А еще Джо не прекращал платить страховые взносы. Деньги пропали со счета, когда он нарушил правила, – в наказание за то, что они не позволили Лорен умереть, как должны были. Но из-за каких-то чар, или заклинания, или проклятия Карен поверила лжи, забыла, что Лорен едва не погибла. «Что с этим городом?» – охнула она. Почему это происходит? И почему она так неожиданно обо всем вспомнила? Почему воспоминания про лучшую подругу школьных лет и правда про Джо всплыли именно сейчас? Почему Карен казалось, что теперь она может назвать по имени каждую девочку, пропавшую без вести за последние двадцать лет? Что поменялось? В доме зазвонил телефон – Карен подскочила от неожиданности. Она встала с шезлонга и потерла виски: голова страшно болела. Как только женщина открыла дверь, Дэвид начал рыдать, как не рыдал никогда прежде. Карен пробежала мимо настойчиво звенящего телефона, не остановившись. 25 Миссис Шнайдер окинула взглядом лица собравшихся в ее гостиной: люди смотрели на нее выжидающе. На звонок откликнулись многие – даже больше, чем она рассчитывала. Целых двадцать человек ютились сейчас у женщины на диване или пристроились на подлокотниках кресел, (мистер Шнайдер такое бы не одобрил, ну уж нет, он бы назвал это хамством) а те, что помоложе, уселись на полу, скрестив ноги, будто в детском саду. Никто не разговаривал. В комнате царило настроение сдержанной решимости, чувство, что каждый знает свою миссию и стремится ее исполнить. Впервые за очень долгое время разум миссис Шнайдер прояснился. Туман больше не обволакивал воспоминания о Джейни и других девочках. Если бы женщина пожелала, то смогла бы назвать по имени каждую девочку, погибшую в течение ее жизни. Не погибшую. Убитую. Нет. Даже не убитую. Принесенную в жертву. Некоторые жили по соседству, и миссис Шнайдер увидела на лицах присутствующих знание, которое те тоже подавляли долгие годы. Нет, подавляли – неправильное слово. Его скрывали. Это знание скрывали от нас, запрятывали позади других мыслей. И вот теперь все сокрытое всплыло на поверхность, и миссис Шнайдер знала почему. Это из-за чужаков. Если чужаки уйдут, все станет как прежде. А значит девочки снова начнут умирать по одной в год. Что ж, уж лучше так. Лучше, чем то, что происходит сейчас. Тем более раньше все всегда тихо случалось в лесу, а не у миссис Шнайдер в саду. Она мечтала лишь, чтобы все стало, как прежде. Не хотела думать про Джейни, не хотела ощущать эту боль внутри, вспоминая про свою прекрасную умную доченьку. – Спасибо, что пришли. Миссис Шнайдер сделала паузу, чтобы прочистить горло. Все обратили в ее сторону выжидающие взгляды. Присутствующие выглядели странно. Они словно ожидали приказа. «Мне нет нужды их в чем-то убеждать, – осознала женщина. – Они и так все знают». – Считаю, что пришло время прогнать чужаков из города, – заявила миссис Шнайдер. – Они уйдут, и все станет как прежде. Кругом закивали, никто не высказывал возражений. – Но не думаю, что стоит, ну, делать им больно, – аккуратно предложила миссис Шнайдер. Она вспомнила, как та женщина была добра к ней, когда в саду нашли девочек. А еще у чужаков были дети (грязные мексиканские дети, которые потом наплодят еще грязных мексиканских детей, но тем не менее дети), а миссис Шнайдер не хотела, чтобы они из-за нее погибли. – Пожалуй, стоит их просто припугнуть. Припугнуть, чтобы они навсегда уехали из города. Все опять закивали. Это было так странно. Она ощутила легкую нервозность, секундное сомнение. Все будто бы околдованы. Но она, миссис Шнайдер, не была ведьмой. Просто что-то такое витало в воздухе, из-за чего все эти люди пришли к ней домой, слушали и подчинялись. – Чем раньше мы разберемся с этой проблемой, тем скорее все станет как прежде. Мы снова сможем забыть. – Да. Забыть. – Забыть. – Забыть. Слово разнеслось по комнате от человека к человеку, будто падающие костяшки домино. Да, забыть эту боль. Забыть, что мы с мистером Шнайдером той ночью открыли дверь, выпустили Джейни и заперли за ней замки, чтобы монстр сожрал ее, а не нас. – У меня снаружи есть кое-что, что может нам пригодиться, – проговорила женщина. Все послушно встали строем и последовали за хозяйкой к задней двери. 26 «Все, хватит», – решил Тохи, выезжая с парковки ярмарки. Старая сука все ему расскажет – хочет она того или нет. Мэр попробовал дозвониться Джо, как только увидел утреннюю газету. Но старуха не брала трубку, и Тохи пришлось оставить ей сообщение на автоответчике. Она не ответила и на два следующих звонка. Эта сука (ведьма) его игнорировала. Что ж, посмотрим, как у нее получится его игнорировать, когда он будет стоять на крыльце ее дома. А если она все же попробует, он вышибет дверь. Ситуация полностью вышла из-под контроля. Мало того, что в неправильное время погибли девочки из другого города. Так теперь еще и местных оставляют разорванными на кусочки где ни попадя. На ярмарке! Где угодно, но не на ярмарке же! Если народ прознает, что там расчленили девочку, Тохи конец. Никто не станет приезжать в Смитс Холлоу из окрестных городов и тратить тут деньги, если будет думать, что тут их детей могут порубить в фарш. Еще и это послание на стене. Что оно значит? Что следующей станет Лорен Ди Муччи? А эти увольнения? Какой смысл в смертях, если народ все равно посокращают? Тохи едва различал фонари, пешеходов, переходящих улицу, другие машины. Мэр думал лишь о том, что ему нужно добраться до старого дома на холме как можно скорее. Пока какую-нибудь девчонку не прикончили посреди Мейн-стрит на глазах у половины города и этого проклятого репортера из Чикаго. Тохи заметил, как Райли вынюхивал что-то на ярмарке: надеяться, что сегодняшние события пройдут мимо журналиста, смысла не было. Надо было приказать шефу полиции под любым предлогом выпроводить репортера с территории. Хотя во время последней нашей беседы Кристи выглядел, будто у него что-то прояснилось в мозгу. Обычно, когда Тохи давал ему очередной приказ, полицейский подчинялся без единого вопроса. Все ради того, чтобы проклятие действовало и не было заметно горожанам. Но в этот раз Кристи начал задавать вопросы, интересоваться, почему они не пытаются разобраться в произошедшем с двумя мертвыми девочками. Все разваливалось. Тохи это чувствовал. Но вместо облегчения, что его пожизненная служба во имя города и этой ужасной лотереи подошла к концу, мэр ощутил лишь панику. Панику оттого, что раз все разваливается, это еще не значит, что проклятие закончилось – оно становилось только хуже. И Тохи знал лишь одного человека, который мог бы помочь все наладить: Джо Гелингер. Так что она должна все ему рассказать и все исправить. Мэр выжал педаль газа, поднимаясь по крутому склону. Возвышавшийся на холме дом грозно глядел на него глазами горящих окон на верхнем этаже. Мужчина затормозил, едва не врезавшись в почтовый ящик. Неважно, что он бросит автомобиль прямо посреди дороги. Больше здесь никто все равно не живет, и других машин тоже не бывает. Мэр с грохотом взлетел на крыльцо, не переживая о производимом шуме, и начал колотить в дверь кулаком. – Я знаю, что ты там! – прогремел Тохи. – Ты не сможешь игнорировать меня вечно! С другой стороны двери раздался лязг отпираемого замка, и появилась Джо Гелингер: длинные седые волосы распущены, глаза прищурены. – Чего тебе надо? – спросила она. – Ты знаешь, что мне надо, – ответил Тохи, протискиваясь внутрь. Он никогда не бывал в ее доме, хотя подростком на спор забирался на крыльцо. Не без удивления мужчина отметил, что дом совершенно обычный. Он скорее ожидал увидеть бурлящий котел и вязанки сушеных трав, подвешенных к потолку.