Витя сел на траву, с любопытством потрогал когти собаки, погладил шероховатую, будто прокуренную, грудь. Собака все сносила терпеливо. В это время возле калитки раздалось тявканье таксы и приглушенный звон медалей. Собака торопливо проглатывала остатки батона. — С кем ты это возишься, Витенька? — спросила хозяйка таксы, снимая черные очки. Не успела красивая женщина приоткрыть калитку, как такса, скуля, потянула ее во двор. — Боже мой! — закричала женщина, увидев Витю рядом с бешеной собакой. Она побледнела и замахала рукой, будто с кем прощалась. Такса вырвалась и, радостно визжа, подбежала к собаке. Та снова поджала хвост и сморщила нос, точно хотела чихнуть. Такса прыгала, лизала морду своей знакомой, пытаясь заглянуть в ее грустные зеленоватые глаза. — Собака… Со-бака! Бешеная! Мою Ладу! Ребенка!.. — снова закричала красивая женщина и побежала к дому. Этот голос был уже знаком собаке и ничего хорошего ей не предвещал. Поэтому она осторожно перешагнула через своего кормильца, несильно ударила лапой назойливую таксу, отчего та заскулила не столько от боли, сколько от обиды, и боком выбежала на улицу. — Собака, не уходи! — просил мальчик. — Я тебя буду кормить за маму, за папу… Собака, как бы понимая его, остановилась у калитки и повернула свою лобастую голову, ласково скосив на него свои грустные глаза. На крик выбежала Витина мама. — Что случилось? Какая собака? — спрашивала она взволнованную женщину. — Сынок, почему кастрюля на улице? — Там, там собака! Та, бешеная… — заикаясь, говорила женщина. — Иду я к вам, а она у вас, и с ней ваш ребенок… Доктору надо показать… Я свою Ладу поведу… С улицы доносился нервный лай собак. Среди общего хора отчетливо выделялось радостное тявканье таксы и могучий брех собаки. — Бе-ше-ная? — чуть не по складам спросила Витина мама и бросилась к сыну. — За что же такое наказание? — Лихорадочно осмотрев сына, женщина почему-то разрыдалась: — Говорил: нет собаки. «Наскрозь» прошел лес!.. Прошел! А она вон уже во дворах на детей бросается! Мальчик по-своему истолковал материны слезы: — Она вернется, мама. Она ела лапшу за тебя, за папу, за бабушку. Язычком вымыла кастрюлю чисто-чисто. А живот у нее как пила… — Какую лапшу? Какая пила? — в исступлении бормотала Витина мама и, присев на корточки, покрывала поцелуями его лицо. Такса вернулась быстро. Она старалась гордо держать голову и аккуратно ставить лапы. Хозяйка внимательно осмотрела ее всю, белоснежным платком вытерла след лапы собаки, поправила сбившийся набок бархатный нагрудник с медалями. В этот же день Витю привезли в городскую клинику. Он никак не мог понять, зачем ему устроили такое катанье на машине. — Ну-с, на что жалуетесь, молодой человек? — спросил дядя, похожий на Айболита, посадив против себя Витю. — Вот тебе игрушка. Бояться доктора не нужно. Доктор не милиционер. — А я и доктора не боюсь, и милиционера не боюсь. Даже самого большого милиционера — дядю Степу не боюсь, — сказал Витя, внимательно рассматривая молодого Айболита. — Вот и хорошо. Значит, на что жалуемся? — Вы знаете, — начала Витина мама плачущим голосом, — его всего облизала бешеная собака. Наверное, облизала… Люди видели. Не может бешенство перейти к нему? — Да, случай редкий. Откуда вы знаете, что собака бешеная? — Все говорят. Она такая… большая, глаза дикие, облезлая вся… Бездомная… — Конечно, к бездомной собаке ребенка нельзя пускать. А пока, я думаю, ничего страшного не произошло. Ребенок развит хорошо, отклонений от нормы не вижу. И по-моему, мальчик с юмором. Витя был занят докторским фонендоскопом, но слышал все, как мама и доктор говорили о знакомой собаке. Он во всем соглашался с мамой. И только когда собрались уходить, мальчик сказал доктору: — А у той собаки живот похож на пилу… — Боже мой! Что он говорит?! — Женщина потянула сына к выходу. — Ребенок не лишен наблюдательности. Бешеные собаки щенят не приносят… Так что за здоровье сына можете не волноваться. В тот день собака впервые за многие недели пришла в свое логово с полным желудком. Щенки, забившись в дальний угол норы, мирно спали, позевывая во сне. Собака убедилась, что все ее дети были на месте. Самый меньший — черный, похожий на отца, как всегда, спал с краю и во сне скулил от холода. Мать осторожно взяла его зубами за холку и положила в середину. Зубы, легко дробящие берцовые кости, сейчас были ласковее самых нежных рук. Щенок даже не проснулся. Положив голову на передние лапы, собака решила уснуть, пока не беспокоят дети. Ведь ей предстоит, накормив их, опять идти на поиски пищи. Конечно, она легко могла добывать пищу — повсюду ходят крикливые петухи, суетливые курицы, игривые козлята… Но собака знала, что этого делать нельзя. Ее так воспитали люди. И между тем она ненавидит одного человека, того, который щенком купил ее и научил многим жизненным премудростям. Он гордился ею перед друзьями. На выставках она непременно занимала первые места, ее награждали грамотами, медалями. Потом вдруг ее стали называть «элита». Это, видно, было хорошее слово, потому-то люди произносили его всегда гордо, а хозяин при этом чесал ее за ухом и давал кусочек сахару. Собака любила учиться. Она была трудолюбивой и старательной; охотно выполняла требования хозяина; легко брала барьеры, лазила по крутым лестницам, умела отыскивать среди многих следов нужный, не боялась выстрелов, ныряла в воду; когда нужно, умела гасить злобу. Но если она видела, как на тренировках некоторые хозяева били своих собак и те, повизгивая, старались лизнуть их ноги или руки, шерсть на загривке собаки топорщилась, нос собирался в гармошку, она начинала нервничать. Собака не переносила унижения других. Эту черту ее характера заметили инструкторы. — В ней зверь сидит. Хотя она удивительно умна, — говорили они. Ее стали дрессировать одну, и хозяин еще больше возгордился ею. Все было бы хорошо в ее собачьей жизни, если бы однажды она не ослушалась своего хозяина и не вышла без разрешения на улицу… Вернулась она поздно. Дома никого не было. Свернувшись калачиком, собака легла у порога. Она проснулась от знакомого стука каблуков и, отряхнувшись, завиляла хвостом, что вообще делала редко. Виновато прижав уши, собака ждала хозяина. — Значит, пришла? Не бил я тебя. Но теперь придется. В руках человека собака увидела свернутую в кольцо плеть, какой били ее подруг. Она остановилась на расстоянии шага от хозяина; желание лизнуть его пропало. — Ты? Еще рычать?! Собака не верила, что ее ударят, и поэтому не успела увернуться от плети. — Получай! Хозяин еще раз взмахнул плетью и тут же вскрикнул от боли. Пальцы разжались, плеть выпала… Собака, почувствовав вкус крови, разжала челюсти, и в тот же миг сильный удар ногой в грудь отбросил ее к двери. Такого коварства она не ожидала. Она хорошо знала этот прием — сомкнутую на руках челюсть нельзя было размыкать, иначе… Однако собака не пожалела, что разжала челюсть, ведь рука принадлежала хозяину. Чужую руку она бы ни за что не выпустила. От второго удара собака увернулась и выскочила на улицу. Больше она не появлялась в этом доме… Позже собака не раз показывалась в чужих дворах голодная, тоскующая по людской ласке, в надежде, что кто-нибудь накормит ее и возьмет себе. Но люди, которые совсем еще недавно восторгались ею на выставках, угощали вкусными вещами, тянулись погладить, теперь прогоняли ее и презрительно бросали: — Бездомная! Куда только милиция смотрит? А ведь она была прежней. Даже стала мудрей, сдержанней. Разве только что похудела, давно не чесана да нет нагрудника с медалями. Собака как-то еще могла понять злобу бывшего хозяина (она нарушила человеческий закон — укусила его), но неприязни к ней у других понять не могла. Собака долго и настойчиво ходила по дворам большого города в надежде, что все же кто-нибудь приютит ее. Может, она ходила бы еще, если бы ей не подбросили отравленное мясо. Уже разжевав мясо, она почувствовала, как стало сводить челюсти, обильно потекла слюна. Огромным усилием собака отрыгнула проглоченные куски и суетливо забегала по двору. — Ага, попалась! — злорадно кричал кто-то. — Выплюнула? Но ничего, все равно подохнешь! От этого колеют даже волки… Собака не знала, как спасти себя. Только могучий инстинкт подсказывал и толкал ее на поиск чего-то. Не хватало воздуха. В желудке резало так, точно там каталась дюжина ежей. Ей хотелось пить… И она поняла — в воде ее спасение. Не обращая внимания на крики детей, брань взрослых, собака начала лакать воду из фонтана. Она пила долго и жадно. Теперь люди смотрели с любопытством. Она все пила и пила, пока не стало легче. Потом инстинкт толкнул собаку за город, в лес, где она отлеживалась три дня и все время ела какую-то горьковатую траву. В эти же дни она почувствовала, что скоро должна стать матерью. Собака облазила весь лес в поисках логова, но ничего не нашла. Тогда она решила поискать убежища на дачных участках за зелеными высокими заборами, где всегда, как она заметила, было мало людей. Подрыв под забором лаз, собака пробралась на дачную территорию. В дальнем углу, заросшем крапивой и густым кустарником можжевельника, оказалась заброшенная сухая нора. Люди здесь не бывали. …Она застонала во сне и проснулась. Семеро щенят, попискивая и урча, тянули молоко. Собака поочередно облизала всех и снова закрыла глаза, раздумывая, как бы еще раз проникнуть во двор к этому маленькому доброму человеку. В это время Степан Терентьевич — человек с ружьем — оправдывался перед Витиной мамой: — Я этот лес как свои пять пальцев знаю. Наскрозь прошел. Собаку не видел. Нету ее в лесу. Аж ружье зарядил для нее картечью. Лося им можно свалить, а не токмо что собаку. — А что она, с неба свалилась к нам во двор? — напирала Витина мама. — Она, может, и не сумасшедшая… — Бешеная… — поправил хозяин дачи. — Это все равно, — отмахнулась дачница. — Доктор сказал, что к бездомной собаке нельзя пускать ребенка. Укусить может. А тут она сама во двор приходит. Вы же взрослый человек и должны понимать, что дачу я снимаю не для того, чтобы моему ребенку угрожала опасность! — Оно, конечно, так. И ребенок ваш — живая душа. Я, конечно, могу замок приделать к калитке… — Давно б пора. А то ходят все, кто ходить умеет… Желая окончательно успокоить свою дачницу, Сергей Терентьевич взял ружье и опять пошел в лес. — Наскрозь прошел. Нету! — сказал он вечером, вытирая фуражкой со лба крупные капли пота. — Шельма, заговоренная, что ли?.. Щенята подрастали быстро. Они уже бегали по норе и увлеченно трепали друг друга. Глаза пока у всех были одинаковые — голубовато-дымчатые. Мать знала, что скоро пелена исчезнет и щенки будут видеть хорошо. Тогда уж трудно будет удержать их в норе. Собака больше не появлялась в дачном поселке. Она боялась привести за собой людей, неизвестно почему преследующих ее. Густыми кустарниками она преодолевала дачный лесок и бежала километра за три в соседний поселок, где по улицам всегда бегали беззаботные дворняжки. Здесь собака довольно легко добывала пищу. Сначала ее, правда, встретили не особенно дружелюбно. Но когда она разом подмяла двух задиристых дворняжек и, не покусав их, позволила им уйти, собаки стали терпеть ее присутствие и даже признали за ней некоторое превосходство. Дачники забыли о бешеной собаке. Они снова с утра и до вечера гуляли с детьми в лесу. В один из таких дней собака торопилась в свое логово. Настороженно пробираясь по лесу, где ползком, где постояв минуты две и не шелохнувшись, пока пройдут люди, она медленно приближалась к заветному лазу. Вдруг она увидела, как в кустах мелькнула спина незнакомой рыжей собаки. По ее шаткому бегу, прогнувшейся спине собака почуяла в ней недоброе, а главное — она могла выдать людям ее логово. Желая остановить рыжую, собака зарычала. Рыжая нехотя повернула голову с обвислым ухом. Посоловелые глаза незнакомки смотрели холодно. Собака зарычала сильней, требуя, чтоб рыжая быстро и незаметно покинула лес. Однако рыжая упрямо заковыляла на поляну, где раздавались голоса детей. На поляне, немного в стороне от ребят, в полудреме лежала такса. Заметив рыжую, такса вскочила, вытянула длинную мордочку в сторону незнакомки и беспокойно захлопала большими, похожими на плохо пришитые заплаты ушами. Заскулив, она бросилась к ногам хозяйки. — Лада, что с тобой? — потрепала ласково таксу хозяйка и посмотрела в сторону кустов.