Постановили: ввиду того, что товарищ Харитонов оторвался от народа, забюрократился и формально руководит Главком, отозвать его с этой работы и просить направить директором в один из совхозов той же системы. Нет. К сожалению, таких протоколов не найти. В 1951 году ответственные работники не выдвигались, не выбирались, а назначались. Для того, чтобы оный работник покрепче держался за свое место, дорожил им и был предан — место это утеплили: высоким окладом, персональной машиной, квартирой, дачей и другими благами на государственный счет. Все это, вместе взятое, и воспитало из сына простого рабочего Алешки Харитонова вельможного сановника. 10. Десятка пик Вернувшись в свой кабинет, Поликарп Денисович как-то по-новому, с интересом посмотрел на Ивана Петровича. Он даже забыл, что несколько минут тому назад готов был выгнать его не только из кабинета, но и вообще с работы. Здесь нужно заметить, что выгнать с работы, или вернее, уволить «по собственному желанию» таких скромных, безответных людей, как Иван Петрович, просто. Стоит начальнику холодно сказать: «Я вижу, мы с вами не сработались. Подавайте заявление об уходе». И Иван Петрович без лишних разговоров напишет такое заявление. Но попробуйте уволить какого-нибудь нахала-склочника! Это уже другая картина. Нахал знает, кому жаловаться, у кого искать защиту или, как он будет говорить, правду. Знает, как доказывать свою «невиновность», и в чем обвинять директора. Склочник затеет такую кутерьму, что директор потеряет покой, здоровье и, в конечном итоге, поймет, что директором он только называется, а вопросы за него решают другие, и никаких прав у него по существу нет. Я могу привести два известных мне примера, когда директора пытались уволить, в одном случае, плохого актера, а в другом, негодную учительницу. Оба уволенных были совершенно бездарны, оба склочники, оба портили, в одном случае, спектакли, а в другом, детей. Но уволенные имели бумажки-дипломы об окончании специальных учебных заведений, оба были членами профсоюза, оба имели право на труд… К сожалению, в Конституции не сказано — «труд по способностям»… Оба умели пользоваться такими указаниями, как «забота о человеке», и оба знали кодекс законов о труде. Несмотря на то, что коллектив театра и преподаватели школы были целиком на стороне директора, мнение их в расчет не принималось. Оба склочника были восстановлены на работе. Но я уклонился в сторону. Иван Петрович был крайне удивлен, когда Поликарп Денисович, вернувшись от начальника, заговорил с ним как ни в чем не бывало, самым доброжелательным тоном и даже с какой-то многозначительной усмешкой. — Так значит, вам нужно ехать в четверг? Надо было мне прямо так и сказать… — Я же говорил, Поликарп Денисович. — Вы говорили что-то насчет семейных дел, а не служебных. Ну, хорошо! Идите выписывайте себе командировочное удостоверение, получайте подотчетные деньги, я дам указание о приказе. В конце рабочего дня, спустившись этажом ниже, Иван Петрович зашел в будку телефона-автомата и набрал номер «Пиковой дамы». — Я у телефона! Иван Петрович не ожидал услышать мужской голос, растерялся и забыл нажать кнопку. — Извините, пожалуйста, я, кажется, не туда попал, — пробормотал он. — Алло! Я слушаю! Алло! Не понимаю, в чем дело? Затем раздался щелчок и все стихло. Иван Петрович тоже повесил трубку и задумался. «Как же быть? Если это муж, то нужно найти какой-то предлог, чтобы попросить ее к телефону. Но какой? Сказать, что приглашаю выступать в концерте? Нет, не годится! Сказать, что она забыла свою сумочку… Вызвать на репетицию…» Так, вероятно, размышлял Иван Петрович, пока не придумал подходящий предлог. Вытащив свой пятиалтынный из автомата, он снова опустил его в отверстие и набрал номер. — У телефона! Иван Петрович решительно нажал кнопку и заговорил каким-то сдавленным голосом: — Это квартира артистки Клавдии Евгеньевны? — Почти — да! — шутливо ответил мужчина. — Попросите ее, пожалуйста, к телефону. — А зачем она вам? — Нужна по делу. — А кто это говорит? — Портной из ателье. — О-о! Это важно. Одну минутку. Лола! Быстро к телефону! Ты что-то много шьешь, деточка. Давно ли звонили две портнихи, а сейчас опять портной… Все это, сильно волнуясь, Иван Петрович слышал в трубке и ругал себя за то, что не мог придумать более удачного предлога. Послышался стук каблуков и голос певички: — Алло! Кто это говорит? — Клавдия Евгеньевна, извините меня, я назвался портным и, кажется, подвел вас… — Кто это? Валерка, ты? — Нет. Это Прохоров Иван Петрович. — О-о-о! Петушок! — радостно воскликнула Лола. — Портной Петушок! Великолепно! Где это ты пропадал? Я уж хотела ехать к тебе на квартиру в гости. На жену посмотреть. А зачем ты назвался портным? — Я думал, что это ваш муж… — Ну так что? В следующий раз называй свою фамилию и требуй меня. Муж у меня дрессированный… Откуда ты говоришь? — Из автомата. Значит, к телефону подходил не муж? — Нет, нет. — А кто это? — Мой партнер по сцене. Мы с ним репетируем. Один мой поклонник раскопал где-то в архиве старинный водевиль и сделал из него советский скетч. Это просто… Вместо Петербурга поставил Ленинград, вместо помещика председателя колхоза, вместо купца директора магазина… Ну, а генерал так и остался генералом. Получилась очень современная вещичка. — Много мужчин… — Один! Представь себе, все роли играет один. В этом-то и фокус. Трансформация. Я играю веселую вдовушку. Муж мой был генералом и умер. Оставил, конечно, наследство. Понимаешь? И вот приходят ко мне женихи… Смешная! С пением и танцами, — болтала Лола. Неосведомленному читателю, на первый взгляд, может показаться невероятной подобная трансформация, но, подумав, он согласится, что ничего неправдоподобного в этом нет. Уж если в науке, ну хотя бы все в той же педагогической, старые приемы, формы и методы получают современные названия и выдаются за новые, то чему тут удивляться. — Клавдия Евгеньевна, вы меня извините, это очень интересно, но я звоню по делу, — остановил Иван Петрович «Даму пик». — А дело вот в чем… В четверг я уезжаю в командировку на несколько дней. И вот… считал необходимым поставить вас в известность. — А куда ты едешь? — Обследовать один из наших совхозов. Посевная кампания, план, коровы… Совхоз Заречинский… — Заречинский? Вот что! Я слышала об этом совхозе. Ты один едешь? — Один. — Возьми меня с собой. Мы там прекрасно проведем время. Я не буду мешать! Возьми, Петушок! — Всей бы душой, но нельзя. Пойдут разговоры, сплетни… — Ну и наплевать! — Остановиться в совхозе негде. Мне придется все время ездить по фермам… — Такая погода… Черемуха цветет! А сколько ты там пробудешь? — Два-три дня. — Жаль… Очень жаль!.. Значит, в четверг? Ну, что ж… Остается пожелать ни пуха ни пера. Петушок, а если ты мне понадобишься до четверга?.. Знаешь, как мы условимся? Каждый день после работы заходи в сквер возле Казанского собора. Если меня на правой скамеечке нет, значит, ты мне не нужен. Согласен? — Хорошо. — Договорились. Ну, будь здоров! Выполнив задание Угрюмова, Иван Петрович повесил трубку и отправился домой. Не будем останавливаться и выяснять, как отнеслась Надежда Васильевна к неожиданной командировке мужа. Скажу только, что часть суточных денег она забрала на хозяйственные расходы, заявив, что питание на все время командировки приготовит сама и, тем самым, избавит его от посещения буфетов, столовых, ресторанов, а значит, и от пьянства. Иван Петрович не возражал, зная, что, хотя совхоз и производит сельскохозяйственные продукты, но купить там нечего и питаться негде. На другой день, после работы, Иван Петрович завернул в сквер и издали заметил сидящую на скамейке Лолу. — Здравствуй, Петушок! Садись. К сожалению, у меня сегодня мало времени. Уже опаздываю на репетицию. Но мне необходимо было тебя повидать. Каким поездом ты едешь? — В четверг ночным. — Точней.