Стефани не слышала меня или проигнорировала скорее всего, она явно была на задании. — Иди сюда, Лия. Сначала примерь это, — она трясла передо мной черным платьем, — потом это. — Она взяла что-то похожее на юбку кремового цвета с бледно-голубой подкладкой в складку. Я соскользнула со стула и пьяно заковыляла в уютную кухню-гостиную. Я дотронулась до черного платья. Ткань была великолепной. Стефани отпустила платье, желая переключить свое внимание на другую коробку, я поймала его, прежде чем оно упало на пол. Я держала платье перед собой. Я действительно хотела насладиться им. Действительно, на самом деле хотела. Но вместо наслаждения, я чувствовала себя еще более пойманной в ловушку, более подавленной, более принадлежащей ему. Люсьен решил нарядить свою «зверушку». А я была его домашним животным. Это заставило меня почувствовать себя грязной. — С какой стати ему покупать мне все эти вещи? Я никогда их не надену, — пробормотала я или, лучше сказать, невнятно произнесла. Мы выпили много мартини. Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня. — Что значит, ты никогда не наденешь? — Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа — болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня. Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд. — Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы — сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир. Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной. Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен. — На Пир? Она кивнула. — На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит. — Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее. — Ты не одобряешь? — спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством. — Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, — тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. — Но там может стать опасно. — Что такое Пир? — снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину. — Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц. — Я знаю, — ответила Эдвина и выпрямилась. — Просто… — она колебалась, переводя взгляд с одной на другую, потом произнесла: — Мои девочки — хорошие девочки. Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче: — Что такое Пир? — Возможно, ей понадобится еще один мартини, — пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини. Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок. Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини. Затем Стефани объяснила. — Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон. — Так почему же там опасно? Они устраивают жертв…? — Я замолчала, когда лицо Стефани стало пугающе жестким. — Смертные не жертвы, Лия. Они сами туда приходят… по собственному желанию. — Ее голос стал таким же жестким, как и выражение лица. Я проигнорировала ее голос главным образом потому, что не могла поверить, что она говорит правду. Она изучала выражение моего лица, и ее лицо затем смягчилось. — Не так, как было с тобой и Люсьеном, — тихо произнесла она, чтобы Эдвина, приводившая в порядок мой новый, экстравагантный гардероб, не смогла услышать. — Большинству смертных это нравится. Некоторые даже становятся зависимыми. Туда приходят и бывшие наложницы. Я почувствовала, как мои глаза округлились, она утвердительно кивнула, продолжив: — Конечно, на это смотрят неодобрительно. Наложница теряет свою репутацию, посещая Пиры после своего освобождения. Обычно их начинает избегать семья. И их вычеркивают из Отбора. Обычно бывшие наложницы не посещают Пир, в основном потому, что их туда не приглашают. — Почему? — Спросила я. — Пиры, туда ходят простые смертные. — Она положила свою руку на мою. — Ты, милая, совсем не такая, как все. Это звучало тошнотворно высокомерно. Должно быть, она прочитала реакцию на моем лице, потому что продолжила: — Им это нравится, смертным, которые посещают. Им все равно. Они становятся зависимыми, строят вокруг Пира всю свою жизнь, путешествуя от Пира к Пиру. Они как фанатки. Это звучало просто отвратительно. — Я все еще не понимаю, почему это может быть опасно, — настаивала я, и Стефани откинулась на спинку дивана. — Потому что все должно идти своим чередом, — ответила она. — Много спиртного, громкая музыка, танцы и тела. Любой смертный — честная игра. Некоторыми смертными питаются одновременно два, три, даже больше вампиров. Есть такие Пиры, не те, которые посещает Люсьен, заметь, где присутствуют наркотики. Секс. Оргии. — Вау, — прошептала я, и она улыбнулась. — Хорошие же Пиры — это весело. Ты можешь насытиться столькими смертными, сколько захочешь. Это здорово. Это звучало не очень здорово, но так подумала только я. — Зачем водят туда наложницу? — Поинтересовалась я. Она пожала плечами. — Разделить с ней еще одну часть своей жизни. Если у тебя хорошая наложница хочется показать ее другим вампирам. И меня вдруг поразила одна мысль. — А вдруг что-то пойдет не так, наложница же смертна, она может стать честной добычей, да? Стефани поколебалась мгновение, прежде чем ответить: — На более диких Пирах с вампирами, которые плохо заботятся о своих девочках, да. — Я втянула воздух, и она поспешила продолжить: — Но Люсьен не посещает такие. — Так вот почему это опасно, — прошептала я, и Эдвина издала еще один писклявый звук. Мы со Стефани снова посмотрели на нее. — Не совсем, — ответила Стефани, переводя на меня взгляд. — Почему не совсем? — Упорствовала я. Стефани вздохнула, прежде чем сказать: — Даже на хороших Пирах все может выйти из-под контроля. Вампиры — это те, кто мы есть. Не скажу ничего нового, что существует жажда крови. В муках жажды крови вампир пойдет на все. И не открою Америки, сказав, что другие вампиры могут использовать наложницу, если ее вампир предлагает ее друзьям. — Боже мой, — выдохнула я. — Люсьен так не делает, — поспешно заверила она меня. — Боже мой, — снова выдохнула я. Она наклонилась ко мне. — Лия, я серьезно, Люсьен никогда не будет делиться. Никогда. Ты должна мне верить. Я говорю очень серьезно. Я просто уставилась на нее. Она продолжала.