Приехали на кладбище, вылезли из автобуса и порядочное время оскальзывались на грязных дорожках. Моросил дождь, но никто не надевал шапку. Впереди покачивался на чьих-то плечах гроб. Сейчас он не был завален цветами, а закрыт крышкой в форме трапеции. Опять что-то говорили. Вдруг отец велел Лёшке взять горсть земли и бросить в яму. Лёшка подобрал мокрый комочек и бросил. На обратном пути в автобусе Лёшка мельком слышал, как мама расстроенно сказала какой-то тётеньке: — А всё-таки не ожидала я от него… Ни одной слезинки! А ведь уж такие были друзья. Что-то хмыкнул отец, и по хмыку слышно было, что хмурится. На другой день папа с мамой пошли на работу, а Лёшка с Игорем — в школу. Всё стало как всегда. В комнате деда было чисто прибрано, аккуратно застелена кровать, будто он ушёл куда-то по делам и вот-вот вернётся. НЕ ХОЧУ! НЕ ХОЧУ! Гошка Свистунов полез на пожарную лестницу и грохнулся оттуда. Он не мог подняться с земли и выл от боли. Мальчишки пытались поставить его на ноги, но он только голосил. Их обступили взрослые прохожие. Кто-то вызвал «скорую помощь». Прямо со двора Гошку увезли в больницу. Из их квартиры соседка, тётя Рая, поехала с ним. Потому что родители Гошки и его старшая сестра были на работе. Лёшка прибежал домой взволнованный. Ещё в передней закричал: — Деда, а деда! Свистун ногу сломал! А может, и руку тоже… От пустого безмолвия в квартире у Лёшки зазвенело в ушах. — Деда! — позвал он негромко. И ещё раз, тихо и безнадёжно: — Деда-а… Минут через двадцать, отпирая своим ключом дверь, Игорь от спешки не сразу попал в скважину. Что такое у них происходит? Какие-то крики, вопли… Разбился Лёшка, что ли? Порезался страшно? Когда Игорь проник в квартиру, он застал брата в комнате деда. Лёшка лежал поперёк дедовой кровати, колотил кулаками по одеялу и, задыхаясь от слёз, вопил: — Не хочу! Не хочу! Не хочу! Игорь потряс его за плечо: — Чего ты не хочешь? Лёшка! Перестань! Весь зарёванный, Лёшка отпихнул его кулаком: — Отстань! Не хо-чу-у… чтобы… деда не бы-ло! О-о-о! — Он захлёбывался, давился слезами. — Братишка! Малыш! — Игорь гладил брата по спине, пытался его усадить. Сбегал на кухню и принёс стакан воды: — Попей! Лёшка выбил стакан из рук брата. Вода пролилась на кровать, на пол. Стакан случайно не разбился, упав на одеяло. Игорь дал Лёшке шлепка. Потом опять погладил по затылку. Топтался в растерянности. — Ты спятил? Прекрати! Вон всё одеяло обсопливил… Ты же всё-таки мужчина! — А ты! Ты! Всё хотел, чтобы что-то необыкновенное случилось! — мстительно выкрикнул Лёшка. — Невероятное тебе надо? Вот! Случилось не-вероят-ное! Потому что такого просто… не может быть! Игорь, слушавший Лёшку с раскрытым ртом, побледнел. — Ты осёл! Как ты можешь городить такую чушь? — Сам осёл! — проревел Лёшка. От отчаяния ему хотелось всё крушить вокруг или хоть подраться. Но подраться не удалось. Неожиданно Игорь сказал кротким, совсем не похожим на его всегдашний, голосом: — Да, я осёл. Потому что огорчал деда. Безо всякого смысла… А Лёшка уже опять ревел. Так ревел, как никогда в жизни. В передней раздались голоса: пришли с работы родители. Игорь бросился им навстречу: — У нас Лёшка… просто не знаю, что с ним делать! Мама, как была в пальто, сидела на мокром одеяле, держала Лёшку на коленях, баюкала его, как маленького. И горько плакала. А Лёшка уже не ревел, только всхлипывал. Голова у него болела, была какая-то толстая и словно чужая. Он задремал, прижавшись к матери. Через сколько-то времени очнулся. В комнате темно, занавеси задёрнуты. Он лежит на дедовой кровати, прикрытый одеялом. Одетый, но разутый. На душе смутно… И вдруг есть захотелось. Пойти в кухню взять кусок хлеба? Лёшка поднялся, машинально нашарил ногой тапки — да, стоят, кто-то их сюда принёс, — вышел в коридор. Из комнаты родителей доносились голоса: — А ты ещё говорила, что он бесчувственный! Сетовала, что не переживает… — Не сразу до него дошло, — жалобно ответила мама. — Не понял сперва… На пороге появился отец. Увидел Лёшку, сказал спокойным тоном: — А не пора ли ужинать? Даша, накорми нас, пожалуйста. Ели все молча. Игорь изредка поглядывал на Лёшку. После ужина отец положил Лёшке руку на плечо: — Пойдём, сын, поговорим. В спальне он сел на диван, на котором стелил себе на ночь, усадил Лёшку рядом и довольно долго молчал. Наконец заговорил, понизив голос: — Таков уж закон природы, ничего, брат, не поделаешь: не вечен человек… Грустно, но это так. Твой дед, а мой отец, Лёша, прожил долгую и славную жизнь. Гордись им! — Отец откашлялся. — На подушечке впереди твоего деда, когда его провожали в последний путь, несли его ордена и медали. Может, ты и не заметил, а несли… Снова Лёшка услышал о больших делах деда. Но сейчас, в полутёмной комнате, освещённой только маленькой настольной лампой у маминой кровати, как-то иначе Лёшка всё воспринимал, чем в Доме культуры. Сейчас он понимал, что говорит папа про деда, а не про кого-то там огромного и неизвестного. — Знаешь, как мне-то тяжело? — сказал отец. — Но что делать, девятый десяток пошёл человеку… Да-a, батенька мой! Разве сам я такой? Эх… — Ты тоже очень хороший, — пробормотал Лёшка. — Ну, куда мне до твоего деда! Я и вспыльчив бываю, и всякое такое… Но ты знай, что и я, и мама с Игорем — мы всегда с тобой… ИНТЕРЕСНЫЕ НОВОСТИ Утром обнаружилось, что ни одного урока Лёшка не приготовил. Сперва бегал во дворе, задержался из-за беды с Гошкой. А потом не до уроков было… Голова у него до сих пор была тяжёлая. — Ладно, не ходи в школу, — разрешила мама. — Завтра, если не расхвораешься, пойдёшь. Напишу учительнице записку, что по причине не пошёл, а не просто так.