Часть 21 из 31 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Оксикорин, включая другие сильнодействующие обезболивающие, как вы уже знаете, выдаются врачам под личную ответственность. И только врач может производить инъекцию таким препаратом. Вы что, Татьяна Александровна, не знаете, что подобные лекарства вызывают привыкание, подобно сильнодействующим наркотикам? Если выдавать такие препараты больным, разовьется сильная зависимость от лекарства. Пускай ваша подруга вызывает врача во время приступа, и, если тот сочтет нужным, то сделает соответствующую инъекцию.
— Так вы же Лене Стрелковой помогли! — настаивала я. — Я знаю, у нее мать наркоманка, а вы ей препараты доставали!
— Кто вам сказал такую глупость? — Похоже, я все-таки разозлила заведующего. — Либо вас неправильно информировали, либо у вас воображение чересчур богатое и вы любите фантазировать не по делу! И вообще, я не собираюсь вам рассказывать о частных случаях и затрагивать личности пациентов! Или вы не осведомлены о таком понятии, как клятва Гиппократа? Я полагаю, что ответил на все ваши вопросы, больше мне вам нечего сказать. Давайте займемся каждый своими делами, я вам объяснил, что у меня много работы.
Я поняла, что на этом аудиенция закончена.
Продолжать разговор с Андреем Максимовичем бесполезно — я только разозлю его еще сильнее.
По крайней мере, мне удалось выведать, что Ольгу Ивановну понизили в должности за какой-то проступок. Вот только что натворила нынешняя диспетчер? И как бы мне подступиться к этой «черепахе Тортиле»?..
Я вежливо извинилась за причиненное беспокойство, Трубецкой кивнул и, видимо, обрадованный, что я наконец-то оставлю его, попрощался со мной уже не таким сердитым тоном. Я вышла из кабинета и закрыла дверь. Теперь надо приступить к следующему пункту моего сегодняшнего плана…
Покинув кабинет заведующего, я направилась прямиком в диспетчерскую.
Молоденькая Мария, которая мне нравилась куда больше Ольги Ивановны, разговаривала с кем-то по телефону.
Судя по тому, что я услышала, диспетчер передавала очередной адрес.
Я подождала, когда Мария закончит свой разговор, и вошла в кабинет.
— Вы ко мне? — поинтересовалась девушка.
Я кивнула.
— Я только что от Андрея Максимовича, — начала я объяснять девушке. — Он посоветовал мне поговорить с Ольгой Ивановной Мишиной насчет учебы… Вот только я забыла взять номер телефона диспетчера, а завтра, боюсь, ей будет не до разговоров…
— Ничего страшного! — Мария не заподозрила ничего странного в моей просьбе и даже не стала вдаваться в подробности — открыла журнал и сказала: — Вам есть куда записать? Тут даже домашний указан, только думаю, он вам не нужен. Записывайте мобильный…
Я поблагодарила доверчивую девушку и, пожелав ей хорошего дня, поспешила откланяться во избежание лишних расспросов.
Однако Мария даже не подумала о том, что я могу спрашивать телефон Мишиной в своих целях — она попрощалась со мной и уткнулась в экран компьютера.
Я вышла на улицу и, поеживаясь от зябкого, промозглого ветра, набрала номер «черепахи Тортилы».
Трубку сняли почти сразу — похоже, диспетчер не спала днем, а может, выспалась на работе.
— Здравствуйте, Ольга Ивановна! — вежливо начала я. — Вы меня, может, помните? Это Татьяна Иванова, я фельдшером работаю. Вчера первый день дежурила.
— С Дьяковой, что ли? — без намека на учтивость спросила диспетчер. — Кто вам мой номер дал?
— У меня к вам есть разговор. — Я предпочла проигнорировать вопрос Мишиной. — Дело в том, что, мне кажется, я могу вам помочь. Уж извините, но я узнала, что у вас дочка больна, простите, что лезу не в свое дело, но я не могла вам не позвонить. Просто я знаю, как ей можно помочь!
С минуту моя собеседница молчала — наверное, боролась с противоречивыми чувствами: злобой на то, что я откуда-то узнала о ее жизни, и интересом, правду ли я говорю. В конце концов, последнее пересилило, и Мишина, по-прежнему подозрительно, произнесла:
— И чем же вы можете помочь? Уж не знаю, откуда вам известно про мою дочь, но если вы обманываете меня, хотите предложить мне панацею за бешеные деньги, то имейте в виду, я на это не куплюсь! А сразу сообщу Андрею Максимовичу, и он вас за такое безобразие уволит!
— Что вы говорите! — изобразила я святую невинность. — Просто, когда я училась, у моей одногруппницы было такое же заболевание. Точнее, она, когда в старших классах училась, жаловалась на боли постоянные, а потом и вовсе учиться не смогла. Врачи говорили, что это не лечится, только инвалидность можно оформить. Но подруга моя увлеклась нетрадиционной медициной, и одно аюрведическое средство ей помогло… Но вы понимаете, это не телефонный разговор, так в двух словах и не объяснишь. Если вас интересует эта тема, мы можем с вами встретиться, где вам удобно, и я все расскажу. Завтра, на работе, времени не будет, да и не для посторонних ушей все это…
— Если вы так хотите помочь, приезжайте, — неожиданно легко согласилась диспетчер. — Я из дома сегодня выходить не собиралась, поэтому, если вам не сложно, можно поговорить у меня дома. Если вас, конечно, не смутит присутствие больного человека…
— Конечно, за меня не беспокойтесь! — заверила я женщину. — Диктуйте адрес…
Одна из неприятных сторон моей работы — это то, что ради установления личности преступника и раскрытия дела мне часто приходится врать.
Конечно, я к этому привыкла — иначе какой из меня частный детектив, если я стану стараться говорить исключительную правду?
Обычно я не обращаю внимания, если, скажем, придумываю какой-то способ разговорить подозреваемого, но иногда бывает, что ложь мне крайне неприятна. Как бы негативно ни относилась я к Ольге Ивановне, лгать человеку, у которого в семье большое горе, подло и непорядочно. Но я не могла придумать иного способа вызвать диспетчера на откровенный разговор. Чтобы хоть как-то оправдать свой поступок, я внимательно изучила статьи в Интернете, посвященные диагностике и лечению рассеянного склероза. Кто знает, может, что-то из моих советов и поможет дочери Ольги Ивановны…
Диспетчер жила в пятиэтажном доме, на четвертом этаже.
Открыла мне женщина сразу — похоже, была готова к моему визиту.
Лифт в доме работал, я не преминула им воспользоваться. Правда, внутри он оказался далеко не таким чистым и опрятным, как, скажем, в моем доме. Мало того, кабинка узкая, давно не мытая, так еще и запах какой-то странный. Я не разобрала, что за аромат доносился из лифта, но явно запах был неприятным. Лифт полз наверх очень медленно, и я даже подумала, что успела бы подняться по лестнице гораздо быстрее.
К моей великой радости, он не сломался, и я не застряла по пути к квартире Ольги Ивановны.
Клаустрофобией я, к счастью, не страдала, но решила, что обратно спущусь пешком. Кто разберет этот лифт, вдруг решит все-таки сломаться, и за свою лень я поплачусь тоскливым ожиданием в тесной кабинке, пока меня наконец-то оттуда вытащат…
Без медицинской синей формы Ольга Ивановна выглядела совсем по-другому.
Я бы не сказала, что домашняя одежда была подобрана в соответствии с возрастом женщины и ее комплекцией — нет, ей совершенно не подходили свободные синие штаны с мордами овчарок и серая кофта-балахон. Такой домашний костюм мог бы подойти даме помоложе, если не сказать, что его могла бы носить девушка-подросток.
Уж не знаю, кого напоминала диспетчер сейчас, но явно не «черепаху Тортилу», хотя очки на ней были те же самые.
Я еще раз подумала про себя, что Мишиной не помешала бы грамотная консультация стилиста.
Отсутствие косметики — после работы женщина, видимо, умылась — придало ей не такой воинственный и суровый вид. Завидев меня, Ольга Ивановна кивнула, коротко поздоровалась, а затем пригласила меня войти в квартиру.
Несмотря на довольно старую мебель, в коридоре было уютно и даже как-то тепло, хотя отопление в домах еще не включили.
Возможно, ощущение теплоты создавали приятные для глаз светло-бежевые обои с бледными цветами, подобранные гармонично и со вкусом. Верхняя одежда висела аккуратно, немногочисленная обувь была вся вычищена и стояла ровным рядом.
«Наверное, Ольга Ивановна тщательно следит за порядком в доме», — подумала я про себя, аккуратно вешая свою куртку на свободную вешалку.
— Вы не будете возражать, если мы в кухне поговорим? — спросила меня диспетчер.
Я заверила ее, что мне абсолютно без разницы, где мы станем беседовать. Мишина кивнула и пригласила меня следовать за ней.
Маленькая кухня, как и коридор, поражала своей чистотой. Несмотря на столь малое пространство, все вещи лежали на своих местах, нигде не валялось ничего лишнего.
На столе — чистая, опрятная скатерть, на белой плите — ни единого пятнышка от пролитого кофе или убежавшего соуса. Чайник сиял так, словно его ежедневно начищали до блеска или использовали как предмет декора, в шкафах аккуратно расставлена посуда. Рядом с умывальником висели собственноручно вязанные круглые прихватки, чистые и ровные, а на стене одна-единственная картина, изображавшая фрукты.
Ольга Ивановна предложила мне сесть на табурет, который покрывала красивая «сидушка», видимо, тоже собственное творение диспетчера.
Я опустилась на сиденье, про себя подумав, что непохоже, будто у диспетчера больная дочь и сын-алкоголик. Я привыкла, что в домах, где проживают пьющие люди, обычно не до порядка.
Получается, Мишина сама следит за чистотой в доме, и когда только успевает? Раз работает постоянно, прибавить ко всему отсутствие помощи со стороны больной дочери и непутевого сына…
Ольга Ивановна верно истолковала мои мысли и пояснила:
— Меня с детства родители к порядку приучили. В принципе уборка в доме только тогда трудна, когда занимаешься ею раз в год. А если ежедневно убирать за собой, мыть посуду и протирать полы, не говорю уже о влажной уборке, поддерживать порядок не составит труда. Хотя я бы с радостью обновила мебель, но, увы, денег на это не хватает…
— Да у вас и так, по-моему, с мебелью все в порядке, — заметила я. — Все гармонично и к месту…
— Спасибо, конечно, на добром слове, но ремонт бы здесь совсем не помешал…
Диспетчер зажгла газ, включила горелку и поставила чайник. Потом достала тарелку, накрытую салфеткой, поставила ее на стол. Оказалось, в ней лежали подрумяненные аккуратные пирожки, какие обычно изображают на картинках.
— Угощайтесь, Татьяна Александровна, — вежливо предложила мне Ольга Ивановна. — Не покупные, поэтому не бойтесь отравиться.
— Вы сами готовили? — поинтересовалась я, взяв крайний пирожок. — Вкусно, как я люблю, с картошкой…
— Тесто и начинку я делаю, а вот лепит пирожки Снежка, моя дочь, — пояснила Мишина. — У нее это очень хорошо получается, хоть и долго. Зато выпечка никогда не разваливается, и если мы делаем с ней пельмени или пирожки, то все одинаковые, словно она линейкой их вымеряет.
— Вы с дочерью живете? — спросила я, доедая и впрямь вкусный пирожок.
Мишина пожала плечами.
— Вообще, у меня еще и сын, Ярослав, — пояснила она. — Только не знаю, как можно назвать его проживание с нами. Днями он пропадает где-то, вечером приходит уже пьяный вхлам, до кровати доползет и спать. А утром — все сначала… Мы со Снежкой привыкли, внимания не обращаем. А что толку нервы свои тратить, Ярика уже не изменишь. Все после армии началось, не знаю, что там с ним произошло, но последствия таковы…
— Может, его стоит в клинику положить? — предложила я. — Спросить у Андрея Максимовича, где лучше всего с алкоголизмом лечат, и туда…
— Ой, мы уже все пробовали! — обреченно махнула рукой Ольга Ивановна. — И в психиатрической он лежал, и кодировали его, и укол делали… Неделю без срывов — и все заново. Я уже не стала ничего пробовать, надежду потеряла. Видимо, крест у меня таков, за грехи свои расплачиваюсь. Как говорят, болезни детей — в наказание за проступки родителей. Наверное, у меня они слишком тяжкие, раз и дочь, и сын больные.
— Надежда всегда должна оставаться! — заявила я. — Вот я вам про свою одногруппницу Наташку рассказывала, она вообще думала, что никогда не сможет полноценную жизнь вести. Как началась вся эта болезнь, из дома не выходила, только в Интернете в соцсетях зависала да в компьютерные игры играла. Чтобы не думать о своей увечности. А потом, как аюрведой увлеклась и стала на себе методы восточной медицины использовать, поправилась, в училище на фельдшера поступила. Пары без пропусков посещала и сейчас живет как нормальный человек.
— Честно говоря, я во все эти травки не верю, — покачала головой Ольга Ивановна. — По-моему, это больше похоже на шарлатанство.
— Я не спорю, — согласно кивнула я. — Нетрадиционная медицина для нашей страны, конечно, вещь новая, и много нечестных людей наживаются на чужом горе. Я и сама во все эти йоги, аюрведы, бабок-знахарок и колдунов не верю, но говорю о конкретном случае. Подруга моя ведь не врала, у нее на самом деле был рассеянный склероз. Она думала, что просто переутомление, но, когда начало ломить мышцы и кости, стали неметь руки и портиться зрение, она всерьез забеспокоилась. Долго по врачам ходила, а потом узнала свой диагноз. Она мне рассказывала, что о самоубийстве подумывала — к чему вроде жить растением. Но благодаря аюрведе она стала нормальным, полноценным человеком. Я считаю, что просто обязана вам попробовать помочь, иначе это будет подло с моей стороны — узнать, что у вас такое горе, и ничего не сделать…
— А подруга эта твоя… — Диспетчер перешла на более фамильярное обращение, и я решила, что это к лучшему — значит, женщина мне верит. — Она какие-то препараты принимала?
— Насколько я знаю, лечилась она комплексно, — сказала я. — Запомнила только, что хорошо при рассеянном склерозе помогает растение под названием «ашвагандха». Вроде название не перепутала, но я у нее, если хотите, подробно узнаю, где его достать и как принимать. Подруга заказывала лекарства по Интернету. Кажется, она еще принимала курсами гинкго билоба, а также препарат под названием «эсфолип». Я все это запомнила, потому что интересовалась — вроде кажется, что болезнь неизлечимая, с неблагоприятным прогнозом. Ну вы сами понимаете, я же на врача хочу потом учиться, поэтому должна быть в курсе всего, что касается лечения заболеваний. Даже специально записывала все, когда подруга рассказывала. Проще, конечно, позвонить ей и узнать, если вы согласитесь…
— И ей все это помогло? — все еще сомневалась Ольга Ивановна.
book-ads2