– Но ведь тебя тоже ждут перемены, – заметила она. – Ты хочешь попасть в королевский двор. – Так я смогу видеться с Клео! – воскликнула Лирика, плюхаясь обратно на подушки. – Она бывшая ученица историка Бахромы. Историк Бахрома позаботится о том, чтобы её приняли во двор. Она, наверное, станет самым молодым писарем, а я останусь просто… глупой младшей сестрой, которая всё время торчит дома. Хотя история Лирики отличалась от истории Клэр, эти слова были ей знакомы. Столько раз (ещё до того, как они обнаружили в камине лестницу) Софи уходила куда-то и не брала её с собой. – Она готовится выпорхнуть из гнезда, – сказала Клэр, повторяя то, что мама часто говорила ей про Софи. Лирика фыркнула, и Клэр вспомнила, какими бесполезными показались ей эти слова, когда она услышала их в первый раз. Что на самом деле подняло ей тогда настроение, так это мамино предложение пригласить её подружку Кэтрин. Они тогда веселились весь вечер, смотря фильмы, которые Софи назвала бы детскими. В Ардене телевизоров не было, но это ещё не означало, что они с Лирикой не могут заняться чем-нибудь весёлым. Клэр запустила руку в карман и вытащила предмет, за которым она зашла в их с Клео комнату, – кусок мела. – Дай мне свои летуны – попросила Клэр. Когда Лирика удивлённо уставилась на неё, Клэр просто улыбнулась и покачала головой: – Это сюрприз. Не бойся. Клэр принялась рисовать мелом на обратной стороне её пуант лёгкими движениями. В комнате воцарилась уютная тишина, но там, где Лирика, молчание не может быть долгим. – Извини, – неожиданно выдала она со своей горы подушек. – За что? – За то, что паутчица забрала твои мысли. Если бы она меня не поймала, тебе бы не пришлось вернуться, чтобы меня спасти. – Верно, – согласилась Клэр, переставая рисовать. – Но тогда я бы не узнала, как задать паутчице вопрос. – Помнишь вопрос, который ты задала? – спросила Лирика, поднимаясь в постели. – К тебе возвращается память? – Эм, нет, – ответила Клэр, стараясь не слишком переживать из-за того, что обманывает Лирику. Ведь технически память к ней действительно не возвращалась. Она никогда её и не покидала. Она продолжила рисовать, и картинки распускались с такой лёгкость, словно им было предначертано появиться на свет… – О, ого! – Лирика выхватила пуанты из рук Клэр несколько мгновений спустя. – Как красиво! – Она перевернула обувь, чтоб Клэр оценила результат своего труда. Теперь на летунах Лирики красовались два единорога. Один из них встал на дыбы, пронзая рогом месяц, который Клэр только сейчас удалось разместить в углу, а второй единорог перепрыгивал через сцену с задёрнутым занавесом. – Когда у моей сестры был танцевальный концерт, она всегда просила, чтобы я нарисовала на её чешках что-нибудь на удачу перед выступлением, – объяснила Клэр. – И мел не даст тебе снова поскользнуться. – Чудеса самоцветчиков не имели к этому никакого отношения, хотя мел и был сделан из размолотого камня. Этому полезному приёму она научилась на танцевальных занятиях Софи, когда наблюдала за учениками, втирающими пудру в свои чешки. Ну ладно, может, она чуток посамоцветила, просто чтобы мел продержался чуть дольше обычного и рисунок не стёрся, но не более. Клэр отвела взгляд от своего рисунка, чтобы улыбнуться Лирике, но девочка уже бросилась её обнимать. – Элейна! – радостно взвизгнула она. – Твои воспоминания, они к тебе возвращаются! Ты помнишь, что у тебя есть сестра! Клэр улыбнулась. Если она разок скажет правду, от этого не будет вреда. – Да, помню. – Она уютно устроилась на кровати, откинувшись на подушки и глядя, как Лирика примеряет свои свеженатёртые мелом пуанты. – И я по ней скучаю. Наблюдая за воодушевлённой Лирикой, которая принялась самостоятельно повторять танцевальные движения, Клэр подумала, что по ней она тоже будет скучать. Но поделиться с юной прядильщицей планом было слишком рискованно. Неприятная мысль легонько коснулась Клэр. Всякий раз, как Софи выбирала оставить Клэр в неведении, она чувствовала то же самое? Если так… скажем, Клэр это всё равно было не по душе, но, возможно, она начала понимать старшую сестру чуточку лучше. Клэр уже собиралась сказать «спокойной ночи» вместо «прощай» и пойти в пустую комнату Клео за вещами, как вдруг её взгляд опустился на гору книг, сложенных стопкой у кровати Лирики: «Королевский справочник», «Жизнеописания королев и королей Ардена», «Дневники величества» и наконец – «Корона и её создание». Неудивительно, что Лирика смогла ответить на вопрос постановщика! Она занималась дома, вкладывая сердце и душу в то, чтобы стать экспертом по семье д’Астора. Эта черта Лирики также напомнила Клэр о Софи. Софи бы на её месте тоже увлеклась какой-нибудь темой или эрой и стала бы экспертом во всём, что с ней связано. Клэр уже поучаствовала во Впечатлениях, включающих греческих богов, пьесы Шекспира и прямо перед тем, как Софи легла в больницу, – Джейн Гудолл и других натуралистов. – Можно я посмотрю твои книги? – спросила Клэр. Лирика кивнула. Она так запыхалась от своих глубоких приседаний, что не могла говорить. Пролистав «Корону и её создание» до содержания, Клэр просмотрела названия глав, надеясь увидеть что-нибудь полезное. Она подумала, что информация из «Разделения короны» может ей пригодиться, но на её страницах, написанных историком-прядильщицей Элис Проницательной, было только то, что Клэр и так знала: что прядильщики с гордостью выставили свою часть короны на всеобщее обозрение, а остальные три гильдии вели себя более скрытно в том, что касалось судьбы их зубцов: неизвестно, спрятали они их, уничтожили или и вовсе потеряли. Она снова пролистала страницы… и замерла. Это был простой рисунок чернилами и углём. Он не бросался в глаза, но Клэр уже видела его раньше и не просто видела – она его нарисовала: королева с принцессой стояли спиной к смотрящему, устремив взгляды на корону Ардена. – Эй, Лирика? – позвала она девочку, и та подошла. Клэр показала ей набросок: – Что это? – О, я его обожаю! Нравится? – спросила Лирика. – Предположительно, этот набросок сделала королева Эстелл… то есть принцесса Эстелл, если точнее. Это лишь копия. Думаю, оригинал уничтожил Великий потоп примерно через сто пятьдесят лет после войны. – Ты не против, если я одолжу её на время? – спросила Клэр. Она захлопнула книгу и прижала её к груди, не дожидаясь ответа. Лирика кивнула. Клэр поспешила в свою комнату и закрыла за собой дверь. Она подошла к своему плащу и вынула из кармана набросок, который сделала ранее днём, и розовый камешек из Плетёного Корня. Клэр аккуратно раскрыла книгу и поднесла к ней свой набросок. Недолго думая она потёрла камешек, чтобы он замерцал и позволил ей как следует рассмотреть детали. У Клэр перехватило дыхание. Её набросок совершенно ничем не отличался от того, что она видела в книге. Даже рамка с гусями была один в один. Но как это возможно, если она никогда раньше не видела этот рисунок? От волнения она принялась грызть кончик своего карандаша. Карандаш. Клэр вытащила его изо рта. Писчий камень был в этом мире редкостью, поэтому карандаши здесь высоко ценились. Этот карандаш был единственным, который она видела за всё время в Ардене. Легенда гласила, что он принадлежал Шарлотте Полынь, которая изобрела первый алфавит Ардена. Клэр не была уверена, правда это или вымысел, но она точно знала, кто был его предыдущей владелицей – профессор Терра. Также известная как королева Эстелл д’Астора. Что, если этот карандаш был с королевой с самого детства? Это достаточно редкая вещь, которая вполне подошла бы для королевского подарка. Она пробежала пальцами по рисунку, который сделала днём. Камни хранили память земли – разве она не это узнала в Ардене? В них были следы всех существ, когда-либо плававших в морях и ходивших по суше. Клэр собственными ушами слышала, как каменный лес сохранил эхо охоты на единорогов. Если окаменелые деревья способны на такое, почему писчий камень в её руке не может помнить то, что его когда-то просили нарисовать? Удивление обрушилось на Клэр. Её набросок был вовсе не её наброском, а эхом набросков королевы, сделанных давным-давно. Карандаш каким-то образом узнал корону, когда её рисовала Клэр, и его воспоминание об этом моменте было выпущено на свободу. Сон, который видела Клэр, не просто походил на воспоминание, он действительно был воспоминанием. Вот только оно принадлежало не Клэр, а принцессе Эстелл. Глаза Клэр скользнули в угол страницы, и по её телу побежал радостный трепет. Она придумала, как откроет алмазную дерево-витрину! Лёгкий вздох донёсся до Клэр через плечо. Она была так поглощена своими мыслями, что даже не заметила, как Лирика открыла дверь комнаты. – Элейна, – ахнула Лирика, делая шаг вперёд. – Что это? Клэр в ответ смущённо посмотрела на девочку. Брови Лирики выгнулись двумя одинаковыми дугами над очень круглыми от изумления глазами, уставившимися на розовый камешек, про который Клэр совсем позабыла… и который продолжал мерцать. Клэр поспешила закрыть его рукой, но было слишком поздно. – Элейна, – прошептала Лирика, – ты самоцветчица? Глава 12 – Что? – слишком поторопилась спросить Клэр. – О чём это ты? – Камешек, который она сжимала в руке, впивался ей в ладонь, но она не обращала внимания на боль и старалась перевернуть кусок породы так, чтобы Лирика ничего не заметила. Клэр ощущала слабое сопротивление камешка, но тихое гудение пробежало по её телу как раз вовремя. Оно погасило свет в ту же секунду, когда к ней подошла Лирика. – Покажи, – потребовала Лирика. Клэр разжала ладонь: на ней лежал самый простой камешек. Необычным был только его красивый розовый цвет. – О, – удивилась Лирика. – Куда подевался свет? Клэр облизнула губы, у неё вдруг пересохло во рту. Софи бы ни за что не попалась! А даже если бы и попалась, с её языка тут же сошло бы какое-нибудь правдоподобное объяснение. Но всё, на что оказалась способна Клэр, – повторить за Лирикой слово, которое она только что произнесла: – Свет? – Думаешь, это подсказка, из чьей ты семьи? – спросила Лирика, голос которой пронизывал восторг. – Интересно, ключ ли это к тому, что с тобой произошло! Как думаешь, возможно ли, что ты самоцветчица, а не прядильщица? Элейна, спорю, ты очень важный для королевы человек! Тебе нужно с ней встретиться, чтобы выяснить, кто ты! Возможно, ты вообще… – Лирика, – Клэр поспешила прервать историю, которая разворачивалась в богатом воображении Лирики. – Это просто камешек, видишь? Он не светится. – И сразу прикусила губу, но про себя добавила: «Уже нет». – Но я же видела! – не унималась Лирика. – Точно тебе говорю. – Она потыкала камешек мизинцем, Клэр тут же поспешила сжать вокруг него пальцы снова. – Это мой счастливый камешек! – живо воскликнула Клэр. – Я использую его, как пресс-папье… – Но она осеклась под пристальным взглядом Лирики. Клэр отвела глаза. Взгляд юной прядильщицы не то чтобы был обвиняющим, скорее… скорее уязвлённым. – Элейна, – медленно произнесла Лирика, – если ты забыла свои воспоминания, как ты можешь быть уверена, что тебя зовут Элейна? Или что ты прядильщица? Клэр снова отвела глаза. Ей всем сердцем хотелось рассказать Лирике правду о том, кто она такая – Клэр Мартинсон, без пяти минут шестиклассница, принцесса-самоцветчица, младшая сестра Софи. Но. Ленты в волосах Лирики были роялистско-синими. И Клэр пообещала Клео не впутывать в это её младшую сестру. Лирике лучше ничего не знать. Так безопаснее. И всё же враньё Клэр становилось всё запутаннее. Каждая новая ложь рассерженно садилась ей на грудь, словно говоря: «Ты нас придумала – чего ты хочешь от нас?» Она от этого так устала. И ей не хватало сестры рядом. И вот она решила рассказать Лирике правду. Вроде того. – Я уверена не на все сто, – признала Клэр. – Но, – поспешила добавить она, – я знаю, что хочу, чтобы в Арден вернулись чудеса. Чтобы единороги свободно гуляли по нему. И что я твой друг. Клэр наблюдала, как Лирика обдумывает её слова. Она практически видела, как нити повествования сплетаются перед ней, и гадала, какие рассказы та однажды напишет. Клео хотела стать историком, увековечивать реальные события, но что-то подсказывало Клэр, что, возможно, она станет писателем. Что она будет прясти рассказы, которые лишь отчасти будут правдой. Как вдруг вокруг талии Клэр оплелись руки. Опустив глаза, она увидела русалочьи косички и жгутики на голове Лирики. – Спасибо за пуанты, – негромко поблагодарила её девочка. А затем, так тихо, что Клэр едва расслышала: – Спасибо, что спасла меня. – После чего она ушла. Передвигаться по коридору Плетёнок бесшумно не составляло труда. Толстые ковры заглушали даже самые тяжёлые шаги. Видеть, однако, было не так-то легко. – Ай! – пискнула Клэр от боли, налетев на край стола. Она закрыла рот ладонями, чувствуя, как слёзы щиплют ей глаза. Её кто-нибудь слышал? Прошла секунда, затем ещё одна. Не последовало ни скрипа двери на втором этаже, ни обеспокоенного оклика госпожи Плетёнки. Постепенно её дыхание выровнялось.