Я думал было пойти к дядюшке Загрушке, да одет был совсем не по-праздничному. Приду к нему в будничном, а дядюшка Загрушка ругать меня за это начнет. Да и зачем я туда пойду? Раз Рудо вернулся, дело и без меня обойдется. Рудо старый музыкант, а я еще ничего играть не умею. Я отправился бродить по деревне, но пробирался от дома к дому так, чтобы ни отец, ни мать меня не заметили. Как теперь я домой вернусь? Сейчас отец меня непременно выдерет. Правда, можно вечером прийти, когда отец на работу уедет. Мама даст мне щелчок-другой, на том дело и кончится. А может, и просто за вихор дернет. Нет, отец меня не помилует. Пойти домой сейчас, так мне и от мамы и от отца влетит. Я встретил Юро Ванду и Милана Футко. Они шли кататься на лыжах. — Пойдем с нами, — позвали они меня. — Мне что-то не хочется. — Да у тебя и лыж нету! — воскликнул Милан. — Я тебе свои покататься дам, — предложил Юро Ванда. — Нет. Неохота мне. — Просто на лыжах не умеешь кататься, — ухмыльнулся Милан и оттолкнулся сразу двумя палками. Не пойти ли мне к Лацо Гельдту? Но мама, уж конечно, будет там меня искать. И я не пошел к Лацо. — Винцо, Винцо! — окликнул меня кто-то. Оглядываюсь. — Винцек, ты разве не пойдешь с нами? — Мне улыбается дядюшка Тауберт с барабаном. — Гм… С чего это ты тут ходишь? Ты именинник сегодня, мы в твою честь играть к вам придем. — Правда придете? — Ну, понятное дело! К каждому Винценту зайдем. И не только к Винцентам, но и ко всем лесорубам. А ты почему надутый какой-то? — Да нет, я ничего. — Ну да, я по лицу вижу. — Озяб немножко, — отвечаю я дядюшке Тауберту. — Озяб? Разве так холодно? Ты просто плохо оделся. Почему ты не надел зимнее пальто? — Нету. — Как так? — Дома оставил. — Ну вот я и говорю, что плохо оделся. Мы придем к тебе сегодня, сыграем в твою честь. — А когда? Когда придете-то? Вечером? — Вечером. Сегодня славный такой денек, — говорит дядюшка Тауберт. — Где там славный! Холодно! — Это тебе кажется. Зиму через месяц поминай как звали. Ты погляди, воды-то сколько на дороге! — Дождик идет. — Никакого дождика нет. Такое тепло — хорошая примета. Примету знаешь? — Нет, не знаю. — На винцентов день воды много — вина будет много. — А почему? — Оттепель сегодня. — Но почему же вина будет много? — Люди опытные уж знают. — Но неправда это, наверное. — Как бы не так! Если на Винцента курица из лужи воды напьется, значит, в тот год вина много будет… Так ты, значит, не пойдешь с нами? — Рудо Кемёнеш вернулся, — еле выговариваю я, потому что у меня в горле стоит какой-то ком. — Что с тобой? — Ничего. — Набедокурил что-нибудь? Признавайся. — Да нет, ничего. — Ну так я пошел. ГОЛУБЕЙ МНОГО Я все еще бродил по деревне. Мне холодно, хоть и оттепель. Снега ой-ой еще сколько! А на дороге слякоть. Хоть бы пальто у меня было! Я нашел на винограднике сторожку и оттуда давай глядеть на горку, где было полно ребятишек. Они скатывались с бугра на лыжах, на санках. Им-то что, дома их никто не заругает! Может, и побранят, так не побьет хоть никто. Анча Фиалова спускалась в деревню по руне. Руна — это такая насыпь из камней между виноградниками. Руны длинные и летом зарастают малиной, но сейчас вся малина под снегом. Эй, эй! Конечно, это Анча Фиалова. Я сразу узнал ее по голосу. Со стороны Врби́нки послышалось пение. Я подумал, что, должно быть, поет Мишко Штефанец. Как знать, может, еще водятся у него этакие голуби зобастые — дутыши? Они обязательно у него быть должны: ведь Мишко Штефанец голубей не убивает и не продает. А не зайти ли к нему погреться? Вот я и пошел. Мишко — высокий, тощий старик. Зимой и летом он носит короткую кожаную куртку и кожаную фуражку. Взрослые к нему не ходят, а порой и смеются над ним. Детям говорят, что нужно уважать всякого человека, а сами друг дружку высмеивают. Кто его знает, может, они голубям Мишко завидуют? Я остановился у деревянной калитки. Мишко стоял на лесенке, доставал из кармана зерно и давал клевать его голубям прямо с руки. — Мишко, можно к тебе зайти поглядеть? — Что? — И старик обернулся ко мне. — Мне на голубей поглядеть охота. — На голубей? Много таких найдется! Вдруг голубь какой-нибудь пропадет, а я ищи его потом. — Почему же он пропадет? — Таких, как ты, я уж не один десяток видывал! — Мишко, а я у тебя еще ни одного голубя не взял. Если хочешь, я тебе помогу голубятню почистить. — Голубятню? И другие чистили, да только почти всякий раз после того у меня голуби пропадали. — А какие? Какой голубь у тебя пропал? — Какой? Как же я тебе покажу, раз его у меня нет? Если бы голубки не несли яиц, у меня бы все голуби перевелись. — Голубки и сейчас несутся? — Много будешь знать — скоро состаришься! — Мишко, у тебя был такой белый-белый, он еще пропал у тебя осенью… — Правда, пропал такой. И осенью, и зимой мои голуби пропадали… Гу-у, — загукал он, и все голуби слетелись к нему с крыши.