— Ноль часов, десять минут. — Это значит в двенадцать ночи. Ого! Ну, ничего. Успею! — сказала она и, увидев приближающегося к ним Столбоворотова, заторопилась. — Слушай, Петушок, я приду тебя провожать. От Вики будет маленькое поручение. Жди меня около газетного киоска на платформе. Знаешь? — Найду. — Там два киоска. Фу! Этот болван идет сюда. Один киоск стоит спиной к площади. Там и встретимся… Познакомь-ка меня с вашим юристом. Скажи, что я твоя племянница… Михаил Михайлович заметил Ивана Петровича с троллейбусной остановки, и без особых колебаний направился в сквер. — Кого я вижу! Прелестная посетительница… Вот уж не думал, что встречу вас… — А почему? Гора с горой не сходится… — Вот именно! Очень метко сказано. Иван Петрович, а вы еще не уехали? Вчера я ставил визу на приказе и думал, что вы в командировке. — Я еду в четверг. Знакомьтесь, пожалуйста. Это моя племянница. — Очень рад! Очень рад! Столбоворотов! Зовут меня дважды Михаил. То есть, Михаил Михайлович. — А меня зовут Клавдия Евгеньевна, но вы можете называть просто Лолой. — Лола! Какое поэтическое, музыкальное имя! — Так зовут меня товарищи по сцене. — Боже мой! Вы артистка! Какая приятная неожиданность! Искусство — это моя страсть! Это единственная радость… — Лола, я пойду домой. — Да, да… иди, милый дядя! Я тоже тороплюсь. Товарищ Столбоворотов меня проводит… — Ой, нет! Только не товарищ… — плаксивым голосом возразил юрист. — В ваших устах это так официально. Зовите, как хотите, но только не товарищ… Лола помахала рукой уходящему и оглянувшемуся в этот момент Прохорову и взяла юриста под руку. — Я тороплюсь на репетицию. Если у вас найдется время… — Для вас?! Какие могут быть сомнения! — Тогда проводите меня. Как мы поедем? На троллейбусе? — Но если вы торопитесь, то лучше на такси. — Совсем хорошо! Если Иван Петрович, идя рядом с Лолой по Невскому, стеснялся и со страхом оглядывался по сторонам, боясь встретить знакомых, то Столбоворотов держал себя прямо противоположным образом. С гордо поднятой головой, расправив плечи и по мере возможности втянув живот, он осторожно, почти торжественно вел артистку к стоянке такси. Завтра он расскажет в управлении, как ловко увел из-под самого носа Ивана Петровича красивую молодую женщину. И хорошо бы встретить кого-нибудь из сослуживцев-свидетелей. В такси Лола забросала Михаила Михайловича вопросами и, пока они ехали, узнала почти столько же, сколько он сообщал о себе в анкетах. Рассуждать об анкетах я не буду, потому что про них и без меня написано множество фельетонов, куплетов, одноактных сценок… Анкеты от этого не изменились, но благодаря им живет и развивается советская сатирическая литература. Правда, есть еще одна тема, на которой держится сатира. Управхозы… В четверг вечером Лола сидела за чайным столом в обществе мужа и двух почтенных гостей, один из которых был автором переделанного водевиля. Стенные часы зашипели и гулко ударили один раз. — Ой! Боже мой! Я же совсем забыла! — воскликнула Лола, вскакивая из-за стола. — Гоша, я оставлю вас ненадолго. — Клавочка, но ты посмотри на часы! Половина двенадцатого! — Вот, вот… Часы-то мне и напомнили, что я забыла… Я должна была повидать Соню. Если дома ее не застану, придется ехать в дом культуры. Самое позднее через час я буду дома! — скороговоркой сказала она и выпорхнула из комнаты. Иван Петрович, конечно, сообщил Угрюмову по телефону, что «Король треф» собирается дать ему какое-то поручение через «Даму пик». Сильно волнуясь, ходил он по платформе Финляндского вокзала. Разглядывая лица шагавших, бегущих, стоящих пассажиров, он надеялся увидеть подполковника или Сергея Васильевича и получить от них указания. Стрелки электрических часов каждую минуту делали короткий скачок, постепенно приближаясь к полуночи. Без пяти двенадцать он услышал сзади себя знакомый голос: — Иван Петрович! Ну что же ты… Ведь мы условились ждать возле киоска… — Да… я отошел немного размяться… — Ну, идем в сторонку. Тут сумасшедшие с ног собьют! — С этими словами Лола взяла Ивана Петровича под руку и потянула к закрытым киоскам. — Вот паникеры! Поезд когда еще отходит, а они бегут, словно опоздали… В укромном и безлюдном углу Иван Петрович поставил большой тяжелый чемодан, сильно оттянувший ему руку. — Теперь внимательно слушай! Держи письмо и вот… Десятка пик. Ты десятка пик! — вполголоса сообщила она, передавая маленькую пасьянсную карту и запечатанное в конверте письмо. — В Заречинском совхозе есть наш человек. Зоотехник Суханов. Запомнил? Выбери подходящий момент и покажи ему карту. Он тебе тоже покажет девятку пик. После этого ты можешь говорить с ним свободно. Отдай письмо. Привезешь ответ. Вот и все. Смотри, времени уже много!.. Ты все запомнил? — Фамилию запомнил. Зоотехник Суханов, а все остальное — не забуду. Лола, а что значат эти карты? — Вещественный пароль. Иди, иди, Петушок! Опоздаешь! А меня дома ждут. Иван Петрович взглянул на часы, взял чемодан и, в сопровождении Лолы, направился к поезду. Здесь он поставил чемодан в тамбуре вагона, предъявил проводнице билет, посмотрел вслед уходящей Лоле и беспомощно оглянулся по сторонам. Что делать? Поезд скоро отойдет, но ни Угрюмова, ни Сергея Васильевича до сих пор нет. — Проходите, гражданин… чего вы на дороге встали! Туда или сюда… Загородил проход… Иван Петрович вытащил свой чемодан на платформу и пропустил в вагон сердитую женщину. — А вы что, пассажир, не садитесь? — спросила проводница. — Да тут один человек должен меня провожать… — Опоздал наверно. — Не должен был опоздать, — неуверенно пробормотал Иван Петрович, с тоской глядя на бегущих мимо пассажиров. Прошла минута. Радио предупредило об отходе поезда, попросило провожающих покинуть вагоны, а через пять минут раздался свисток дежурного. Часть вторая 11. Хре́новая проблема В вагоне было свободно. Дачный сезон еще не разгорелся, грибникам и ягодникам в лесу делать нечего, а рыбаки и охотники выезжают обычно с субботы на воскресенье. Напротив Ивана Петровича устроился пожилой мужчина с туго набитым портфелем. Фетровая черная шляпа, летнее габардиновое синее пальто, поношенный, но хорошо сшитый серый костюм, галстук говорили за то, что сосед Ивана Петровича ленинградский житель, интеллигент. Но брезентовые брюки, заправленные в кирзовые сапоги, говорили о другом. Пассажир был явно чем-то расстроен. Глядя в окно, на мелькавшие мимо огоньки фонарей, на силуэты корпусов депо, складов, домов, он часто и шумно вздыхал. Иван Петрович тоже чувствовал себя неважно. Знакомое чувство одиночества, какое он испытывал в Восточном ресторане, снова закралось в душу, хотя и не в такой острой форме. Письмо шпиона лежало в кармане и было неизвестно, имеет ли он право распечатать и переписать его содержание. А может быть, оно написано шифром или какими-нибудь симпатическими чернилами? — У вас тут свободно? Иван Петрович оглянулся и увидел стоящего в проходе Сергея Васильевича. — Пожалуйста, пожалуйста! Садитесь! — обрадовался он. Сосед, занятый своими мыслями, даже не взглянул на нового пассажира. — А этот вагон курящий? — спросил через минуту Сергей Васильевич, устроившись рядом с Иваном Петровичем. — Первый раз в жизни слышу о курящих вагонах! — не поворачивая головы, пробурчал сосед. — Извините! Я вижу, вы тонкий знаток русского языка, я хотел спросить: вагон для курящих? — Нет. Только для пьющих. — Жаль. Значит, надо в тамбур идти, — сказал Сергей Васильевич и, подмигнув Прохорову, вышел. Теперь Иван Петрович знал, что делать. Он снял и повесил на крючок пальто, фуражку, задвинул под сиденье чемодан, калоши, причесал волосы и, видя, что сосед не обращает на него внимания, пошел в конец вагона. Сергей Васильевич ждал в тамбуре.