ларой, однако я вижу, что все инструменты остались ровно там, где были, когда я уходил. — Рацион пришлют сюда, — устало сгружая кофр на пол рядом с диваном, я вытаскиваю из него все батончики, ссыпая их в шуршаще-блестящую гору и, сев рядом, тут же разворачиваю один, удивляясь тому, какой он вкусный. — Опять ни черта не жрешь? — строго вопрошает Вик, и я демонстративно машу батончиком. — Вы откуда такие взялись... Так, леди, ваш ушибленный на всю голову контроль качества моей работы прибыл, так что давайте-ка мы с вами все-таки начнем приводить вас в подобающую форму. Лара согласно кивает и Вик тут же подкатывает к столу стойку с системой мониторинга и наркозно-дыхательным аппаратом. Я, знакомый с этой установкой ближе, чем хотелось бы, шуршу упаковкой следующего батончика, пока севшая ко мне спиной Лара снимает мягкий бюстгальтер и её опутывают системой датчиков. Смотрю, как Вик протягивает ей пока еще не подключенную наркозную маску и помогает правильно улечься на живот, уперевшись головой в специальный подголовник с отверстием по центру. После чего берет со столика рядом заранее подготовленный ингалятор и делает Ларе укол в шею. Через пару минут в тишине операционной становится слышно её размеренное, глубокое дыхание. Тогда Вик подключает к её маске трубку от наркоза, и оборачивается на меня. — У тебя есть гарантированные три часа на сон. Пользуйся с умом, одеяло на спинке дивана. Оценив заботливость и прозорливость друга, я перекладываю все батончики на его рабочий стол и, сняв ботинки, укладываюсь на диван, накрываясь одеялом с головой. Недостаток кислорода быстро делает свое дело, отправляя меня в сны без сновидений. [2] «Безымянный» наемник: одетый в унифицированную броню, не имеющую никаких опознавательных знаков или отличий. Буквально – магазинный комплект, не кастомизированный под носителя. [3] Лестничный марш – часть лестницы, непрерывный ряд ступеней, который связывает между собой две горизонтальные площадки. [4] Черт тебя дери (рум.) [5] Влияние боевых нейроимплантов на мозг реципиента является любимейшей темой Вика, по которой он написал не одну научную работу и постоянно совершенствуется в этой области. Здесь он рассказывает о выведенной им зависимости судорожных состояний и гибели клеток в мозге от изменения энергетического состояния этого органа. 30. Этот долгий безумный день (Черновик) Еще ни один его звонок девушке не заканчивался так... — Файдз, северные ворота, маршрут! Они несутся едва ли не на ощупь. Мир вокруг содрогается от ярости идущего за ними по пятам пилота «Ястреба». Машину осыпает кусками асфальта, содержимым контейнеров, в лобовое стекло с визгом втыкается раскаленный кусок обшивки какой-то бронетехники, попавшей под обстрел танка. Верный металлический зверь стонет под ладонями кочевницы, словно от боли, с заносом вынося их на последнюю прямую. Команду Раттаны рокер выполняет не раздумывая, срывая с себя ремни, скатываясь вперед и пытаясь вжаться в то небольшое пространство между передними и задними сиденьями. — Чтобы завалить эту тварь надо что-то из её весовой категории! — Он сам не понимает, зачем произносит это. Может быть, чтобы услышать свой голос? Обычно это придавало ему сил. Файдза осыпает осколками экрана, что заменял стекло крышки багажника. Очередь пулеметов проходится по машине вверх, срывая с нее куски бронированной обшивки. Взрыв. Сквозь писк в ушах, сквозь отчаянный рев и кашель мотора, во всей этой какофонии звуков Файдз слышит, как Раттана запрещает её машине ломаться прямо сейчас. Он встает на колени, надавливает рукой на спинку сиденья Майкла, да так, что у той не выдерживает механизм и она из полулежачей становится просто лежачей. Хватает Раттану и сорвавшего с неё ремни безопасности парня в охапку, открывает пинком свою дверь, и выбрасывает их из машины за мгновение до того, как сзади в багажник впивается острая морда танка. «Ты должна найти брата!» Задние сиденья складываются. Файдз пытается дернуться дальше, к рулю, но киберногу зажимает между искореженными частями машины, что продолжает толкать вперед «Ястреб». Днище издает душераздирающий скрежет – антигравы у морды медленно и верно затягивают «FQX» под танк. «Я всё еще хочу умереть так?» Нет, он не хочет. Файдз ищет, что можно воткнуть, как рычаг, чтобы вытащить ногу, и видит замечательный, самый красивый в мире розовый газовый ключ, вывалившийся из открывшегося бардачка. Дотянуться до него легко, высвободить ногу труднее. Машина с противным хрустом съезжает все дальше, нанизываясь на танк, а нога словно бы даже чувствует тепло, хотя Файдз уверен, что этого просто не может быть. Сунув руку в пролом, он упирает ключ в давящую сверху конструкцию, с усилием выдергивает ногу, опираясь рукой на вмятый внутрь салона багажник, и в тот момент, когда нога оказывается на свободе, багажник с хрустом сминается, намертво зажимая ему два пальца на руке. — ДА ВОТ ХУЙ ТЕБЕ! — Файдз херачит газовым ключом по пальцам, яростно дергая руку на себя. — Забери, уёбок жадный! Чтоб ты подавился! В голове звенит, он подтягивается к краю двери, цепляется рукой за крышу и, сунув за пояс газовый ключ, вытягивает себя на верх искорёженного авто. Мир вокруг мутный, словно рокер смотрит через какую-то исцарапанную линзу. Танк замедляется, словно бы испугавшись вылезшего из стального плена человека. Что-то происходит там, за ним. Но Файдза это мало волнует. Он видит кабину пилота. Интуитивно узнает её по очертаниям, ну, в конце концов, что это еще за продолговатая херня, красиво обведенная черной линией, может быть в самом центре? И, с яростным криком отрывая кусок вставшей дыбом брони «Фокса», сует его туда же, к ключу, чтобы шагнуть на танк. Танк, сука, скользкий, но пузо хорошо амортизирует, а какие-то шлюзы, похожие на воздухозаборники, отлично подходят для того, чтобы хвататься за них руками. Если, конечно, оторвать к херам вот эти бесполезные крылышки. «Ястреб» качается на месте, пытаясь дернуться из стороны в сторону, и целеустремленно ползущий вверх и вперед Файдз, наконец, замечает, что в борт танка впился здоровенный гарпун. А от гарпуна идет толстый, с его кулак, трос, соединяющий тачку кочевника с танком. Файдз лезет выше, еще быстрее перебирая руками. И, наконец, добирается верха. Танк под ним, оправдывая свое название, медленно, натужно, но набирает высоту, подтягивая под себя пытающиеся удержать его на месте машины. «Сука ты хромомордая, ну, дай доберусь я до тебя...» Он осматривает машину под собой и, ухмыльнувшись, вытаскивает из-за пояса кусок обшивки и газовый ключ. Черная линия оказывается сочленением брони «тела» и «кабины». — Вылазь, блядь! Вылазь, а то я сам влезу и хуже будет, мразь ты бездушная! — он вбивает арматуру газовым ключом в сочленение, ощущая безумность и бесполезность своих действий. «Так эту тварь не вскрыть». Но тварь вскрывается сама, и из-под открывшейся на ладонь щели раздается такой очень знакомый щелчок цевья, что рокер тут же плюхается набок, съезжает по броне вниз и только и успевает схватиться левой рукой за очередной воздухозаборник. Выстрел высекает искру там, где он только что сидел. — Куда ты делось, мясо? «А вот это ты, сука, зря сказал». Файдз снимает со спины обрез, зажимает его под рукой, наводя дуло на открывающуюся кабину, и ждет, пока щель станет чуть-чуть пошире. А потом стреляет, как только в щель становится видно сидящего в кресле пилота человека, смотрящего почти что на него. Но недостаточно на. Танк вздрагивает мелкой дрожью, когда голова пилота частично украшает кабину. И перестает набирать высоту. А потом и вовсе начинает снижаться, ослабляя мощность двигателей. «Вот и всё, сука. И не таких на обед жрали!».