Ее глаза встретились с ним, и в них не было ни вспышки, ни смешинок, ни радости, они были совершенно пустыми. — Привет, дорогой, как прошел твой день? — спросила она, будто была роботом, и эту фразу ей вложили в память, настроив воспроизведение в соответствующее запрограммированное время. Внезапно разозлившись, он остановился в пяти футах от нее и скомандовал: — Иди сюда, Лия. Без колебаний она подошла к нему. Он напрягся от ее нехарактерной уступчивости. — Обними меня, — продолжал он. Она обняла, как он потребовал, но ее глаза оставались на его горле. — Посмотри на меня, зверушка. Она тут же откинула голову назад и поймала его взгляд. Пытаясь понять ее настроение, Люсьен набрался терпения, обнял ее одной рукой, а другой обхватил за подбородок. — Ты сердишься на меня, — пробормотал он, она отрицательно покачала головой. — Нет, дорогой, почему ты так думаешь? Его терпение лопнуло. — Лия, прекрати, — приказал он. Ее голова неестественно склонилась набок. — Что прекратить? Он прищурился, когда понял ее намерение. — Значит, теперь ты решила поиграть в свою игру? — Мою игру? — спросила она с искренним замешательством. Он внимательно наблюдал за ее пустым выражением лица. Тогда решил — пусть пока будет так. С этим он сможет справиться. На самом деле, у него закралось чувство, что ему это даже нравится. — Мне нужно переодеться, — сообщил он ей, и она попыталась отодвинуться, но его рука напряглась, он сказал: — Нет. Она остановилась и посмотрела на него. — Поцелуй меня, прежде чем я пойду наверх. Без промедления она привстала на цыпочки, прижалась к нему и прикоснулась своими приоткрытыми губами к его губам. Затем отстранилась и спросила, как будто ее искренне волновал его ответ: — Нормально? Он думал, что у нее будут проблемы поцеловать его. Но у нее не было никаких проблем. Она была хороша в том, как играла. Поэтому ему необходимо было сменить тактику и протестировать ее более сложным экзаменом. — Подойдет, — он отпустил ее, — на данный момент. И отправился в спальню, но она крикнула ему в спину: — Чем бы ты хотел, чтобы я занялась, пока ты будешь переодеваться? — Делай все, что хочешь, — ответил он, решив, что ее первой мыслью будет обыскать дом в поисках жидкости для розжига и спичек. Поднявшись наверх, он сменил рубашку и уже шел обратно через ванную, чтобы присоединиться к Лии, когда его взгляд зацепился за что-то цветное. Он остановился. Заглянув в мусорное ведро, он увидел темно-серые лоскутки изрезанного шелка и кружев, сиреневые цвета едва различались в лоскутках. Он наклонился и зачерпнул горсть мелко изрезанных лоскутков комплекта нижнего белья, которое Лия надевала вчера. Выпрямился, губы сжались, в то же время он почувствовал похожее ощущение в животе. Затем что-то глубокое пронзило его. Он не понял, что это за чувство, но оно ему чертовски не нравилось. Он никогда не испытывал такого чувства за свою очень долгую жизнь, и не хотел испытывать снова. Вчера, одетая в это нижнее белье, она бежала к нему. Бросилась в его объятия, сказала, что ей нравится, когда он сдерживал улыбку. Радовалась подаркам, которые он ей подарил, особенно этому комплекту. Первый раз улыбнулась ему. И страстно наслаждалась его кормлением. Сегодня это нижнее белье, которое было физическим напоминанием для них о великолепии прошлой ночи, лежало изрезанным в мусорном ведре. Он и его неразумное решение во что бы то ни стало исполнить наказание даже после того, как она явно стала исправляться, Эдвина называла это «обустройством», было единственно ответственно за мрачные эмоции, появившиеся в этом гребаном мусорном ведре. — Бл*дь, — выругался он, его взгляд был прикован к мелким лоскуткам, разум же был поглощен тем, что они означали. Затем он очистил свои мысли и спустился вниз к Лии. 8 Пир Я сидела в порше, пока Люсьен вез нас туда, куда мы, черт возьми, направлялись. Теперь я была его новой, послушной наложницей, поэтому не спрашивала, куда мы едем, а он не делился. Мне стоило больших усилий не развернуться и не выцарапать ему глаза, не распахнуть дверь и не выскочить из машины. Причина этого заключалась не только в том, что мое хранилище «Почему я ненавижу Люсьена» было переполнено под завязку. Этим утром он вышел из ванной полностью одетый. К счастью, это произошло после того, как у меня было достаточно времени, чтобы вытереть слезы и притвориться спящей. Он, по крайней мере, должен был тоже притвориться — верит, что я сплю, после того, как вел себя как большой, толстый, вампирский придурок, но он нежно поцеловал меня в затылок, прежде чем уйти (ублюдок). Затем я провела целый день, мысленно перенося все причины почему я ненавижу Люсьена в гораздо, гораздо, гораздо большее хранилище. А еще потому, что через десять минут нашей поездки рука Люсьена легла мне на ногу. Он медленно сдвинул великолепный материал платья в сторону, обнажив мое бедро, а затем, когда ждал, ожидая зеленого сигнала светофора, гладил кожу на моем бедре нежно изнутри, неторопливо, соблазнительно и, что хуже всего, постоянно. Это сводило меня с ума. Это сводило меня с ума, потому что было так чертовски хорошо. Хуже всего было то, что куда бы мы, черт возьми, ни направлялись, это оказалось очень, очень далеко от того дома, где я жила по желанию Люсьена. Это означало, что моя пытка, как мне казалось, длилась вечность. В течение этой вечности я решила, что никогда его не прощу. Никогда. Я никогда не прощу его за то, что он заставлял мое тело снова и снова предавать меня, тем самым заставляя ненавидеть саму себя больше, чем я ненавидела его. Мы углублялись в недрах города (и «недра» было подходящим словом), он свернул в переулок. Обычно я не зависала в переулках, если бы выбрала один из них, этот был бы в самом конце списка. Люсьен притормозил, внезапно из ниоткуда к машине подскочил мужчина. Я не смогла сдержать удивленного вздоха. Рука Люсьена сжалась на внутренней стороне моего бедра, он пробормотал: — Все хорошо, зверушка.