Милена: С первым мужем у нас все было прекрасно до беременности. С момента знакомства, до беременности прошло около года. Уже на втором триместре я узнала совершенно другого мужчину. Не того, с кем я познакомилась. Его не смущал мой маленький животик, и он мог с легкостью ударить меня по лицу. Он бил не сильно. Мог взять меня за лицо рукой и мелкими шлепками бить меня по щеке или лбу. Странно, но я не чувствовала боли, примерно как в детстве, когда бил папа. Она была очень отдаленной. Когда я начинала плакать, он отпускал меня и давил морально. Что я свинья, которая поправилась. Что он полюбил меня худой, а сейчас я жру и пью за его деньги. Начал выдавать мне под расписку деньги. Я приносила ему чеки из магазина. Я работала до второго триместра, но из-за плохого самочувствия то на больничный уходила, то брала отпуск за свой счет. Сбежала я от него, когда дочке было 9 месяцев. Он пришел домой пьяный, начал кричать, что я шлюха и, пока он на работе, я изменяю ему с соседями и случайными встречными. Я, как могла, пыталась успокоить его. Он ударил меня ногой в живот и за волосы потащил в комнату, где спала Иришка. Начал говорить, что это не его дочь и что я нагуляла ее. Типа: «Давай проверим, моя дочь или нет». Начал что-то рассказывать про царя Соломона, который знает, как проверить, настоящая ты мама или нет. Нес какой-то бред. После чего отодвинул в сторону Иришкино одеяло и начал поднимать ее спящую за ногу. Конечно, я бросилась на него. Не помню, что происходило. Чувствовала сильные удары по голове. Когда пришла в себя, его не было дома. Не стала сразу собирать вещи, чтобы не усугубить ситуацию. Вдруг вернется домой. До утра он не появился. Утром убедившись, что он на работе, я собрала все необходимое для ребенка и себя. Забрала все документы и деньги, которые у меня были. Домой я пойти не могла, там отец, с которым я не общалась последние 5 лет. Пришлось снять гостиницу, а после переехать к знакомой. Муж просил меня вернуться. Просил простить его. Даже начал ходить к психотерапевту. Но я не вернулась. Вернее, в этот раз. Я уходила от него и до беременности, и вовремя, и вот сейчас третий раз. Или четвертый. Я уже не помню. С детских лет Милена адаптировалась к насильственной среде. Она в какой-то степени стала для нее родной. Перед ее глазами регулярно разыгрывались трагические сцены, главными героями которых была она, мама и папа. Уже в раннем детстве Милена чувствовала себя живой только в моменты семейных ссор. Живой, значит, чувственной. Постоянный стресс, в котором она оказывалась, сделал свое дело. Милена: Когда отец бил маму, все мое тело сжималось. От страха у меня немели руки и ноги. Начинал трястись подбородок. Было ощущение, что я холодная, как камень, но при этом на лбу выступал пот. Вполне естественная реакция организма. В результате постоянного стресса у Мелены была утрачена связь с собственным телом. Телесная чувствительность притупляется. Таким образом психика защищается от болевых ощущений. Вспомните, что говорила Милена: «Не знаю, как это объяснить, но после того, как он ударил меня, мне стало легче». Этому есть вполне научное объяснение. Годами считалось, что дорсальная зона передней поясной коры головного мозга (dACC) активируется исключительно от физической боли. Но многочисленные исследования доказали, что, кроме физической боли, dACC активируется также при эмоциональном стрессе. Вполне уместно сделать вывод, что для мозга боль, вызванная эмоциональным насилием, аналогична боли, сопровождающейся физическим насилием. Также не будем забывать о том, что в стрессовых ситуациях организм переполняют гормоны из группы эндогенных опиатов. Они, как самые настоящие наркотики, кроме своего обширного воздействия на организм, несут в себе очень сильный обезболивающий эффект. Именно по этой причине, когда отец ударил Милену по голове, она не почувствовала боли, которую она также не чувствовала в моменты физического насилия с супругом. Милена находилась в постоянном эмоциональном напряжении. Сопереживая матери, она бессознательно выключала свое тело, чтобы оно не чувствовало боли, которую проживает мама. Так как эмоциональное напряжение было более частым и продолжительным, дорсальная зона передней поясной коры головного мозга раздражалась более активно, чем в моменты физического насилия. По этой причине даже после многочисленных побоев Милена не могла решиться уйти от мужа. Сюда же можно добавить и гормональную зависимость, которая формируется у женщины-жертвы в условиях стресса. Начинается стрессовая ситуация. В организм поступают адреналин, норадреналин, кортизол, пролактин и эндогенные опиаты типа бета-эндорфина. Чем чаще стресс, тем больше эндогенных опиатов-наркотиков. Часто женщины-жертвы бессознательно провоцируют насильника, с которым проживают, чтобы вновь «стрессануть» и получить свою дозу эндогенных опиатов. Если это не остановить вовремя, начнутся серьезные, в том числе необратимые, последствия как для психики, так и для здоровья женщины в целом. Милена несколько раз уходила от мужа, но возвращалась обратно. Рядом с мужем запрос на наркотические гормоны удовлетворялся регулярно. Как только она уходила, организм бил тревогу в поисках очередной дозы. «Дилера» – поставщика «наркотиков» – нет, а запрос организма есть. В момент самой настоящей ломки появляется муж и просит прощения. Начинается естественная выработка дофамина, эндорфинов, серотонина, окситоцина, и Милена идет обратно. Временное затишье, и все по кругу. Милена: Второй муж любит меня. Он ухаживал за мной несколько лет. Я пробовала отношения с другим мужчиной, и он все это знал и ждал меня. Сам по себе он очень добрый и хороший, если бы не алкоголь. Он пьет регулярно. Не буянит, не кричит. Очень мирный. У нас родился сын, и вроде все хорошо, но его алкогольная зависимость меня просто убивает. Из-за этого постоянные скандалы. Я уже несколько раз собиралась уходить. Он просит не бросать его. Просит помощи, клянется, что бросит, но у него не получается. Сейчас он ходит к наркологу, психотерапевту, ну а я – к вам. Выйдя из одних нездоровых отношений, Милена попадает в такие же. Только здесь сценарий более безопасный. С одной стороны, Милену беспокоит алкогольная зависимость мужа, а с другой – в его зависимости она обнаруживает для себя массу вторичных выгод. Алкогольная зависимость не дает ей возможности быть в близких отношениях с мужем, к которым она сама не приспособлена. Она с детских лет не знала, что такое любовь и зрелые отношения. И зависимость мужа в данном случае выступает в качестве спасательного круга. Дает Милене легитимное право не идти в близкую связь с супругом. Для психики так безопаснее – держать мужа на расстоянии. Супруг Милены живет в постоянном страхе, что жена его бросит. Он в позиции просящего, а Милена как бы над ним. Это еще одна опорная точка безопасности для психики. Такой формат отношений максимально безопасен для нее. Предсказуемый и управляемый муж. Отсутствие какой-либо физической и эмоциональной угрозы. Если ситуация в семье Милены резко изменится, неизвестно, как поведут себя сама Милена и ее супруг. У каждого из них свои травмы и соответствующие стратегии поведения. В таком формате они выгодны друг другу. И ему, и ей теперь необходимо работать над зрелой способностью быть в функциональных отношениях. Без зависимости и созависимости. Где отсутствует тиранически-виктимная угроза и зависимость. Эмоционально недоступные родители Каждому ребенку как воздух необходима эмоциональная и чувственная близость с родителями. Эта функция встроена в каждую девочку. Все те девочки, кого недообняли, недоцеловали, чувствовали себя брошенными и покинутыми. Эмоционально недоступные родители выстраивают близкие, на их взгляд, отношения с дочерью совершенно деструктивным и дисфункциональным способами. Когда мы говорим о близких отношениях, прорисовывается приятная картина, где любящие родители вместе с дочерью проводят время, проявляют заботу, любовь и нежность. Да, в конструктивной основе именно так выглядят близкие отношения любящих друг друга людей. Но в реальной жизни, к большому сожалению, близкие отношения выглядят иначе. На первый взгляд все то, о чем я буду писать далее, может показаться полной противоположностью понятию «близкие отношения», но при детальном разборе мы будем убеждаться в том, что близость может быть совершенно разной, как и последствия для той девочки, которая с ней столкнулась. Однажды на съемках одного телевизионного проекта ко мне подошла достаточно известная актриса театра и кино (будем называть ее Галина) и начала разговор с того, что мы уже много раз встречались на одной площадке, но так и не познакомились лично. Проговорив около 10 минут, моя собеседница спросила, может ли она задать вопрос личного характера. Я, конечно, был не против, так как начало съемки задерживали и времени было достаточно. Следующие 40 минут я внимательно слушал о том, как сложно складываются отношения Галины с мамой, которая в достаточно преклонном возрасте находит удобный способ критиковать свою взрослую и состоявшуюся дочь. В конце своего рассказа мне задали вопрос. Вот часть нашего диалога. Галина: Марк, как это все понимать, что это такое? Марк: Это близкие отношения. Галина: В смысле «близкие»? Разве это нормально? Я вообще ничего не понимаю. Марк: Для вашей мамы это близкие отношения. Она не знает другого способа привлечь ваше внимание к себе. Для вас же такие отношения токсичны. Галина: Разве она не понимает, что мне больно от ее поведения? Марк: Страх быть отвергнутой превыше осознанности. Для нее критика – это мостик, по которому она подходит к вам на близкое расстояние. Она не знает, как по-другому быть в близких отношениях с вами. Миллионы родителей идут на сближение с ребенком через эмоциональную недоступность, критику, требовательность и сравнение своих детей с другими. Для девочек – это травма и боль, для родителей – подтверждение собственной значимости, а также уход от собственных страхов и неуверенности. Критикующий родитель Маргарита: Все мое детство мама критиковала меня. Любые мои действия подвергались оценке и тщательному разбору. Даже если я получала отличную оценку в школе по какому-то предмету, мама находила, за что меня раскритиковать. Например, я ей рассказываю о том, как меня хвалили в школе, а она переводит тему и говорит: «Хвалили, потому что не знают, какой у тебя беспорядок в комнате. А вот если бы твоя учительница пришла к нам домой и посмотрела, как ты живешь, вот тогда мы посмотрели бы, как бы тебя похвалили». Не важно, что я делала, все обесценивалось, и мама находила, к чему придраться. Я не знала, как угодить маме, чтобы хоть раз услышать от нее что-то приятное, не говоря уже о признаниях в любви или объятиях. Сейчас Маргарите 42 года, и она до сих пор страдает от последствий такого взаимодействия с мамой. Маргарита: Мне сложно найти успокоение в чем-либо. Я критично отношусь и к себе, и к своему мужу с детьми. Только после терапии с вами я начала понимать, как в моей жизни проявляются установки, присвоенные в детстве. Речь идет о том, что Маргарита фиксирует свое внимание исключительно на негативных деталях, происходящих вокруг событиях. Ей сложно сконцентрироваться на позитивных аспектах. Маргарита: Не важно, что я делаю: готовлю ужин, работаю, занимаюсь спортом или сижу на диете, всегда найду повод к чему-то придраться. Конечно, это и на семью распространяется. Случай Маргариты достаточно типичен для девочек, которых постоянно критиковали и обесценивали. Да, именно обесценивание является постоянным спутником критики. Все, чтобы вы ни сделали, могло обесцениваться/критиковаться взрослыми. Одна женщина рассказывала мне о том, как ее мама выбрасывала сделанные ею пластилиновые поделки в мусорное ведро со словами: «Не дай бог увидит кто, позора не оберешься». Таким женщинам, жертвам критики, сложно проживать жизнь в полной палитре красок. Их преследуют навязчивые мысли о том, что они должны быть идеальными во всем. Им сложно жить усредненными категориями, так как стремление к совершенству руководит их сознанием. Наталья: Я ужасная перфекционистка. У меня все рассчитано до мелочей. С одной стороны, это хорошо, а с другой, я чувствую, что жизнь, которой я живу, не устраивает меня. Да, многие перфекционисты не думают о том, что их стремление к безупречности является элементом психологической защиты. «Если я не уверена в том, что сделаю это безупречно, даже браться не буду». Возможно, у вас возникло желание похвалить такую женщину. Действительно, как прекрасно, что есть такие ответственные люди. Но! Постоянное стремление к идеалу может служить оправданием, чтобы не двигаться вперед в своем развитии. Очень часто перфекционизм становится оправданием страха, неуверенности, неспособности взять ответственность за свою жизнь и решения. Тина: Раньше я думала, что мой синдром отличницы – это прекрасно. Я даже гордилась тем, что все делаю идеально и никогда не возьмусь за дело, если не уверенна в его идеальном финале. Теперь понимаю, что много лет просто обманывала себя. В прошлом году я уволилась с работы и открыла свое дизайн-агентство. Я шла к этому почти шесть лет. Находила отговорки, причины, чтобы не начинать. Все время ссылалась на недостаток знаний, отсутствие опыта и еще там чего-то. Да, в моей нынешней работе, как в любой другой, есть сложности, и вы не поверите, Марк, я получаю такое удовольствие от того, что могу учиться на своих ошибках, исправлять их и не осуждать себя за это. Да, страх осуждения также играет важную роль в жизни тех девочек-женщин, кого критиковали, обесценивали и осуждали родители. Нельзя утверждать, что перфекционизм – это нечто плохое. Ведь благодаря ему миллионы женщин были стабильны в своем психологическом состоянии, так как он служил защитным элементом психики. Не подумайте, что я осуждаю тех, кто является перфекционистом. Нет. Это прекрасно, когда на человека можно положиться и он не подведет. Замечательно, что все на своих местах и по полочкам. Но страшно, когда порядок вокруг прикрывает беспорядок внутри женщины. Сравнивающий родитель Алла: Я поздний ребенок в семье. Мой отец уникальный человек. Очень умный, начитанный. Доктор наук. Член Академии наук. Им восхищаются все вокруг. И на этом, пожалуй, все. Наши отношения с ним с детства были похожи на собеседование. Он никогда не улыбался, не смеялся, не злился. Стандартно спокойное лицо и мимика. Даже если все вокруг будут паниковать, он бровью не шевельнет. Мама не перечила отцу, это было бесполезно. Потому любые мои действия и поступки она перенаправляла на рассмотрение отцу. Ну а папа, конечно, все подвергал критике и сравнивал меня с другими детьми. «Вот у профессора Иванова дочь уже два языка знает», «У Сергея Петровича дочка выиграла олимпиаду по русскому языку». Он никогда не хвалил меня. Моих заслуг всегда было мало, мало, мало. Проблема, с которой ко мне обратилась Алла, – это давящая прокрастинация. В голове масса планов, важных дел и надежд, но всегда находится то, что мешает их достижению и реализации. Раскритикованные девочки, которых сравнивали с другими детьми не в их пользу, сложно реализуют себя в этом мире. Они с легкостью находят, чем занять себя, только чтобы не обратить внимание на главную цель в своей жизни. Почему так происходит? На примере Аллы мы видим, как ее действия и достижения обесценивалась отцом. Кроме того, постоянные сравнения с другими детьми напоминали Алле, что она хуже других, не такая как все. Алла: В 18 лет я забеременела. Сына назвала Владимиром (так зовут моего отца и отца моего мужчины). Иван, отец моего ребенка, был старше меня на 14 лет. Узнав о моей беременности, отец перестал разговаривать со мной, сказав, что я позор всей семьи. Мама, конечно, меня поддержала, и это был, наверное, первый раз, когда она сорвалась на отца с криком и обвинениями, что он всю свою жизнь был эгоистом, который думает только о себе. А на семью ему было плевать. Мне даже страшно стало, когда она копировала его выражение лица. Папа, конечно, был непоколебим. Мы с мамой переехали в бабушкину квартиру. Я родила. С Иваном просто расписались, без празднования. Отец появился, когда сыну было три года. Когда папа увидел внука, плакал взахлеб, ведь он копия дедушки. Я никогда не видела его в таком состоянии. Он обнял меня, Вовочку и просил простить его. У меня не было обиды, мне просто не хватало его внимания и любви. Сейчас папы уже нет в живых. Перед смертью он долго болел, и я ухаживала за ним как могла. Старалась чаще навещать его, разговаривать и поддерживать. За два дня до своей смерти папа позвонил мне по телефону и сказал, что всю жизнь был трусом, который боялся признаться в любви самым близким людям. Он еще раз попросил прощение и сказал, что любит меня и всегда любил, даже когда придирался ко мне и моей учебе. Это было единственное его признание в любви за всю жизнь, но оно было таким теплым и нежным, что его стоило ждать столько лет. Отцу Аллы не хватало любви. Он рос в послевоенное время, голодал, выживал с братьями и сестрами, одна из которых умерла от голода. Для него близость с дочерью основывалась на критике и сравнениях. Так он фокусировал ее внимание на себе. Постоянные попытки Аллы доказать ему что-то для него служили признаниями в любви: «Твое мнение значимо для меня», «твое одобрение необходимо мне», «я нуждаюсь в твоей похвале». Годами Алла формировала в себе прокрастинацию. В итоге она выступала защитником для ее психики. Мысль о реализации важного дела возвращала Аллу в прошлые отношения с папой, где все ее действия обесценивались. Теперь каждый раз, как только она спланирует что либо, появляются более важные дела, которые защищают ее от очередного обесценивания, критики и сравнений. В ходе терапии Алле удалось проработать установки и убеждения, сформированные в детстве. Маленькой девочке сложно отстоять себя и свою позицию перед взрослыми родителями, которые часто забывают о том, что сами когда-то были детьми и также остро нуждались в любви и безусловном принятии. Важно осознать, что работа с прокрастинацией необходима. В неосознанном состоянии она будет помехой во всем. Осознав причину ее формирования, ее защитную функцию и страхи, от которых она нас защищает, вы сможете управлять своей жизнью и достигать поставленных целей. Да, можно бесконечно долго обвинять родителей в том, что они применяли деструктивную педагогику, не так любили, как того хотелось, но это вряд ли изменит вашу жизнь в лучшую сторону. Критикующий и сравнивающий родитель – это в прошлом ребенок, не познавший любви и так остро нуждающийся в подтверждении собственной значимости. Миллионы родителей являются обладателями нездоровой самооценки. Именно она толкает их на конкурентные отношения с собственными детьми. Проще внушить своему ребенку, что он неполноценен, и на фоне этой неполноценности обнаружить свое превосходство, чем пойти в терапевтический процесс и поработать над своими комплексами и самооценкой. Работая с одной критикующей матерью, мы обнаружили ее страх перед превосходством собственной дочери. Она боялась, что ее дочь будет более успешной и привлекательной, чем она сама. Собственная неуверенность толкала ее на соперничество с ребенком. Критика и сравнения использовались как внутренняя опора, благодаря которой женщина чувствовала себя в безопасности. Что произойдет, если эту опору выбить из-под ног? Падение, крах и право на ошибку, которого так не хватает многим из нас. К сожалению, дети критикующих и сравнивающих родителей вырастают непредсказуемыми взрослыми. Кто-то свыкнется с участью жертвы и проживет так всю жизнь. Кто-то превратится в агрессора и также будет использовать критику, обесценивание и сравнение в качестве защитного инструмента для психики. Либо превратится в спасателя-угодника, который будет жить чужой жизнью только для того, чтобы не привлечь к себе внимание. «Окружить себя людьми с явно выраженными проблемами, на фоне которых затеряется моя нездоровая самооценка» – это любимый девиз критикуемых и сравниваемых женщин. Требовательный родитель Еще одна деструктивная форма близких отношений с детьми, это требовательная стратегия поведения родителей. Каждый человек – режиссер и сценарист собственной жизни. Требовательный родитель лишает этого права свою дочь и берет на себя ответственность, не принадлежащую ему. Девиз таких родителей: «Мне лучше известно, что для тебя хорошо, а что плохо». Однажды на одной из своих лекций я обратился к слушателям с вопросом: «С чем можно сравнить состояние ребенка, который живет с требовательными родителями?» Лишь два человека ответили: «Можно сравнить с состоянием умирающего ребенка». Они были правы на сто процентов. Требовательный родитель лишает свою дочь права выбирать жизнь и жизненные ценности. В результате дочери требовательных родителей вырастают безвольными, замкнутыми и неуверенными в себе женщинами. Либо превращаются в агрессивных женщин, основной задачей которых является не подпустить к себе близко тех, кто способен обнаружить их собственную уязвимость и воспользоваться этим. Я не просто так упомянул одну из своих лекций, где участники сравнили состояние ребенка, который воспитывался в требовательной семье с ребенком, ожидающим смерти. Дело в том, что маленькая девочка всецело зависит от своих родителей. Мама и папа становятся источником жизни. Главная потребность, которую транслирует ребенок, – это потребность в любви. Ответ требовательных родителей: «Не угодишь, не получишь любви», это значит – будешь отвергнута и брошена. Мы ранее говорили о том, что страх отвержения очень сильный и превосходит страх перед болью, как физической, так и эмоциональной. Девочка в требовательной семье существует на грани жизни и смерти. Так психика малышки реагирует на требовательность родителей. Именно по этой причине многие девочки отказываются от своих ценностей, желаний и потребностей, только чтобы угодить своим родителям и не лишиться любви. Чем это опасно для будущей женщины, мы увидим на примере тех женщин, которые обращались ко мне за психологической помощью.