Часть 9 из 22 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Примерно тогда Сливко понял, почему всю жизнь не испытывал к женщинам ничего, кроме отвращения. Его стали все чаще посещать нетрадиционные, пугающие фантазии омальчиках в отглаженной пионерской форме и лакированных ботинках. Ему хотелось обладать ими, делать им больно. Но всякий раз эти мысли внушали ему настоящий ужас. Анатолий прекрасно осознавал, что он не такой, как все, и что тяга к несовершеннолетним (тем более к мальчикам) безумна, и уж тем более его пугало желание причинять им боль.
После демобилизации потрясенный Сливко уехал к родителям, в ставропольский город с красноречивым названием Невинномысск, в надежде, что видения той аварии перестанут его посещать и преследовать в кошмарных снах. Увы, как он позже запишет в дневнике: «Моя жуткая тяга приехала в Невинномысск вместе со мной».
Через горы, реки и долины
И все же переезд помог хоть сколько-нибудь заглушить болезненные фантазии. 22-летний Сливко поступил в химико-технологический техникум, получил специальность оператора-универсала, устроился работать на химкомбинат «Азот». Много работал, увлеченно выполнял план, вскоре стал ударником коммунистического труда. Параллельно вступил в партию и стал продвигаться по социальной лестнице. А еще предавался своей главной страсти (из списка разрешенных моралью, разумеется) — с упоением ходил в горы. Вскоре на его груди красовался почетный значок «Мастер спорта» по горному туризму.
В такие моменты каждой истории «Дневников Лоры Палны» мы искренне надеемся, что теперь-то все и закончится. Что человек подавит в себе все темное, злое и безумное, встанет на истинный путь, исправится и проживет тихую, совершенно обыкновенную жизнь. И даже поддаемся соблазну забыть о том, что в таком случае эту историю мы бы не рассказывали…
Как и любой уважающий себя партийный функционер и пропагандист здорового образа жизни, Анатолий Сливко вел работу с населением, рассказывая обо всех роскошных преимуществах горного туризма. И, конечно же, главной аудиторией для него были… дети. Он ходил в разные школы Невинномысска, увлеченно говорил о природе, в красках описывал походную романтику, завлекал историями о героическом выживании, балладами о борьбе с дикой природой. А в итоге стал пионервожатым и начал водить подшефных школьников в походы. При этом дети просто обожали своего лидера: красивый, спортивный, мужественный Сливко вызывал у них безоговорочное доверие. Некоторые воспитанники уже потом признавались, что готовы были бы даже на убийство, если об этом попросит дядя Толя.
Из дневника Анатолия Сливко:
«Я люблю их искренне, я учу их добру и безответной любви к отечеству, но я живу в двух мирах. Реальный кажется серым и тусклым, а мир моих фантазий, где я вижу мучения детей, ярким и захватывающим. Видения аварии 1961 года постоянно всплывает в сознании и преследует меня».
Важно отметить, что втот период Сливко еще не совершал ничего противозаконного. Пока в его сознании главенствовали не навязчивые мысли и фантазии, а искреннее желание помочь детям познать себя, направить их, дать им вырасти и окрепнуть через воссоединение с природой. Но иногда мрачные стремления все же брали верх: в дневнике Сливко появляется запись о том, что ему нужен мальчик в бессознательном состоянии. Правда, пока он не понимает, как это можно устроить.
Параллельно с походами в качестве пионервожатого Сливко организует собственный турклуб «Романтик», открытый при поддержке местного отделения комсомола. Здесь во всей красе проявляется его типично советский энтузиазм: Анатолий ищет деньги, берет в прокат снаряжение или получает его чуть ли не бесплатно, достает сухпайки и на незначительные взносы от юных участников и их семей организует полноценное туристическое направление. Он вызывает искреннее восхищение и у воспитанников, и у родителей. Для них он не строгий или безразличный руководитель-номенклатурщик, отрабатывающий возложенный на него общественный долг. Все видят его горящие глаза, бешеный восторг и настоящее увлечение, которым он заражал всех членов турклуба. В какой-то момент «Романтик» становится настолько популярен, что в него записываются почти 200 человек. Две сотни детей, которые даже не подозревают, что происходит в голове у дяди Толи, или просто Толика, как он сам просил себя называть.
Карьера Сливко не стоит на месте. Клуб расширяется и переезжает в более подходящее здание — в ДК Химиков, один из культурных центров города. С новым помещением приходит и новое название «ЧЕРГИД» — «Через горы, реки и долины». Расширяется и общественное значение организации: теперь воспитанники не просто устраивают походы, но и посещают места боевой славы. При клубе Сливко устраивает небольшой музей, где школьники с гордостью демонстрируют обнаруженные в экспедициях экспонаты: гильзы, каски, личные документы погибших на совсем недавно закончившейся войне.
На фоне столь важной работы Сливко знакомится почти со всем руководством города, его знают в партийных структурах Ставрополья, некоторые считают лидера «ЧЕРГИД» не только идейным функционером, но и другом. Вскоре Анатолия избирают депутатом Невинномысского горсовета. А позже дают звание заслуженного учителя — при том что высшего педагогического образования у него не было. Но на неправильность и, в общем-то, незаконность такой награды смотрят сквозь пальцы — настолько велик был авторитет лидера «ЧЕРГИД». И сам Сливко, по всей видимости, прекрасно понимал, что завоеванная репутация делает его практически неуязвимым.
Кино о пионерах-партизанах
При подготовке к походам или в свободное время Сливко изучает разную литературу, в том числе и медицинскую. В одной из книг или газетных заметок он вычитал о так называемой ретроградной амнезии. Если в двух словах, это нарушение памяти при травматическом шоке — когда человек может не вспомнить какие-то события, случившиеся непосредственно перед травмой. А такой травмой можетстать, например, кратковременное повешение на несколько минут.
Именно это Сливко и собирается сделать со своими воспитанниками — в своих дневниках он назовет это «медицинскими экспериментами».
Владимир Лобанов, бывший участник клуба «ЧЕРГИД»:
«Этот медицинский эксперимент, как он называл, он мне предложил где-то в 15 лет. Но причем объяснил, что это почти геройский поступок, что это нужно для медицины. Примерно через месяц мы с ним сидели в фотолаборатории, он говорит: “Ты помнишь, что ты был на эксперименте?”. Я говорю: “На каком эксперименте?”. А он говорит: “Ну, давай посмотрим кино”. И стал показывать кино, где я четко увидел, как я вешался».
И да, медицинские эксперименты Сливко снимал на кинокамеру «Кварц», которую ему подарили еще в армии. Причем для воспитанников «ЧЕРГИДА» это не было чем-то необычным: в походах дядя Толя нередко снимал любительское игровое кино — в первую очередь на военные сюжеты. О злых немцах, которые ловят пионера-партизана… и вешают его на ближайшей сосне.
Одним мальчикам Сливко говорил, что пишет книгу про военные годы и ему якобы нужна иллюстрация для одной главы, мощная сцена расправы над юным героем. Другим же рассказывал, что повешение нужно для тренировки, мол, если они зайдут высоко в горы, где кислорода гораздо меньше, чем здесь, внизу, то каждый в отряде (и, разумеется, сам дядя Толя) должен знать, как привести в чувства человека без сознания. А в разговоре с третьими Сливко играл на самом главном: говорил, что если немного повисеть в петле, то позвонки растянутся и можно будет таким чудовищным образом стать выше. Мальчишки верили всему.
Ни у кого из воспитанников «ЧЕРГИДа» не возникло ни малейших подозрений даже после того, как вожатый стал брать у них расписки, на которых указывалось, что пионеры идут на «медицинский эксперимент» добровольно. На этих бумажках Сливко писал «Дорогой друг! Ты идешь на своеобразный подвиг…» Некоторым в дополнение к распискам полагалось по 25 рублей — чуть ли не половина неплохой месячной зарплаты по тем временам.
Сливко блестяще разбирался в детской психологии, чуть ли не на уровне инстинктов понимая, за какие струны души нужно дергать. Он знал, что каждый парень под его началом захочет стать героем, пойдет на все, чтобы сделаться лучше и сильнее. Кроме того, чуть ли не главную роль в преступлениях вожатого сыграла мальчишеская тяга к секретам. Перед тем как отправиться на «эксперимент», Сливко не только в красках описывал всю важность процесса, но и заговорщически объяснял, почему все это нужно сохранить в тайне. К сожалению, многие поддавались обаянию своего лидера.
Когда же все приготовления были позади, начинался сам эксперимент. Камера «Кварц» мерно шелестела, захватывая мальчика. Он в отглаженной пионерской форме и обязательно в черных лакированных ботинках. Ребенок забирается на импровизированную виселицу, продевает голову в петлю и повисает в воздухе. Считанные секунды агонии — и он теряет сознание. После чего его вынимают из петли и приводят в чувства. Все это навсегда остается на пленке.
Из дневника Анатолия Сливко:
«Мой первый медицинский эксперимент я провел блестяще. И наградой за смелость стал яркий, бурный акт на ботинки мальчика. Его судороги оказались длительными и, запечатленные на кинопленку, еще не раз доставят мне удовольствие, сберегая здоровье новых возможных жертв. Он задыхался недолго и быстро пришел в себя. А самое главное — ничего не помнил после эксперимента. Я чувствую себя изобретателем невиданной машины наслаждений. И считаю, что самое страшное позади».
При всей бесчеловечности этих опытов Сливко был уверен, что поступает милосердно. И в чем-то он был прав: неизвестно, сколько приступов одержимости удалось погасить благодаря страданиям, уже записанным на камеру. Чудовищная сторона маньяка воспринимала это как суррогат, но все же на время удовлетворялась и не требовала новых мучений.
Виселицей «эксперименты» не ограничивались. На пленках, обнаруженных у Сливко, были опыты и с другими подручными средствами.
Виктор Мясников, бывший участник клуба «ЧЕРГИД»:
«В назначенный день, в назначенный час я пришел вот в этот “ЧЕРГИД”. Здесь днем никого не было, обычно вечером все садились и собирались. Надел целлофановый мешок, там была дырка, где-то с пятак. Я думал: “Как можно задохнуться, если такая дырка большая?” А оно, оказывается, было, чтобы я медленно терял сознание. Ну и, в конце концов, отключился».
Сливко казалось, что он просчитал все. Правда, «эксперименты» не всегда проходили бесследно. В некоторых случаях у мальчиков после удушения сохранялась нетвердая походка, невнятная речь, иногда они бредили. Казалось бы, родителям стоило насторожиться. Тем более что ребята делились этим со своими друзьями и знакомыми.
Евгения Соколова, жена одного из участников «экспериментов» Сливко:
«[В детстве] он мне рассказал случай, который произошел с ним. Ну, я рассказала своей маме, мама очень недоверчиво к этому отнеслась. Сказала, что это больные фантазии, нездоровая психика. Дети приходили к своим родителям и рассказывали им об этом и получали еще и нагоняй за клевету. Потому что родители этому не верили».
Один из «экспериментов» все же дал сбой. Мальчик потерял сознание, но, несмотря на все попытки Сливко, не приходил в себя. Перепуганный дядя Толя отвез ребенка в больницу и на все расспросы отвечал, что в походе произошел несчастный случай. Пионера удалось спасти. Но никаких подробностей выяснять не стали. Какие могли быть вопросы к вожатому с безупречной репутацией? Правда, сам Сливко — единственный, кто знал правду, — не прекращал рефлексировать. И потому строже других допрашивал себя.
Из дневника Анатолия Сливко:
«Я, вероятно, какой-то урод, который может получать удовольствия только при виде мучения детей. Опять хотел покончить с собой, не хватило сил. Не могу писать, душит рыдание. Как жить? Возвращался в темноте, потому что казалось, что мой порок написан у меня на лбу крупными буквами. И люди на улице будут показывать на меня пальцами».
Внутренний конфликт человека и монстра приводил Сливко в исступление, заставлял задуматься о суициде как о единственно верном способе избавить мир от зла. И все же вскоре его порочная составляющая взяла верх. А дети стали не только задыхаться, но и умирать.
Крокодиловы слезы
15-летнего Колю Дробышева Сливко убивать не планировал. Вожатый, по всей видимости, увлекся и забыл о времени. Когда же он понял, что мальчик не дышит, то по-настоящему испугался. Пытался спасти его, делал искусственное дыхание, массаж сердца — но ничего не помогло. Оказавшись наедине с телом, Сливко понял, что надо как-то замести следы. А потому расчленил его и бросил в реку Кубань.
Тело так и не нашли. Коля был классическим трудным ребенком из неблагополучной семьи, так что его, можно сказать, и не искали. Дело спустили на тормозах. О первом убийстве, совершенном еще в 1964 году, стало известно только из признаний самого Сливко.
В следующий раз ребенок погибнет от рук вожатого почти через 10 лет — в 1973-м. Все это время Сливко сдерживается, ограничивается съемками и мастурбацией на пытки, снятые им на камеру. Либо он действительно не хотел никого убивать из чисто человеческих соображений… либо понимал, что в следующий раз скрыть абсолютно все следы не получится.
Тамара Лангуева, помощница прокурора Невинномысска в 80-е годы:
«К каждому мальчику он подходил по-разному. Он страдал отклонениями в сексуальном моменте. Вот поэтому одних он решался убить, чтобы получить моральное удовлетворение и половое, и так далее. Мало того что он их подвешивал, он еще и, вот когда убивал, резал и горло, резал ноги, чтобы видеть кровь, а затем расчленял. Иногда расчленял еще тогда, когда люди были живы — но в шоке были, в отключке. Так что страшные вещи, и даже судьи некоторые падали в обморок, когда рассматривали дело» (QR-код 16).
QR-код 16
book-ads2