— Это как раз тот случай, мне кажется, — продолжала Хамис Хадисовна, — когда не следует сгущать краски. Надо понять, почему Сабур так поступил. И объяснить ему, в чем он неправ. Я бы посоветовала Сабуру не спешить с выводами. Не видеть кругом судей и врагов. И оглянуться на себя самого. Кто позволил ему так неуважительно и недоброжелательно относиться к старшим? А ведь мы все хотим помочь и ему, и Али… — У вас все? — спросил завуч. — Пожалуй, да. — Спасибо! — сказал завуч и встал из-за стола. Ахмед Мамедович подумал, что ему следует сказать, что всепрощенчество Хамис Хадисовны ни к чему хорошему привести не может, что все и так ясно, что Сабур и Али не уйдут от справедливого наказания. Он бы должен был подчеркнуть антиобщественный характер поведения Али и Сабура, особо отметив, что ложь всегда бывает неизменной спутницей преступлений. Он подумал, что ему следовало бы напомнить об обязанностях учащихся и зачитать подготовленный Сарат Магомедовной проект приказа о строгом выговоре Али и Сабуру… Но прежде чем начать говорить, он еще раз внимательно обвел класс глазами и вдруг совершенно отчетливо почувствовал настроение сидящих перед ним ребят. Он знал за собой эту способность — понимать состояние своих учеников, как бы сливаться с ними. Он мог улавливать малейшие оттенки их настроения. Обычно это возникало на уроках. Он рассказывал ребятам об их родной истории, а они слушали его затаив дыхание. Он мог бы поклясться, что в эти минуты они видели, думали и представляли себе все точно так же, как и он… А вот на собраниях такого с ним еще не случалось. Четкая дистанция была между ним и учениками. Он их воспитывал. Они слушали. Соглашались. Даже обещали. Но все происходило как-то механически. Теперь же, несколько минут назад, они слушали Хамис Хадисовну, загоревшись. Не равнодушно!.. А ведь она и в самом деле говорила важные вещи. И они ее поняли. Ахмед Мамедович вдруг спохватился, что он слишком долго молчит, ребята уже начали недоуменно перешептываться. А ведь они не ждут от него ничего интересного. Ну да, он обычно говорит на собраниях как завуч, как администратор, за которым последнее слово. И он каждый раз не упускает возможность напомнить ребятам об их обязанностях. А толку-то? Сколько же сил затрачено впустую?! Да не сейчас, нет. А с тех пор, как стал завучем. Ахмед Мамедович неожиданно улыбнулся: он подумал, что сейчас ребята услышат от него совсем не то, чего ждут. — Давайте, товарищи, подведем итоги нашим разговорам. Вы, конечно, сами заметили, как терпеливо и доброжелательно вела собрание Сарат Магомедовна. Ее требовательность и принципиальность кажутся нам совершенно справедливыми. Верно? Об очень важных вещах говорила здесь и Хамис Хадисовна. Но не надо спешить с выводами. Лучше еще раз все хорошо подумаем, как быть дальше. И мы, и Сабур, и Али, и Мина… Ахмед Мамедович сделал паузу, с удовольствием про себя отметив, как внимательно ловит класс каждое его слово. И, повернувшись к Сарат Магомедовне, сказал: — Думаю, сегодня на этом надо закончить. Давайте думать! МОЯ БЫ ВОЛЯ… Сабур забежал домой, бросил портфель на диван. — Я скоро вернусь! — крикнул он, исчезая за дверью. — Опять! — всплеснула руками Насиба. — Опять! Она сердито посмотрела на мужа, которому, казалось, и дела не было до сына. — Что опять? — вежливо спросил Султан, но Насиба не уловила в его голосе ни малейшего любопытства. — А ты не знаешь, куда он обычно в это время ходит? Я бы на твоем месте давно запретила ему дружить с этим Али! — Почему же? — Чему может Сабур у него научиться? — А ты хорошо знаешь Али? — Не хуже тебя! — Раз Сабур с ним дружит, значит, он находит в нем то, чего ты не видишь. — Именно этого я и боюсь. — Не доверяешь сыну? — А ты ему слишком доверяешь! — У него есть своя голова на плечах. И он должен научиться сам за себя отвечать. — Только это я от тебя и слышу! Но ты доведешь сына до беды, помяни мое слово. Он в школе оторвал голову какому-то скелету, ты хоть это знаешь? — Я не верю, что Сабур может совершить плохое. — А ты поинтересуйся, поинтересуйся хоть когда-нибудь, чем он живет! Придет из школы, бросит портфель и мчится к этому… А отец — ни слова. Он, видите ли, ему верит, и все тут. Говорят, его в школе собираются серьезно наказать… — Накажут, значит, заслужил. Пусть сам над этим подумает! — А тебе не надо знать, заслужил он наказание или нет? Правильно, я и говорю, тебе дела нет до того, чем сын занимается вне дома! Куда он ходит, к кому… Сам ты, небось, с отцом Али Максу́дом не дружишь… — Не дружу, — согласился Султан. — Мы с ним разные люди. — Али, конечно, такой же, как его отец. Яблоко от яблони… Чтоб ноги его не было больше в нашем доме! Султан видел: жена не столько сердится, сколько изображает гнев. Разумнее было бы промолчать. Но ему было жаль ни в чем не повинного Али, и он сказал: — Не говори глупостей, Насиба. Может, наш дом — единственный, куда Али может прийти? — Нет, я вижу, тебе все равно, развалится наш дом или нет. Об Али ты беспокоишься больше, чем о родном сыне! — У Али неприятности, а у Сабура пока все в порядке. — Ты хоть понимаешь, что Али плохо влияет на Сабура? — Все как раз наоборот. — Что наоборот? — Это наш Сабур влияет на Али. — Сабур плохо влияет на Али? — Ну что ты все: «плохо да плохо». А другого влияния быть не может? Скажи лучше, что у нас на ужин. — Ничего! — вспыхнула Насиба. — Так мне идти в столовую? — улыбнулся Султан. — Хоть в ресторан! Там вкуснее накормят. ЧУДУ ИЗ КРАПИВЫ После собрания на душе у Али стало спокойнее и легче: сомнениям пришел конец. Он сам во всем честно признался. И заявил о своем решении. Пути назад отрезаны: слово мужчины должно быть одно. Придет наконец долгожданная независимость!.. Мать, ни о чем не подозревая, ждала Али у открытых дверей. — Ты что так долго, сынок? — Задержался в школе. Али заметил: вид у матери довольный, даже торжественный, глаза светятся, губы улыбаются. — А какой костюм тебе папа купил! — радостно объявила она и потащила Али в комнату, где, лежа на диване, дымил сигаретой отец. Мать сняла со спинки стула новый коричневый пиджак с серебристыми пуговицами и протянула сыну. Али надел пиджак. Он был ему впору. — Видишь, до чего хорошо. Словно на тебя шили, — мать погладила Али по плечу и отошла в сторону полюбоваться сыном. — А вы вечно мной недовольны… — пробурчал с дивана отец. — Для вас ведь всегда стараюсь. Не помню только, чтобы вы когда-нибудь это оценили. — Прошу тебя, не начинай, Максуд, все ведь так хорошо сейчас. Кто-то позвонил в дверь, и мать бросилась открывать. Вошел Сабур. Али с облегчением вздохнул.