— Как много! — И по-моему тоже много. Сто двадцать коров, да еще телок около семидесяти. — Как много! — повторил я. — Я еще бычков не помянул. — А сколько же бычков вы пасете? — спросил я, желая показать, что я и взаправду работой его заинтересовался. — Это уж дело мое. Я потому и спросил, не хочешь ли ты подработать. — Заработать-то я бы хотел… — Гм… А тебе коров пасти не хочется? — Коров? Гм… — тоже в свою очередь хмыкнул я. — Вы их один пасете? — Здесь вон, на Грефтах, пасу. Ежели знать хочешь, тут получше всякого курорта будет. Заманивать тебя я не хочу. Мать твою я уже спрашивал, а она сказала, чтоб я с тобой потолковал. — Мама? Когда же вы с ней говорили? — Раз я что говорю, значит, так оно и есть. Здесь я пасу. Мне какого-нибудь помощника всё обещают дать, да что-то никого не пришлют. Стар я стал, и нет у меня в ногах прежней прыти. Я кричу, а корова не стоит. Я еле-еле встану, а угнаться мне за ней уж не под силу. — Я у председателя спрошу. — Чего ж тут спрашивать? Помощника мне давно обещают и все никак не пришлют. — А у вас корнет при себе есть? — спросил я еще. — Понятно, есть. Разве здесь, в лесу, без корнета обойдешься? Я снова хмыкнул. — Когда придешь-то? — Как скажете, так и приду. — Завтра с утра? Идет? Я кивнул. КАНИКУЛЫ С ДЯДЮШКОЙ РАФАЭЛЕМ Вот так я и ушел из деревни. Вещей взял с собой совсем мало. Из одежды кое-что да две-три книжки. Вернее, две книжки и тетрадь. В нее я записываю все, что о духовом оркестре узнаю. Грушковецкий духовой оркестр еще в то время возник, когда дядюшка Томашович был чуть постарше меня. Тогда пастухом деревенским был дядюшка Загрушка. Перед каждым домом щелкал он кнутом, на верхнем и на нижнем конце улицы в корнет трубил. Корнет купил он у Гала́мбоша за семьдесят пять крон. А Галамбош этот краловский пастух был, то есть родом из Краловой. По словам дядюшки Рафаэля, Галамбош продал Загрушке корнет и научил его играть гамму. Остальному дядюшка Загрушка сам научился. Правда, кое-что он узнал, пока был в солдатах, но все равно и так о дядюшке Загрушке можно сказать, что у него выдающийся талант. А потом стал в деревню ходить покойный Сланинка. Родом он из Выпытальца и много лет был военным капельмейстером. Вот этот Сланинка вместе с дядюшкой Загрушкой и основал грушковецкий духовой оркестр. — У грушковецкого духового оркестра своя традиция есть, — говорил дядюшка Томашович. — Традиция? — Да. — Какая традиция? — спросил я. — Славная традиция. — А что такое традиция? — Традиция создается, когда что-нибудь, возникнув, долго существует и живет. Духовой оркестр наш существует, а традиция в том, что он до сих пор жив и все еще людям дорог. — И дядюшка Загрушка тоже традиция? — И он. — И дядюшка Сланинка? — Да. — Но дядюшка Сланинка уже умер. — Все равно. И ты традиция. — И я? — И ты… Я все это записал. И много еще чего другого занес в тетрадку. Постепенно я всю ее испишу. На первой странице я написал: «Каникулы с дядюшкой Рафаэлем». Пониже в скобках поставил: «Мои заметки». И дальше все, что дядюшка Томашович мне рассказывал, и то, о чем мы с ним говорили. — Дядя Рафаэль! — Что? — Какая это птица? — Воробей. — Это не воробей. — Нет, воробей. — Как ты узнал? — Он щебечет. — Воробьи не щебечут. — Нет, щебечут. — А олень? — Олень трубит. — А сойка? — Сойка стрекочет. — Кре-кре? — Да, так. — Или повыше чуть-чуть. — Я попытался передразнить сойку. — Еще выше. — У меня низкий голос. — Попробуй петь низким. — Но тогда это не будет сойка. — Не будет. — Кто же будет? — Ты. И мы оба засмеялись. СКАЗКА О ЗАКОЛДОВАННОМ