Впрочем, по дороге домой их задержали неотложные дела. Они спрыгнули в канаву-траншею с толстыми трубами на дне, выскочили оттуда на двух девчонок, похохотали над их испуганным взвизгом, в будке телефона-автомата навертели диск, узнавая, который час, благо для этой операции и монету не надо опускать, обменялись со Свистуном тумаками, просто так — чья возьмёт. Да всех дел и не упомнишь. На четвёртом этаже Лёшку ждала распахнутая дверь: дед явно почуял возвращение младшего внука. Дед у Лёшки был здорово старенький. Но подвижный, не очень глухой и весёлый-превесёлый. То и дело шуточки отпускает, а бородёнка при этом вздёргивается задорно. В квартиру Лёшка ворвался, заранее улыбаясь. Вот сейчас дед скажет что-нибудь смешное: «Кошки-собаки в обморок не попадали?» Или: «Ураган пронёсся, а где же дождик?» Или ещё что-нибудь, вовсе потешное. Но дед и не подумал остроумничать. Облачённый в чёрный выходной костюм, он стоял перед зеркальным шкафом в комнате мамы-папы и сосредоточенно повязывал галстук. — Ой, деда! — разочарованно сказал Лёшка. — Ты никак на свой завод собрался? — Обед на плите разогретый, питайся! — сражаясь с галстуком, отозвался дед. — Последи, чтобы Игорь поел, как придёт. — Помолчал и добавил торжественно: — Весьма нужнейшее заседание предстоит. Уже порядочно лет дед пребывал на пенсии. Но со своим заводом не расстался: на общественных началах усердно трудился в каких-то советах и комитетах. Когда дед ушёл, Лёшка отправился в кухню. Приподнял крышку с кастрюли с супом и с жаровницы, раздумывая, начать ли с первого или со второго. Щёлкнула входная дверь. Шаги по коридору. В кухню заглянул восьмиклассник Игорь. Лёшка обрадовался: — Вот здорово! Вместе пообедаем. Игорь бросил портфель на пол у двери и с унылым видом плюхнулся на табуретку. Лёшка покосился на брата. Плечи опущены, спина сгорблена. — Ты чего? Опять двойка? — По физике. Случайная. — Исправишь, — утешил Лёшка, наливая в тарелку суп. — Конечно, папа… не очень-то обрадуется. А ты знаешь что? Ты сперва исправь двойку, а уж потом о ней скажи. Тогда ничего. Игорь скривил рот в мрачной усмешке: — Блестящий совет! Завтра суббота, батя дневник потребует. А физики завтра нет. Да ладно, не помру. Принялись за еду. Болтая ложкой в супе, Игорь сказал уныло: — Удрать бы куда-нибудь! Надоело всё. Вообще… обыденщина нас задавила. — Обы-денщина? — переспросил Лёшка. — Это как? — Ну, каждый день одно и то же. И мышление у людей ограниченное. От сих до сих думают. Как в учебнике. Даже учителя. Встретятся, например, две учительницы. «Как ваши дела, Марья Сидоровна?» — «Ах, ужасно! Двенадцать двоек». — Много как! — поразился Лёшка. — За диктовку, наверно, да? — Да неважно сколько. Важно, что о самом простом говорят, о каждодневном. И родители наши тоже… Я заранее знаю, что мне папа скажет. «В твои годы, — скажет, — во время войны подростки вон как вкалывали! На заводах, в колхозах. А многие и воевали. В партизанских отрядах и даже в армии». Воевать — это и я пошёл бы! Деда в пример поставит, что он всю жизнь на одном заводе проработал. Только в гражданскую войну уходил ненадолго. — Уж дедку ты не ругай! — насупился Лёшка. — Дедушка у нас… другого такого нету! — Ругаю я его, что ли? Распрекрасный у нас дед, это всем ясно. А как подумаешь, так мне его жаль. — Это почему же? Что старенький стал? — А вот за то самое, за что его прославляют везде, мне и жаль нашего деда. Всю жизнь, с подростков, на том же самом заводе… Сейчас ему восемьдесят два… или три? Когда его юбилей справляли, не помнишь? — Давно уже. Я ещё в первом классе учился. — Значит, восемьдесят четвёртый год пошёл. А начал он с четырнадцати. На пенсии всего лет восемь… Это же надо! Больше шестидесяти лет подряд видеть всё те же стены, ходить в тот же заводской корпус! Кошмар! — Деда и в командировки ездил сколько раз, — обиженно сказал Лёшка. — Много где бывал. И стены не те же самые. Завод строился, новые корпуса… дед мне рассказывал. Вот! Но Игорь его не слушал, продолжал своё: — Конечно, во время войны и в четырнадцать лет подвиги совершали. А сейчас какой я подвиг совершу? Пожары, чтобы из огня вытащить, и то редко бывают. Мне ни разу пожар не попадался. Сплошная обыденщина. Хоть бы что необыкновенное случилось! — Второе ешь! — сказал Лёшка. — Остынет. Ой, чего я вспомнил! У Валерки из нашего класса кот ботиночные шнурки лопает, да-да! Валерке купили новые шнурки, он хотел их в ботинки вдеть, а шнурков-то и нет. Мать Валерку ругать: «Куда дел?» — «Не трогал, — говорит Валерка, — здесь на стуле лежали. Может, кто украл?» Мать кричит: «Не я ли украла? Никого здесь не было». А Валерка просто так, в шутку: «Может, Фантик съел?» У них кота Фантиком зовут. Мать Валерку за вихор дёрнула, чтобы глупостей не болтал. А потом смотрят: у Фантика изо рта кончик шнурка торчит. Глотал, да не доглотал. А после видели, как он всякие шнурки ест. Это необыкновенное, да? Игорь фыркнул: — Пожалуй, необыкновенное. Только уж очень глупое. Мне не такое надо. — А знаешь, ещё в нашем классе есть тётя и племянница. Племянница на полгода старше, подумай! Наши ребята даже перед другими классами хвастаются, что у нас такое есть, а у них нету. Если которая-нибудь уходит из класса раньше, мы кричим: «Ты что же свою родню не ждёшь?» А ещё, когда мы со Свистуном и с Купцом бегали в пионерскую комнату поглядеть, что там делается, старшая пионервожатая рассказывала, как в прошлом году пионеры одной школы, чтобы собрать побольше макулатуры, встали пораньше да все афиши в их районе и ободрали. И пионервожатая сказала: «Это просто не-обык-но-венное… свинство!» Если подумать, так много вокруг необыкновенного. А ты говоришь! — Утешаешь, братишка? — насмешливо сказал Игорь. — Лучше посуду помой, а я чутельку почитаю. А уж потом… Учителя с ума посходили столько задавать. Он потянулся и, подхватив с полу портфель, побрёл из кухни. С грохотом Лёшка свалил в раковину грязные тарелки. ОЧЕРЕДНОЙ „ПРОХОДИМЕЦ“ В воскресенье утром Стёпа с папой и с Маришей Гуляевой поехали в Гавань. Как там оказалось красиво, просторно! Гранитная набережная, море, корабли на рейде… Не налюбуешься! Папа рассказывал девочкам о Васильевском острове и вообще о Ленинграде. А то живут и не знают, по каким замечательным, историческим улицам они ходят. — Как здорово, Стёпочка, что я к тебе пришла! — радовалась Мариша. Да, подвернулась Мариша вовремя. Когда решили прогуляться в Гавань, Стёпе очень захотелось прихватить с собой Ксюшу Лузгину, и Таню Кацман, и Свету Морщихину, и, конечно, Маришу. И Зину Хватову тоже. Зина не очень-то Стёпина подружка, но, может, стала бы меньше ехидничать, если б посмотрела интересное. Но папа категорически запротестовал: не может он ждать, пока Стёпа полкласса созовёт, всех обегает. Или ехать сразу, или совсем не ехать. А Мариша как раз сама к ним пришла! Возвращались усталые и счастливые. Мариша поблагодарила Стёпиного папу, чинно поклонилась и свернула к своему дому. А Стёпа с папой продолжали путь. Стёпа весело болтала. Но вдруг замолчала и замедлила шаги. Возле водосточной трубы сидел котёнок. Маленький, серый и очень грязный. Шёрстка у него слиплась комками. И не мудрено: недавно прошёл дождь, на тротуаре блестели лужи. Котёнок посмотрел на Стёпу круглыми, прозрачно-зелёными глазами. — Ты что? — спросил папа. — Чего остановилась? Котёнок смотрел на Стёпу. Стёпа смотрела на котёнка. А папа смотрел на них обоих. — Он, наверно, бездомный… — тихонько сказала Стёпа. — Но подбирать его ты не будешь! — строго сказал папа. — Я не позволю! Уже и так житья нет от этих проходимцев! — Он маленький, — грустно сказала Стёпа. — Его, кажется, выбросили… — Идём! — Папа взял Стёпу за руку и потащил за собой. Стёпа оглянулась. Котёнок глядел ей вслед. Грязная мордочка выражала недоумение. — Что ты ведёшь меня? — сердито сказала Стёпа. — Я не маленькая! — Ты ничуть не лучше маленькой! — Не выпуская Стёпиной руки из своей, папа быстро шагал. — Мне даже прискакивать приходится! — возмутилась Стёпа. — Иди, пожалуйста, один, если так торопишься! Я тебя догоню. У меня в туфлю камешек попал. Зайду в подъезд и выну. Что же, мне посреди улицы разуваться?