Следующей проблемной областью участников одновременно политического и религиозного общества является разделение власти на политическую и духовную: государственные религии также предъявляют требования своим последователям и могут иметь политическое влияние. У Гоббса есть два совета на этот счет. Первый: суверен должен контролировать информацию. Гоббс определяет, что суверен должен быть судьей в последней инстанции касательно того, что способствует миру в сообществе, и, следовательно, он должен контролировать распространение идей и мнений. Если противоречивая идея окажется принятой и общество позволит ей распространиться, члены этого общества неизбежно разделятся на соперничающие группировки, основанные на согласии или несогласии с этой спорной идеей. Подобные конфликты приходят на ум, когда принимают во внимание религиозные идеи: последите за текущими дебатами о роли религии в современной политике. Становление второго суверена, правителя от духовного мира становится явным вызовом миру в государстве. Это создает разделение между государственным и духовным правителями, которое подрывает политическую поддержку и конечную стабильность государства от мирских правительств («Левиафан»). Точно так же, как политическая идеология создает группировки и фанатичную стрельбу, концептуальный фундаментализм создает священные войны. Имперская система Пола, Шаддама IV и их предков игнорировала угрозы для государства «общего дела», которые создали основания для шаткого положения, разбивая реальную власть между двумя политическими институциями, коммерческим сектором и влиятельными ведьмами. Даже когда Пол Муад’Диб возглавил джихад и объединил галактику в своем политическо-религиозном кулаке, его правление было коротким. Предполагаемая смерть Пола Муад’Диба привела к безвластью и конфликту между его сестрой, Алией, его детьми и матерью. Временное объединение открыло дорогу насилию и интригам. В сущности, если смотреть с позиции Гоббса, старая имперская структура Шаддама IV и Пола Муад’Диба были по самой своей природе обречены на падение. Когда Лето II сосредоточил власть в своих руках, шаткая расстановка политических сил стабилизировалась. В период своего долгого правления (из-за своих метаморфоз он правил около трех с половиной тысяч лет) общество вошло в стагнацию, но осталось мирным. Язык, который используется в контексте правления Лето II, дает понимание замысла Герберта. Название книги «Бог-Император Дюны», описывающей правление Лето II, – аллюзия на теократическую власть в Древнем Египте, где фараоны управляли страной в качестве живых Богов. Гоббс обращается к Левиафану как к «смертному Богу», дарующему нам мир и защищенность. Сущность, которая сохраняет мир, держа нас в трепете и страхе перед наказанием. Лето II – это смертный Бог. Его долгая жизнь, сверхчеловеческий дар предвидения и тирания создали мир и защиту по всей галактике. Лето II – это Левиафан. Что он за правитель? По общему мнению, он тиран, но, как отмечает Гоббс, «тирания» – это монархия, которая нам не нравится. Производство Пряности прекратилось во время правления Лето II – больше не осталось червей, которые ее производили бы. Таким образом, он сидит на огромном сокровище, раздавая его в качестве награды и отбирая в качестве наказания. Поскольку Империя полностью зависит от Пряности, людей становится очень легко запугать. Лето II пишет свою собственную историю, чтобы обеспечить ясное понимание прошлых событий и своих мотивов. Он развивает религию, ставя себя Богом-Императором, и распространяет свое влияние, обеспечивая абсолютную власть и господство над галактикой. Опять же, разделение власти может происходить как между государственными правительствами, так и между теократическими. Сочетая в своем правлении функции государственного и духовного аппаратов, Лето II превращает нарушение закона в грех, тем самым объединяя политическую и духовную составляющие власти. Таким образом он также избегает гражданско-духовного разделения власти, о котором предупреждает нас Гоббс. Подобное слияние гражданской и духовной власти предотвращает как изначальное нарушение закона, так и коррупцию, возникающую, когда людей наделяют политической властью. Без сомнения, правление Лето II угнетает и приводит к мятежам, но оно все равно приносит мир, который соответствует первому естественному закону Гоббса. Лето II называет это необходимой частью своего «Золотого Пути», системного подхода к управлению будущим человечества. Золотой Путь оказывается суровым в том смысле, что навязывает человечеству жизнь в условии дефицита. Но Золотой Путь также взращивает его, поскольку создает диаспору, обеспечивающую преемственность вида. Лето II видел угрозу будущему человечества в его зависимости от Пряности и недостаточной населенности Вселенной. Ситуацию, при которой конфликт интересов разрастается в ограниченном пространстве одной галактики, можно уподобить пороховой бочке, готовой взорваться. Многие из людей, которых Лето II назначает на руководящие должности, – бывшие повстанцы. Объясняя им природу и цель Золотого Пути, Бог-Император завоевывает их умы и сердца. Угнетение становится оправданным, даже необходимым, чтобы сохранить жизнь человечеству. Смерть Лето II оказывается наиболее наглядным примером для понимания труда Гоббса и природы власти. Его убийство приводит к фрагментации тела и созданию новых песчаных мух и червей. Каждая из этих особей обладает небольшой частью его сознания. Однако, наряду с новыми червями и новым источником Пряности, мы также получаем распад Империи и новые фракции власти, созданные людьми, которые рассеялись вслед за режимом Лето II. Это Рассеяние приводит к образованию Досточтимых Матрон, жестоких и непредсказуемых женщин, которые являются первостепенным вызовом Бене Гессерит в «Капитуле Дюны». В итоге Мир Лето II исчезает, и с этим расколом власти галактика снова оказывается поглощена жестокими схватками за власть. Человеческая природа вновь заявляет о себе, а насилие становится средством приобретения самого дефицитного из всех дефицитных товаров. Пряность как средство власти Так что же во Вселенной Дюны является дефицитным товаром? Что может привести к длительным конфликтам и раздорам? Что обладает такой огромной силой формировать правительства и разрушать жизни? Пряность – вот самое редкое вещество в галактике. Без меланжа и его способности вызывать у Гильд-навигаторов линейное предвидение люди преодолевают парсеки космического пространства лишь со скоростью улитки. Без меланжа Бене Гессерит не могут обеспечить наличие Правдовидцев и Преподобных Матерей. Без свойства меланжа продлевать жизнь люди живут и умирают, как в древности. («Бог-Император Дюны»). Пряность породила радикальную зависимость и, следовательно, сильное желание ею обладать. Таким образом, агенты оказываются в конфликте. Их потребности несовместимы с ограниченным запасом этого ресурса. По общему признанию, в «Еретиках Дюны» Пряность в изобилии – аксолотль-чаны Тлейлаксу способны производить ее, но только до тех пор, пока Досточтимые Матроны не уничтожат Тлейлаксу, восстановив дефицитные условия. Все эти политические организации являются вполне разумными. Каждая из них способна привести к разрушению другой, что соответствует желанию агентов, когда они оказываются в естественных условиях, т. е. освобождаются от тиранической власти Лето II. Во Вселенной Дюны конфликты власти возникают в основном между группами индивидов, а не между отдельными индивидами в изоляции (Гоббс занимается индивидуальными конфликтами, но модель все еще остается верной). В то время как в романах появляются индивидуальные планы и заговоры, доминирующие конфликты сосредоточены вокруг отдельных лиц. Бене Гессерит не обладают физической мощью (у них нет армии, как у фрименов или сардаукаров), но они очень эффективны в манипуляциях и ядах (на самом деле нас познакомила с ними Преподобная Мать, которая угрожала отравить Пола Атрейдеса в первых главах «Дюны»). У Космической Гильдии также нет армии, но они обладают единственным средством быстрого межпланетного путешествия – без их транспорта и торговли планеты стали бы изолированными и искалеченными. Кроме того, учитывая смертельно опасную природу самой Пряности, отказ от ее транспортировки стал бы смертным приговором для пострадавшего населения. Император обладает своими ударными войсками сардаукаров, но их физическая мощь не является высшей, и мы видим, что даже Императорский трон способствует благу в конфликте. Хитрые и изощренные захваты власти показывают, что Шаддам контролирует Трон лишь до тех пор, пока сардаукары остаются самой мощной силой и потоку Пряности ничто не угрожает. К концу «Дюны» оба этих источника силы исчезают, обнажая слабость Шаддама. Тлейлаксу находят альтернативные способы производства Пряности и захватывют Лицеделов, способных заменить влиятельных людей агентами, симпатизирующими их религиозному делу. В игру вступают многие силы, выравнивающие игровое поле – естественное положение агентов Гоббса в естественных условиях. Только тогда мы устанавливаем мир и договоренности (а следовательно, и систему правосудия), когда всех нас связывает власть. Она должна быть высочайшей. Это не может быть очередное, прислушивающееся ко всем добро, иначе оно попросту превратится в еще один источник конфликта. Должен быть единый, неограниченный источник власти; что-то, что в конечном счете станет вышей силой. В естественном состоянии мы вполне способны заключать соглашения, но ничто нас к ним не привязывает; ничто не мешает мне воткнуть нож вам под ребра, как только ваша часть сделки будет завершена и вы повернетесь ко мне спиной. Ну, если не считать того факта, что я преподаю прикладную этику, а философы обычно тихони. Гоббс напоминает нам, что слова и обещания сами по себе не обладают какой-либо властью. Нам нужно то, что способно заставить человека повиноваться и выполнять положенные обязательства («Левиафан»), наказывая и вознаграждая соответствующим образом. Пол Атрейдес приходит к власти посредством контроля над Пряностью. Он готов полностью уничтожить этот природный ресурс, который напрямую влияет почти на все грани Вселенной Дюны. Как отмечает Пол, если вы обладаете силой и смелостью, чтобы уничтожить какую-либо вещь, значит, у вас абсолютный контроль над ней, а власть над Пряностью – это власть над теми, кто в ней нуждается. Лето II придерживается аналогичного подхода к поддержанию власти. Он признает, что его предвидения и долгой жизни недостаточно для этого (по сути, Лето II более долгоживущая версия Пола Атрейдеса). Природа могущества Лето II еще более ограничена, чем во времена Пола. Черви исчезли, Пряность больше не производится, а у Лето во владении самый большой запас этого наркотика. Кроме того, как и Пол, он не боится уничтожить эти запасы. Его способность уничтожить последний источник Пряности остается ключом к контролю и имеет важное значение для обеспечения мира и спокойствия («Бог-Император Дюны»). Это вызывает сдвиг в конфликтующих группировках в Дюне (и в агентах, находящихся в конфликте согласно политической модели Гоббса). Их рациональный интерес к самосохранению заставляет различные фракции Вселенной подчиняться законам Лето II. Рациональный интерес Гоббса к самосохранению в равной степени относится как к сохранению себя от насилия, так и к сохранению себя от лишений и отчуждения. Условия радикального дефицита дают Лето II невероятную политическую силу и влияние, которые он использует для сохранения мира. С помощью своего положения Лето II также старается предотвратить возникновение политической конкуренции, способной привести человечество к гибели; она была уготована Вселенной до того, как он взошел на трон. Мир Лето – это вынужденная стабильность, побуждающая к мирному сосуществованию (как через страх наказания, так и через ненависть к общему врагу), производству инноваций (усилия по снижению зависимости от дефицитного ресурса) и избеганию уязвимости (население расширяется за пределы пограничной ментальности. Такое расширение человечества не позволяет нам ограничиваться относительно небольшим набором миров и, следовательно, увеличивает наши шансы на выживание как вида). Вынужденная стабильность – это, в буквальном смысле, лучшее, что могло случиться с человечеством. Шесть романов Герберта содержат ряд отсылок к событиям нашей истории – завоеваниям Чингисхана и Гитлера, погромам против иудаизма и диаспоры, общей памяти рода сквозь историю, до незапамятных времен. Наша история – это история насилия и конкуренции за скудные ресурсы, такие как земля, нефть, а вскоре, и питьевая вода. На определенном уровне понимание того, что мы можем искать защиту у Тирана, спасающего нас от самих себя, успокаивает нас. Мир через контроль, контроль через силу, власть через Пряность. Тирания Лето II сохраняет галактику, спасая нас от самоуничтожения.[1] Возможный автор: МЭТЬЮ А. БУТКУС Этика Муад'Диба Продавцы власти и наездники червей ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ РЕЧЬ НА ДВУХТЫСЯЧНУЮ ГОДОВЩИНУ РОЖДЕНИЯ Лето II. ВЫСТУПАЮЩИЙ: КРИСТОФЕР ЧИОЧЕТТИ Жарко. Поднимается солнце. Вы радуетесь его сиянию, потому что можно увидеть пески далеко вокруг. Но температура начинает повышаться. Пройдет совсем немного времени, и придется искать укрытие от обжигающего света. Вы перераспределяете свой вес, готовясь начать движение. Песок немного проседает под ногами. Практически невозможно поставить ногу твердо, и вы с каждым шагом чувствуете, будто теряете равновесие, сильно отклоняясь то вперед, то назад. Лучше бы остаться на камнях в паре метров слева, но выбирать не приходится. Вам нужно быть на песке, если хотите оседлать червя. Песчаные черви – самый запоминающийся образ в «Дюне». Фрэнк Герберт создал для нас ряд интересных персонажей, от Харконненов до Атрейдесов, от Бене Гессерит до фрименов, но образ червей всегда присутствует в нашем сознании. Есть что-то величественное и одновременно пугающее в этих существах, живущих и передвигающихся под землей. Они вырываются наружу без предупреждения, разгоняя людей и нарушая всякий ход вещей. Всем приходится существовать, учитывая активность червей. При этом черви не являются полноценными персонажами книги, поскольку не обладают свойствами личности: у них нет никаких намерений, мечтаний, целей или желаний. Они всего лишь существуют, а всем остальным приходится под них подстраиваться. Рассматривать мир Дюны с философской точки зрения немного странно. От начала и до конца она пронизана срочностью. Кругом опасность и каждый перескакивает от одной задачи к другой, едва ли находя время заботиться о собственных нуждах. Ни у кого нет времени на отдых, тем более на раздумья, и совершенно нет возможности философствовать. Если я или кто-то другой решаем поразмышлять о философской составляющей Дюны, то это из-за того, что мы находимся в иных условиях. У нас есть то, чего не хватает им: возможность размышлять на досуге. Мы можем отстраниться на время от бесконечного напора повседневной жизни и задуматься о вещах, которые мы делаем и почему мы поступаем именно так. Для философского размышления требуется свободное время, но прогулки в парке для этого будет мало. Не всякий может просто прогуливаться и размышлять о чем-то, принимая вещи такими, какие они есть, и называть себя философом. Философия больше похожа на добычу ископаемых. (Она может даже метафорически поднимать пыль!) Когда мы занимаемся философией, мы погружаемся в идеи, находим в них то, что скрыто в глубинах, извлекаем руду, фильтруем и проверяем ее, чтобы найти ценные самородки. Особенно сложно вести добычу в глубоких слоях смысла жизни. Трудно решить, с чего начать. Аристотель предлагает начинать с изучения взглядов мудрецов. Нужно приложить все усилия, чтобы понять их идеи, исследуя разные точки зрения по очереди и дополняя наше восприятие тем, что уже изучили. В таком случае я предлагаю уделить немного нашего свободного времени и поразмышлять о жизни в Дюне философски. Если бы Аристотель был знаком с Гербертом, то причислил бы его к мудрецам, ведь Герберт дал нам несколько сильных жизненных историй. Каждая из этих историй представляется хорошей, плохой или неоднозначной. Говоря об этих историях серьезно, раскапывая их на предмет того, что они могут сказать о смысле жизни, мы находим интересную философскую позицию. Конечно, «Дюна» никак не защищает эту позицию и это не философская работа по своему определению. Однако она дает пищу для некоторых философских размышлений. Так что, хотя мысли о молящихся монахах и монахинях, о Сизифе, катящем на гору камень, или о, возможно, выбранном наугад числе 42, были бы более уместны, эти рассуждения упускают нечто, что «Дюна» припасла для нас: динамичную борьбу, которую олицетворяют наездники червей. Позвольте накрыть для вас метафорический стол с объяснениями. Вернемся из песков пустыни прямо на пир, который герцог Лето Атрейдес организовал, когда его семья впервые прибыла на Арракис. Лето пригласил банкиров, торговцев, политиков – всех, кто на Арракисе или за его пределами имел широкие связи. Это был пир, выходящий далеко за рамки нашего представления о трапезе. Больше, чем момент рефлексии, чем шанс на разговор или чем все более распространенная форма перекуса перед телевизором. Атредейсы показали гораздо большее. Это была церемония, изобилующая ядоискателями и серебряной посудой, но сохранившая идею расслабленной общей трапезы. Леди Джессика настояла на проведении общественного ужина в надежде построить более тесные общественные связи между Атрейдесами и местными банкирами, контрабандистами, торговцами и политиками. Суфир Хават не видел в такой встрече ничего, кроме опасности. Герцог Лето тоже едва ли наслаждался процессом. Он менял церемонии и планировал манипулировать гостями. В какой-то момент он даже испытывал гостей, вылив часть своей воды на пол после тоста. Конечно, остальные должны были последовать ритуалу, но это напрягло их. Когда-то гости считались высшим классом на Арракисе. У них всегда было достаточно питьевой воды, но такой жест Герцога показывает больше, чем некоторые могут представить. Все это время Лето и Джессика наблюдали и запоминали. Они оценивали характер каждого из гостей, подмечая отношения между ними, их любовь и ненависть, их заботу и сомнение. Для Джессики и Лето эта ночь – долгосрочное планирование. Они готовились и обосновывались. Им еще приходилось осторожно оценивать положение, чтобы не ошибиться в выборе своего места в этом новом мире. У них были планы, так как они пришли не с пустыми руками, хотя и многое оставили позади. Этот ужин был им необходим, чтобы снова встать на ноги. В этом отношении их мир не так далек от нашего. Конечно, не многие из нас посещают торжественные ужины в больших залах с ядоискателями. Но мы действительно часто оказываемся в подобных ситуациях. Будь то новая работа, новый город, новая семья или все упомянутое вместе, мы часто попадаем в ситуации, когда нам нужно наше предчувствие будущего. В особые моменты к нам приходит предвидение того, что должно случиться или как сложатся обстоятельства, но оборотной стороной этого чувства является его неопределенность. Церемонии неясны, значения изменчивы, и мы, почти как Лето и Джессика, часто вынуждены действовать до того, как полностью поймем ситуацию. Тем не менее у Лето и Джессики есть время. Им удалось организовать торжественный ужин, пусть и в спешке, но они не смогли насладиться им. Поражает, насколько мало удовольствия можно наблюдать в описаниях Гербертом трапезы во всей «Дюне». Кажется, никто не испытывает удовольствия, но никто этим фактом и не обеспокоен. Ни у кого нет такой роскоши. Тем не менее, хотя Лето и Джессика находятся в спешке, они ловят момент спокойствия, когда можно начать думать о том, как влиться в общество. Но Харконнены разрушат все их планы. Харконнены и власть На следующий день после знаменательного ужина, до того, как взошло солнце, Харконнены разрушили все стремления Атрейдесов. Юз выполнил свою миссию, но был убит в процессе. Харконне-ны привели в исполнение гениальный план, обойдя тщательную и мощную тренировку Юз, которая, предположительно, запрещала ему наносить вред людям. Они обнаружили слабое звено, которое делало Юз уязвимым: его жену Ванну. План Харконненов многое говорит о них. Они не жестоки. Нет ничего излишнего или беспричинного в их действиях по отношению к Юз и Ванне. Они не упиваются не знающей меры жестокостью и причиняемой болью. Но также в них нет и сожалений о том, что их план требует настолько радикальных мер. Харконнены осознают тот риск, с которым сталкивается Юз, и то, что он совсем не рад быть пешкой в их плане, но у них нет к нему сострадания. Для Юз идея захватить Лето и отдать на милость Харконненов противоречит его внутренней сути. Зная, кем был Юз, что от него ожидать и где его место в мире, Харконнены сделали на него ставку. Но они видели в нем лишь инструмент, который нужно эксплуатировать, чтобы двигаться вперед по пути накопления власти. Ничто не указывает на то, что Харконнены когда-либо боролись с решением воспользоваться кем-то. Совершенное ими настолько ужасно, что у кого-то может возникнуть соблазн думать, что они не осознавали тот вред, который был причинен Юз. Присмотревшись к Дому Харконнен получше, мы можем глубже понять, ради чего они живут. Барон Владимир Харконнен – тучный человек. Требуются специальные суспензоры, чтобы поднимать его огромное тело. Здесь возникает двойственная картина. С одной стороны, от такого большого веса «разит властью». Это авторитет. Значимость во плоти. Такая тучность говорит о власти больше, чем просто о естественном желании поесть или о неестественном росте организма. В конце концов, власть нужна каждому. Длинная вереница философов признавала, что власть необходима, что каждое существо должно стремиться к власти или полностью отказаться от всех притязаний. Власть обеспечивает универсальные методы для того, чтобы получить то, что мы хотим, неважно, что именно. Мы можем быть разными и хотеть разного, но все мы желаем власти. И это естественно, в этом есть смысл. В этом желании нет ничего жадного и извращенного, по крайней мере в его необходимости. Однако в случае с бароном Владимиром Харконненом мы видим совсем другую картину. Он перешел предел естественной потребности в пище. Он жирен, не может двигаться без посторонней помощи, но все еще не чувствует стыда за свою тучность. Вместо этого вес сообщает его самое сокровенное желание: власть. Власть за пределами естественного желания. Власть за пределами необходимого. Харконнены накапливают власть только для себя и также используют ее для возможности уничтожения Дома Атрейдес и устранения Юз в процессе. Все во имя их стремления накопить больше власти. В конечном итоге Дом Харконнен представляется неприятным образом. Они не образец для подражания. Отрицательные персонажи, стоящие предупреждением у истоков «Дюны» и показывающие, как не надо жить. Несмотря на весь свой вес, Харконнены кажутся полыми. У них мало запоминающихся черт, мало сентиментальной привязанности и даже мало чувства целостности. Владимир видит надобность в последователе, в необходимости кому-то покровительствовать, потому что иначе смерть оборвет его власть, но он не отождествляется с молодым человеком. Точно как Фейд-Раута не отождествляется с Бароном. Они нужны друг другу, чтобы накопить больше власти. Их свела вместе удача, и они получили шанс работать вместе столько, сколько потребуется, но власть – единственное, что удерживает их вместе. Если сказанное правдиво, и мы приговариваем Харконненов прозябать в униженном и бесполезном существовании, то что предполагается для нашего мира? В какой-то мере мы похожи на них. Мы нуждаемся во власти. В то же время мы бы хотели верить, что у власти есть цель. Улучшит ли нашу жизнь преумножение власти, зависит от того, что мы с ней делаем. Путь Харконненов привел их к изоляции друг от друга и от остального социума таким образом, который большинство из нас посчитает пугающим. И это важный урок. Нас отталкивает то, как они обошлись с Юз. Их поступок кажется особенно разрушительным не только потому, что Юз погибает, или потому, что буквально разрушает его физически, но и потому, что уничтожает его идентичность. Таким образом, можно считать, что идентичность способствует нашей благополучной жизни. С этой точки зрения, мы не видим того, что Харконнены нам дают. Вместо этого нам оставлено своеобразное предупреждение. Их черты, скрытые в нас, нельзя игнорировать, потому что они приведут к ужасному концу, если возобладают. Мы многое потеряем. Наши идентичности, которые придают нашим жизненным историям интерес и смысл, превратятся всего лишь в бесполезное тщеславие, которому предназначено расставлять ловушки для наших противников. Фримены и идентичность Фримены занимают другой конец установленного континуума, и их жизнь проливает больше света на ценность идентичности. Как группа они ищут власти, но только потому, что она им нужна для благих целей. Внутренне у них есть жесткие ритуалы, которые передают закрепленное, идеальное и вечное чувство смысла. Фримены никогда не задаются вопросом, как действовать. Им не нужно задумываться о том, кто они и что они делают. Они живут на земле, медленно трансформируя ее, проявляя собственную волю и используя свою власть, но лишь для восстановления этой земли. Они хотят восстановить Арракис до состояния, в котором планета была до того, как стала центром торговли Пряностью. Как Пол вскоре выяснил, жизнь среди фрименов полна правил и ритуалов. Поражает, что никто не желает оспаривать эти правила. Хотя фримены настроены антифилософски, они вызывают гораздо больше симпатии, чем Харконнены. На каждый вопрос о том, как им жить и как действовать, у фрименов уже готов ответ. Для каждого квадратного метра земли есть название, цель и изобретенный список правил о том, кто и что может там делать. И хотя никто никогда всерьез не оспаривал эти правила и смыслы, Герберт дает нам несколько объяснений того, как фримены пришли к этому состоянию. Жесткий климат сыграл в этом ключевую роль. Под палящим солнцем истекающие потом фримены должны работать сообща. У них нет времени на споры и рассуждения. Однако, одновременно с этим, лишь сложными обстоятельствами всего не объяснить. Они бы могли давно покончить с такой жизнью. Могли сдаться, продавать Пряность, сделать на этом состояние и уехать. Если бы они жили ради удовольствия, так бы и поступили. Стремись они к власти, такой ход вещей был бы неизбежен. Но они так не поступили. Что-то еще держало фрименов на Арракисе. Этим чем-то была их идентичность. При объяснении фрименских ритуалов Фрэнк Герберт каждый раз обращается к прошлому. Из этих объяснений мы узнаем о древних обрядах и великих правителях, которые определяли порядок вещей в истории. Узнаем о пророках, которые предсказывают будущее и взывают к великому возвращению культуры фрименов. На этих правилах и установках, на сильном чувстве привязанности друг к другу и особенно к прародителям построена осмысленная жизнь фрименов, устремленная в одном направлении. И, кажется, все довольны. История фрименов питаема Водами жизни и червями. Есть многое, что фримены не до конца понимают. Они не знают, откуда берется Пряность. В ней нуждаются, ее обменивают, но не культивируют. Фримены собирают только ту, что могут найти. Точно так же, как они седлают червей и знают достаточно о том, как контролировать или избегать их. Но они никогда не пробовали их приручать. Вода жизни важна, но запретна. Они никогда не испивают ее много, не упиваются ею. Структуры, что формируют их идентичность и их жизнь, они оставляют непознанными и за гранью их власти. Они действуют в пределах данной им идентичности и никогда не сомневаются в ней или не ищут чего-то большего. У Герберта мы находим большую симпатию к подобной жизни. Когда Джессика и Пол находят приют в пустыне, они избавляются от нервозного ощущения скрытой повсюду угрозы. Они становятся гораздо более уверенными, так как они знают, чему могут доверять. Хотя во всех последующих событиях прослеживается поспешность, жизнь у фрименов, кажется, безопаснее. Даже если они сталкиваются с реальной угрозой, а встретят они ее немало, их жизни что-то да значат среди этих людей. Но индивидуальная жизнь фрименов не встраивается в такую концепцию. Пока идентичность и традиции, поставленные на рельсы, держат человеческое желание власти под контролем, жизнь задыхается. Индивидуальность исчезает, когда мертвых забывают. Лишь некоторым удалось стать легендами, и даже тогда их жизни причисляются к всеобщей истории. Они превращаются в ее необходимую ступень.