Поселок Бетьо находится у венгерской границы, на реке Ипель. Неподалеку от деревни Ковачевки. На юге Модрокаменного округа, которому, волей судьбы, не досталось ни единого метра железных дорог. Путешествуют здесь или пешком, или на телегах, а по шоссе — в автобусе. Если надо добраться до ближайшей станции к поезду, придется вам преодолеть пятьдесят — шестьдесят километров. От поселка Бетьо до Лученца километров шестьдесят наберется. Местность ровная, плодородная. Здесь выращивают виноград, сахарную свеклу и пшеницу. По краям грязных дорог посажены акации. Весной они превращаются в огромные букеты, от которых по всей округе разносится приятный аромат. А когда, после проливных дождей, Ипель выходит из берегов, вся округа становится необозримым озером, и тогда нет края сказочнее! Вы смотрите вдаль — и перед вами бесконечная водная гладь, по которой изредка пробегает рябь. Только кое-где одинокий тополь, торчащий из воды, как воткнутый прут, задержит на себе ваш взгляд. На тополях гнездятся аисты. Они носятся над водой, нетерпеливо выжидая, когда она спадет, чтобы можно было полакомиться лягушками. Вот когда начинается суматоха! Воздух оглашается громким кваканьем, а аисты, словно принцы, вышагивают по болотцам. Ганка все это видит из оконца в хлеву Риго, и ей становится так тоскливо. Где же чудесные вершины величественных Татр? И татранские журчащие ручейки? Где ароматная хвоя? И птичий хор? Где испуганная лань? Где белочка, присевшая на задние лапки? Откуда выбегут Ганкины братья? Некому приласкать ее вместо мамы! «Му-му-му-у-му!» — откликается лишь Роганя у желоба с водой. «Хр-хр-хрю!» — хрюкают в хлеву поросята. «И-го-го!» — ржет Пейко, словно смеясь над грустью Ганки. Но Ганка любит животных. Отойдет от окошечка и прямо к Рогане. Обняв коровью шею, прижмется горячей головкой к огромной рогатой голове. И Роганя словно понимает горе девочки. Поглядит на Ганку мудрыми глазами, а если у Ганки брызнут горькие слезы, лизнет лицо девочки, словно стараясь вытереть их и облегчить ее страдания. Да, Ганке и в самом деле очень плохо на чужбине в этом суровом мире! Для нее у хозяина Риго не находится ни одного ласкового слова, ни капельки родительского тепла. Здесь с ней обращаются, словно она не человек. Хозяин только приказывает, с хозяйкой вообще и слова не скажешь — она знает только венгерский язык. Акош, единственный сын Риго, смотрит на «скотницу» свысока и дразнит ее, показывая ей язык. И правда, тоскливо в новой, незнакомой обстановке, где не видит десятилетняя девчушка ни ласки, ни сочувствия. Она затеряна, брошена. Никто не спросит, как спалось ей на жестком ложе, никому нет дела, нравится ли ей суп с красным перцем, паприкой. Риго считает, что такой бездомной девчонке много не надо: немножко еды, кров, то есть крыша хлева над головой, и вдоволь работы с утра до ночи. А что Ганка еще ребенок, слабая, хрупкая девочка, которой нужна ласка и забота, — хозяева не понимают… Зачем улыбка этой замарашке? Зачем хоть изредка приласкать? Кому охота с ней нянчиться? А вымыть ее? Выкупать? Причесать? Выстирать и зачинить ее платье? Так ведь Риго брали в дом девочку не затем, чтобы возиться с ней, — им просто нужна была бесплатная батрачка, и, взяв ее, они выгадывают ежемесячно несколько крон! А для развлечения есть у них прелестный Акошка. Это их дорогой единственный сынок-баловень. Только ему они отдают всю свою любовь. Они подчиняют его капризам интересы всего дома. — Эй ты, послушай, подметай-ка в хлеву как следует, не то я выдеру твои вшивые вихры! Между стойлами полно навозу! У лошадей в стойлах сырость. В колодах заячий помет!.. Смотри, как бы я не задал тебе трепку! И снова остается Ганка одна в большом хлеву. Заходят к Ганке лишь тогда, когда надо дать ей работу или убедиться, что она занята делом. В награду ей достается немного еды и грубая брань. И вправду ей попадает больше оплеух, чем похлебки из паприки. Старается она, старается, а за свой труд не видит никакой благодарности. И как она ни старайся, словно хлопотливая пчелка, хозяин Риго вечно ворчит и бранится. Кажется, никто на свете ему не угодит. Но Ганка сносит все молча и работает не покладая рук. Приносит корм из сарая, из колодца во дворе тащит в ведрах воду, вывозит из хлева за гумно навоз в тачке. Она кормит, поит и чистит скотину. Такая работа здоровому парню впору. Работа тяжелая, небезопасная. Но больше всего Ганка боится, когда приходится ей чистить лошадей, ухаживать за ними. Лошади злые, с норовом. Напрасно разговаривает Ганка с ними, напрасно поглаживает. Пейко только ржет, словно смеется над ней, а Шарга безжалостно скалит свои длинные зубы. Однажды он даже ухватил Ганку за юбку и поднял в воздух. К счастью, юбчонка порвалась и осталась в зубах у Шарги. А Ганка упала под колоду. Шарга просто вытряхнул ее из юбки и потом еще долго размахивал юбкой. Но девочке было совсем не до смеха. Полуголая Ганка тоскливо стояла, ожидая, когда лошади это надоест. Наконец, Шарга отшвырнул юбку в сторону, и Ганка схватила ее. Она была рада-радешенька, и только одно ее огорчило — на старенькой юбке появились новые дыры. Но не все животные так плохо относятся к Ганке. Стоит ей выйти за порог хлева, как коровы уже беспокойно озираются и тоскливо мычат. А когда она к ним подходит, они радуются, стараются уступить ей дорогу, приблизиться к девочке, не причинив ей вреда. Это настоящие подружки Ганки. Если она тоскует — грустят и коровы. Заплачет она — и у коров слезы на глазах. Значит, Ганка все-таки может кому-то пожаловаться на свои горести и невзгоды! И теленок Роганы хорошо относится к Ганке. Ему всего две недели, он живет в уголке хлева за перегородкой. Там он порой устраивает настоящий цирк, выкидывает всякие коленца. Ганка с самого начала стала звать его Рыжко. Отличный паренек этот Рыжко! Нисколько не глупее других телят его возраста. С Ганкой он в дружбе. Каждый день теленок показывает ей, чему новому научился. Больше всего он любит, задрав хвостик, взбрыкивать задними ногами. Но при этом ему иногда и достается. Всякий раз он стукается головой об стену. И пребольно! Тогда, о бедняга, жмурится. Иной раз ему настолько больно, что на глазах у него слезы выступают. Но если Ганка его погладит, похлопает и похвалит, всякую боль как рукой снимает. И Рыжко делается еще резвее. Любят Ганку даже длинноухие кролики. Прыгают за ней по хлеву, будто ласковые собачонки. А когда Ганка позовет их, ее окружает целая стайка ушастиков. Потом они садятся на задние лапки и берут корм прямо из рук Ганки. И еще голуби. Нельзя забыть об их стае. Они летают над крышами, а если Ганка выйдет во двор, так некоторые голуби даже садятся ей на плечи. Голубятня находится под водостоком хлева. Там гнезда, где голуби выкармливают птенцов. Ганке нравится, как воркуют голуби. Когда вечер спускается над Ганкиной постелью в хлеву, голуби воркуют колыбельную. А утром они ее ласково будят вместо мамы, и так приятно звучат их голоса: «Гру-гру, гу-у, гу-у». Ганичка, милая, не тоскуй! Не сердись на своих хозяев и на злую лошадь. Ведь все остальные тебя любят. Коровы и телята, кролики и голуби, поросята, куры, гуси, собаки, кошка… Не тоскуй же, Ганичка! Не плачь! ПРИЕЗД УЧИТЕЛЯ — Значит, школа у нас все-таки будет! Я получил сегодня из школьной инспекции письмо. Нас извещают, что школа открывается. И учителя уже назначили. Какого-то Штефана Гронкина. Так рассказывает пограничник Матей Майда своему другу Франтишеку Новаку. Они возвращаются с обхода границы. В поселке Бетьо находится пограничный пост, который должен охранять участок чехословацкой границы от Пештянского моста по Ковачевский. Граница проходит здесь по речке Ипель. — Вот хорошо-то! Отличное дело, что нам наконец школу разрешили! Мало, что ли, я из-за этой школы побегал! Однако, ты подумай, где мы ее разместим, пока отпустят необходимую сумму на постройку школьного здания? А где учителя поселят? Ты сам не хуже моего знаешь, как плохо здесь обстоит с жильем. Мы и сами-то со своими семьями живем в тесных каморках у здешних жителей. — И об этом уже подумали! Ведь прежде чем открыть школу, мы должны были сообщить, где временно будут учиться дети. У колесника Перчино. У него две комнаты. И он обещал за хорошую плату сдать одну из них. — А учитель как? — Учитель может устроиться и в сенцах, через которые входят в классную комнату. — Значит, у тебя уже все готово? — Все. Не знаю только, как учитель сюда доберется через это болотище. До Модрого Камня на автобусе. А дальше? — Я слыхал, что нынче автобус доходит до самых Желовец. Будто бы дорогу подремонтировали. Ну, а от Желовец всего каких-то шестнадцать километров, не больше. На хороших лошадях, хоть и будут они по брюхо проваливаться, доехать можно. — Не знаю… не знаю… — озабоченно рассуждает Майда, окидывая взглядом пустынные равнины, где летом шумят колосья дозревающей пшеницы. * * * На следующий день один из желовецких возчиков погоняет лошадей по проселочной дороге к Бетьо. В телеге сидит учитель Гронкин со своим чемоданом. Возчик проклинает все на свете и всех учителей, когда колеса проваливаются по ступицу в липкую грязь. Соблазнился он хорошей платой, сейчас предпочел бы вывалить учителя с его чемоданом прямо в лужу и повернуть домой. Гронкин, должно быть, уже боится, что тем дело и кончится. Ну, нет! Вы ведь не знаете желовецких возчиков! Ведь такого возчика засмеют, если он сбросит груз на полдороге, если его «котята» завязли в грязи по уши и не смогли дотянуть до места. И вот шагают лошадки потихоньку, шагают себе, пока не дошагают до первых домиков хутора. Тут возчик останавливается и спрашивает учителя: — Ну, куда же вас подвезти? — Право, не знаю. У меня тут знакомых никого. Может, в эти домики заглянуть… — Что же, вы думаете, у меня есть время вас дожидаться! — И возчик в сердцах уже снимает чемодан Гронкина и ставит прямо в грязь посреди дороги. — Ради бога! Неужели вы меня так тут и бросите? — Я вас до Бетьо довез, сделал, как мы договорились. Извольте расплатиться. Учитель платит сто двадцать крон. Вернет ли кто-нибудь ему эти деньги? И когда? Он слезает с телеги. И вправду, ступить некуда. Гоп! И учитель стоит по щиколотку в грязи. Ботинки полны грязной воды. Он хочет шагнуть, чтобы высвободить ноги из вязкой грязи. Но вот беда! Ноги погружаются еще глубже. Он увяз уже почти по колено. — Вот что, братец! В наши края ездить в лакированных ботиночках нельзя. В них вы можете прогуливаться где-нибудь по городу. А здесь носят сапоги повыше. И бедный учитель беспомощно выслушивает поучения. Потом смотрит на лачуги. Перед ними уже выстроились их обитатели, с удивлением рассматривая нового гостя в поселке. А тот стоит в лакированных ботинках, расставив ноги в грязи на дороге. И вид у него — смешнее не придумаешь! Да еще этот чемодан! — Прошу покорнейше! Я приехал сюда учителем, не посоветуете ли, где можно приютиться? Ему отвечают по-венгерски: — Ничего не понимаем. На этом конце поселка живут одни венгры. Вот и садится учитель на свой чемодан и в отчаянии ждет на дороге решения своей судьбы. * * * — Эй, ребята! Учитель приехал, бегите его встречать! Мелюзга бежит. С верхнего конца поселка и из самых отдаленных глиняных лачужек выбегают чумазые мальчишки и девчонки. Ну и зрелище! Учитель на чемодане, а вокруг пятнадцать — двадцать глазеющих на него ребят. Они разглядывают учителя, словно смешную новую игрушку. Но вскоре приходят и взрослые, и Гронкина освобождают из плена. Его встречают пограничники и ведут в помещение будущей школы. Через несколько дней в школе начинаются занятия. Но до сих пор еще нет мебели и нет учебных пособий. А эти ученики! Они приходят и из отдаленных усадеб. В общем, набралось тридцать четыре человека. Но большинство детей до сих пор совсем не посещало школу. Ближайшие школы находятся лишь в Ковачевицах и Челарах. А это несколько добрых километров. Те же, кто туда ходил, до сих пор учились только по-венгерски, потому что в округе были только венгерские школы. Но вскоре все кое-как налаживается. Школа начинает походить на школу. Идет уже настоящее обучение. Толпа грязных ребятишек стала нормальным классом. Среди них мы видим Ганку. Хотя хозяину Риго и не хотелось отдавать ее учиться, решительно вмешался учитель. Если она школьного возраста, должна учиться! Вот так Ганка каждый день несколько часов стала проводить в школе, а не в хлеву. В классе ей было по-настоящему хорошо. Ганка охотно учится. Она прямо на лету усваивает азбуку и прочие предметы. Но больше всего любит Ганка географию. Картина, которую учитель называет географической картой и где изображена вся Словакия, страшно нравится Ганке. Просто лист бумаги, который учитель складывает и прячет в карман, — а нарисован там огромный мир! И Высокие Татры есть! Ганка уже видела эти маленькие темные пятнышки, на которых написано: Кривань, Герлах, Ломницкий пик. Это ее родина! — Ты из-под Татр? Ну, а знаешь, как одной туда проехать? Иди к карте и покажи нам, где бы ты ехала! Ганка, правда, еще не знает этого, но учитель так подробно описывает дорогу, что и слепой бы дошел. Учитель тоже родом из-под Татр. И Ганка запоминает каждое слово. Запоминает, как деревни называются, через которые она прошла бы пешком до Лученца, а потом ехала бы на поезде через Врутки на Штрбу и Попрад… Родина! Мама!.. Родной дом!.. ТОСКА ПО РОДИНЕ И вот у Ганки уже не выходит из головы путь домой, который она знает по карте. А что, если она эту дорогу одолеет? Весной, когда подсохнет… Когда зазеленеют татранские луга и запоют птицы… Когда вернутся чудесные дни и сказочные вечера. Когда у озерка… Мама моя! Увижу ли я еще вас? Где вы? Где вы приютились? Где вы проводите сырые зимние дни и холодные ночи? Где вы хоть согреться можете? Не голодны ли вы? И что поделывает моя сестренка? Что делают братишки? Как живется Палько у богачей и что с Мишо в Братиславе? Как хорошо, что я скоро научусь писать! Я стану писать вам длинные-предлинные письма… Нет, нет. Не буду я писать, лучше сама вас проведаю. Вернусь к вам! Туда, к милому озеру. В уютный сарай… Как нам хорошо в нем жилось! И куда ни пойдет Ганка, всюду она думает только о том, как вернуться под Татры. За работой она все время думает о родных местах. Все ее мечты — о близких. Иной раз она так задумается, что ничего и вокруг себя не видит. Не видит, не слышит, не чувствует. Она не замечает, как сырые дни чередуются с холодными ночами. Не следит за событиями. Не обращает внимания на окружающих ее злых людей. И только когда хозяин Риго прикрикнет, она приходит в себя.