Затем, глядя на меня, она прошептала: — Боже, я ему завидую. Эй, вампиры все же странные. Внезапно мне кое-что пришло в голову, и я посмотрела на палящее солнце, по которому только что прошлась Стефани к дому. — Ты не должна находиться на солнце! — крикнула я, и это прозвучало как обвинение. Она спросила сквозь смешок: — Что? — Ты, — заявила я, указывая на нее пальцем, — только что прошлась по солнцу. — Я указала на дверь, прежде чем опустить руку. — Мне казалось, солнечный свет смертелен для вампиров. Замешательство промелькнуло на ее лице, прежде чем она пробормотала себе под нос: — «Изучение Вампиров» уже не то, что раньше. — Меня исключили, — призналась я. Ее прекрасные голубые глаза расширились, затем она запрокинула голову и рассмеялась, могу добавить, что рассмеялась она оглушительно, постоянно обнимая меня за талию. Она повела меня вперед в гостиную, где усадила лицом к лицу на диван. — Вампиры — люди, — начала она. Я махнула рукой между нами и сказала: — Я знаю. Люсьен объяснил это прошлой ночью. — Для нас солнце не смертельно. Я этого не знала, но не поделилась, главным образом потому, что она и так поняла по моей реакции, что я этого не знала. Она продолжила: — Раньше мы вели ночной образ жизни. Вот так и поползли эти слухи. — О, — сказала я, просто чтобы что-то сказать. В этом был смысл. На самом деле все это имело смысл, что немного разочаровывало. Я бы предпочла, чтобы дело касалось темной магии или чего-то зловещего, зла. Это дало бы мне еще одну причину добавить в мое хранилище «Почему я ненавижу Люсьена». — Итак, очевидно, теперь ты не ночной житель, — заметила я. — Некоторые все еще придерживаются старых обычаев. — Она наклонилась и усмехнулась. — Лично я никогда не просыпаюсь по крайней мере до полудня. — Мы слышали, как мужчины вернулись. Она оглянулась через плечо на дверь, потом на меня и спросила: — Что это за коробки? — Похоже, Люсьен переезжает, — ответила я, не в силах скрыть свое отвращение к этой идее. Она снова оглянулась через плечо на дверь и снова пробормотала себе под нос: — Он точно не теряет времени зря. — Не теряет времени на что? — Спросила я. Она оглянулась на меня и ответила: — Пусть Люсьен тебе сам все объяснит. Я покачала головой. — Стефани, не сочти за неуважение, но я бы предпочла, чтобы объяснила ты. Ее глаза смягчились, и она тихо сказала: — Я так понимаю, что между вами двумя не все хорошо. — Да, — мгновенно ответила я. — Разве он не кормился? — спросила она немного недоверчиво. — Ага. Кормился, — поделилась я. — Но все вышло из-под контроля, и он забыл меня обезболить, — я махнула рукой в воздухе, — или что-то в этом роде. Я наблюдала, как ее лицо закрылось, и поняла, что она хотела скрыть свою реакцию от меня. Затем она схватила меня за руку и прошептала голосом полным сострадания: — О, дорогая. От ее слов и тона, которым она произнесла эти слова, мне захотелось плакать. У меня выступили слезы. Она понимала, несмотря на то, что была на другой стороне, понимала мою позицию жертвы. Было приятно сидеть напротив кого-то, хотя ее едва знала, кто понимал тебя. Но я не плакала. Почувствовала, как навернулись слезы, но сдержалась. Это отняло у меня много сил, но у меня получилось чертовски хорошо. Она наблюдала за моей борьбой и, когда я вышла победителем, крепко сжала мою руку. — Тебе нужно выпить, — заявила она, убирая руку. Я решила, что это отличная идея. Затем вспомнила, почему это может быть не очень хорошей идеей. — Люсьен сказал, что сегодня вечером он снова будет кормиться. Она встала и потянула меня за собой. — Хорошо. Ему на пользу, если в его организм попадет немного твоего алкоголя, — с чувством прокомментировала она и наклонилась ко мне, выводя из комнаты. — Кормление от пьяного, — она притворно вздрогнула, — на вкус напоминает дерьмо. Узнав об этом, мне еще больше понравился ее план. * * * Мы со Стефани повисли на стульях вокруг огромного бара, отделявшем огромную кухню от уголка для завтрака и удобной кухни-гостиной. Да, у меня была удобная кухня-гостиная с большим мягким диваном, привлекательным низким журнальным столиком и гигантским круглым кресло-мешок, в котором могли поместиться двое изящных взрослых. Кому все это нужно? У меня уже была гостиная и семейная комната, ради всего святого! Стефани и я выпили больше, чем положено, водки с мартини под пристальным и укоризненным (могу добавить) взглядом Эдвины, когда произошло следующее. Прибыли еще коробки. Это были не картонные коробки с одеждой Люсьена. Это были блестящие черные коробки всех форм и размеров, каждая из которых была перевязана кроваво-красным шелковым бантом. В ту же минуту, как только Стефани увидела курьера, несущего гору коробок, она закричала: — Ура! Люсьен прошелся по магазинам. Эта новость меня не обрадовала. — О, моя дорогая. Ты можешь ходить не в настроении, но ты должна была как-то порадовать его, — произнесла Эдвина, потеряв свой суровый взгляд и надев сияющую улыбку. Она следовала за курьером номер два. Я проигнорировала Эдвину, пока наблюдала за Стефани, роющейся с самозабвением в коробке, количество которых немного пугало. Он сказал, что принесут посылку. Это значит пакет. Неужели он думает, что я надену все это сразу? Стефани вытащила сверкающий материал, развернула его, а затем разгладила спереди. — Потрясающе. Иди сюда, Лия, примерь это, — потребовала она. Я посмотрела на предмет в ее руках. Она была права. Оно было потрясающе. Оно было самая изысканная вещь, которую я когда-либо видела. Вечернее платье из черного матового шелка на бретельках и открытой спиной, со струящейся юбкой с разрезом спереди на атласной цвета баклажана подкладке. Снова вошли оба курьера, каждый с очередной башней из коробок. — Еще? — прошептала я.