Родители попробовали всевозможные договоры и решения. Во многих семьях «решили» телефонную проблему, разрешив детям иметь собственные телефоны. Это особенно правильно – и возможно, наиболее оправданно – в домах, где приходится постоянно пользоваться телефоном из-за профессии родителей или по каким-либо другим причинам. Некоторые родители так и поступают, просто потому что чувствуют, что могут себе это позволить. Другие же, кто не может себе этого позволить, продолжают бороться за один телефонный номер, чувствуя, что это вопрос семейного сотрудничества и взаимного уважения и что если решить его «слишком просто», то они потеряют больше, чем приобретут. В некоторых семьях, где родителям приходится целый день отбиваться от слишком большого количества людей, длительные разговоры подростков по телефону встречают, в общем, одобрение. Как сказал один отец, «это лучшее из когда-либо изобретенных средств против того, чтобы к тебе приставали». Все мы ведем себя в этой ситуации по-разному, в зависимости от потребности и установок, которые руководят нами. Но часто подобные ситуации загоняют нас в тупик. Может быть, мы вели себя по-другому, понимая, почему телефон становится для них важной «жизненной артерией»? Сохранится ли эта привязанность навсегда? Что греха таить, сегодня многие взрослые тоже любят долго разговаривать по телефону, но надо честно признать, что они составляют относительно малую группу в сравнении с юными телефономанами. Что же тогда делает его таким важным и значимым для наших детей-подростков? Когда мы думаем об этом, стараясь найти ответ на вопрос, чаще всего мы не находим ответа. Не происходит ли это потому, что наши дети выросли в мире, где телефон – наиболее распространенное средство общения? Несомненно, для этого есть немало причин, но, на мой взгляд, есть одна наиболее специфическая, отвечающая на поставленный вопрос и помогающая родителям более терпимо относиться к этому явлению. Мне довелось присутствовать при разговоре двух психотерапевтов, которые пришли независимо друг от друга к одному выводу: некоторые из их пациентов намного лучше воспринимают «телефонную терапию», чем непосредственный личный контакт. Оба отмечали, что некоторым пациентам, которые позвонили им в периоды тяжелых депрессий, хорошо помог телефонный разговор, эффект от него был намного выше, чем от аналогичных разговоров в клинике. В нескольких случаях пациенты уезжали, но телефонный контакт с ними лечащих врачей не прерывался. Придя к такому выводу, врачи продолжали свой эксперимент, поделились своими мыслями с другими психотерапевтами и убедились, что этот факт не единичен. Такое общение, по-видимому, больше устраивало тех пациентов, которые были не способны спокойно устанавливать насыщенные эмоциональные отношения. Это обычно были люди, обладающие высоким интеллектом, но тяжело вступающие в отношения с другими. Слушая их, я подумала, что для взрослых подобное положение вещей является явным отклонением от общепринятых норм, а вот подобное в поведении подростков нельзя считать ненормальным. Период перехода от детства к взрослости – время мучительного познания себя и ужасной неуверенности в том, как вести себя по отношению к сверстникам и взрослым. Оно настолько переполнено неожиданностями и сомнениями, что подросток теряется в них. Мать пятнадцатилетней девочки отразила то, что хорошо чувствуем все мы: «Они ходят стаями, чтобы не было видно каждого из них, и избегают дневного света, так им требуется, чтобы не видеть самих себя!» Разве не лучший способ общаться с людьми в этот период по телефону! Когда я поделилась своими предположениями с другими родителями, они согласились с тем, что подростки часто устанавливают намного более тесные и удовлетворяющие их заочные «телефонные» контакты, чем если бы они вступали в них очно. В прежние времена первые пробы молодые люди, вступая во взрослые взаимоотношения, возможно, осуществляли с помощью писем; теперь телефон заменил переписку. Оба способа общения возможны для молодых людей и дают возможность высказать свои самые сокровенные чувства, не стесняясь глаз собеседника. Подростковый возраст – период, когда человек движется в направлении взрослых взаимоотношений, предполагающих самые сильные и глубокие чувства. Это время, когда молодые люди познают свои собственные переживания, открывают свое неповторимое «Я». Это тот момент человеческой жизни, когда он чувствует себя маленьким и ранимым, ему бывает невыносимо находиться близко к другим, видеть их и быть видимым самому. Мысли и чувства, которыми подростку надо и хочется поделиться, слишком личные, они переполняют его, и их легче всего открыть тогда, когда ты сам остаешься физически анонимным. Одна мать поделилась своим наблюдением: «Судя по тому, что дочь мне рассказывает, она и ее друзья обсуждают по телефону некоторые из наиболее интимных и мучительных проблем. Однако когда кто-либо из них приходит к нам домой, они, похоже, гораздо меньше говорят о личных и серьезных проблемах. Ребята много смеются, слушают музыку, готовят вместе уроки, но я чувствую, что самым сокровенным они делятся по телефону». Вырастая, все мы должны освоить способы и приемы взаимоотношений с другими. Когда ты слишком неуверен в себе и не знаешь, кто ты есть на самом деле, когда ты чересчур застенчив, телефон может служить мостиком через пропасть страха и неготовности к контакту с другими людьми, он помогает тебе освоиться и прививает навыки, чтобы в будущем твое поведение стало естественным. Многие подростки, которых под дулом пистолета не заставишь читать книги, могут читать друг другу стихи по телефону, а те из них, которые умрут от стыда, но не признаются, что все еще увлекаются сказками и детскими играми, с удовольствием разыгрывают по телефону мини-спектакли, сочиняют «небылицы». Они могут делиться мыслями и переживаниями, которые привели бы их в невыносимое смущение, если бы они при этом видели друг друга. Осознание нами этих странностей подросткового периода позволяет более терпимо относиться к их телефономании! Это не означает, что надо разрешить говорить по телефону без ограничений, подобное нереально и вряд ли принесет пользу. Намного больше пользы в том, чтобы научить молодых, как жить с другими людьми, уважая их просьбы и идя на компромиссы. Родители должны признать нормальным желание подростков общаться по телефону и проявить готовность пойти на компромисс. Например, они могут делать большинство своих телефонных звонков в течение дня и попросить друзей и родственников, по возможности, звонить до прихода сына или дочери из школы. Затем, если подросток просит отвести ему время на свои разговоры, в семье должна быть договоренность, чтобы после любого длительного разговора по телефону он оставался свободным, по крайней мере, полчаса. Один из примеров такого компромисса я наблюдала в семье, где к сумме, выдававшейся сыну-подростку на карманные расходы, были добавлены деньги на пользование общественными телефонными автоматами. За время жизни последнего поколения многое претерпело изменения. Люди делятся друг с другом такими вещами, о которых раньше никогда не говорилось даже в тесном дружеском кругу. Отношения стали более искренними и открытыми, и вполне логично, что подросткам требуется время для того, чтобы достичь такой же откровенности с другими на первых порах заочно, по телефону. Если же и взрослея они продолжают находить такой способ общения наиболее приемлемым, это должно обеспокоить родителей. Существуют люди, которые, даже будучи взрослыми, остаются «телефонозависимыми» и более непринужденно общаются с другими по телефону, избегая личных бесед. Современный образ жизни вполне способствует этому. Очень часто в работе и повседневной жизни мы годами разговариваем с теми или иными людьми только по телефону, никогда не встречаясь. Те из взрослых, кто постоянно отдает предпочтение такому виду взаимоотношений, остановились в своем развитии; телефон не может быть здоровым или зрелым заменителем личных контактов даже в механизированном и автоматизированном мире. Жизненный опыт, нормальный процесс взросления, постоянный интерес и забота о детях помогут постигнуть сложную и интересную науку человеческих отношений. Когда дочь говорит: «Мне надо сбегать к подруге. Случилось кое-что замечательное, и мне нужно видеть ее лицо, когда я расскажу…» – или сын сообщает: «Боб, я не думаю, что такие важные вещи стоит обсуждать по телефону, давай обсудим это завтра в школе», – мы можем быть уверены, что наши дети обрели уверенность в себе, чувство собственного «Я». Это позволит им перейти к более истинным и глубоко удовлетворяющим их контактам в жизни. Не ищите злодеек среди мачех! Смышленый семилетний ребенок был сегодня очень задумчив. Его родители развелись несколько лет назад, и вот теперь оба вступили в повторный брак. «Когда так много людей разводятся, а потом женятся на ком-то другом, не будет ли отчимов больше, чем отцов?» – спросил он мать. «Твой вопрос достаточно разумен, – ответила она. – По крайней мере, я могу понять, почему ты так чувствуешь». Поскольку один из каждых пяти детей переживает развод своих родителей и около 75 % разведенных пар заключают повторные браки, число отчимов, безусловно, растет стремительными темпами. В результате этого явления, которое в наше время превращается в закономерность, семейная жизнь становится намного сложнее. Начнем с того, что и взрослые, и дети вносят в новые отношения свой багаж воспоминаний, страхов и фантазий, поэтому, решая возникающие проблемы, нужно знать не только о ваших собственных, часто личных реакциях, но и о реакциях ваших детей. Родители и их новые супруги часто настолько стремятся преуспеть в новой жизни, что вместо того чтобы честно оценить подобную ситуацию как травмирующую, воображают, что семейная ячейка уже существует. На деле же семья только начинает складываться, и, отрицая это, мы существенно осложняем ситуацию. Новоиспеченный отчим рассказывал мне: «Практически не имеет значения, как я пытаюсь обращаться с Дэнни. Он настолько испуган тем, как его собственный отец кричал на мать, что не дает мне подойти к нему». Одна мачеха грустно заметила: «Даже теперь, через четыре года, между Эдом и его первой женой остается так много “незажившего”, что мой пасынок Алекс не может успокоиться и признать, что я стала частью его жизни. Он все еще думает, что я украла его отца. Он не в силах понять отношения, которые были между его родителями». Когда ребенок входит в новую семью, он приносит с собой свое прошлое, хорошо это или плохо, но это так. Он также несет с собой свои раны, которые нельзя вылечить за один день. Понимая это, одна проницательная мачеха сообщила мне: «Те два мальчика, которые достались мне в наследство, были самыми большими лентяями на свете. Я чуть с ума от их безделья не сошла в первые месяцы. Но я не поднимала из-за этого шума. Я ждала, пока все уляжется, дети узнают меня, станут более непринужденно чувствовать себя и у них наладятся дела в школе. Когда обстановка нормализовалась, я объявила: “В нашем доме не будет лентяев!” Через полгода наши отношения стали такими, при которых можно делать замечания, хвалить и наказывать, то есть делать все то, что позволяют себе родители, воспитывая детей». На первых порах ребенок обязательно устроит проверку матери и отчиму. Вспоминаю жалобу мачехи: «Мария сводит меня с ума! Она делает все возможное, чтобы я потеряла терпение и сказала, что не буду с ней жить. А я так старалась помочь ей пережить то, что мать оставила ее, уйдя к другому человеку, и теперь даже не пытается встретиться с дочерью. Это ощущение отвергнутости нелегко пережить. Но она ведет себя как маленькое чудовище. Как долго это будет продолжаться?» Отвечу, что это может продолжаться еще какое-то время, но положение должно измениться к лучшему, потому что мачеха понимает положение дел, осознает всю сложность создавшейся ситуации. Помните, поведение ребенка по большей части неосознанно, даже если оно и не выглядит таким. Можно разрядить атмосферу, сказав: «Должно быть, трудно доверять новой маме и поверить в то, что она полюбит тебя и останется с тобой. Но мы будем очень стараться, чтобы это было так, независимо от того, как ты себя будешь вести. Ты замечательный ребенок, и не твоя вина, что твои мама и папа разошлись». Лучший способ обсудить сложные переживания каждого из членов вновь образовавшейся семьи – это поговорить о них, а поскольку детям трудно сформулировать свои чувства, основная тяжесть ответственности ложится на взрослых. «Что помогло нам выжить, – признался мне один отец, – так это то, что мы учили детей говорить обо всем откровенно, не скрывать от нас то, что их волнует. А это не просто. Мы, взрослые, напуганы тем, что пережили, и сначала я был склонен забыть о прошлом. Дети боялись даже упоминать о нем, потому что они чувствовали, что этим причинят боль и мне, и новой маме. Но мы почувствовали облегчение, когда все их беспокойство вылезло на поверхность». Частично воспоминания, которые дети приносят с собой в новую семью, объясняются тем, что они не готовы к вступлению в незнакомую им жизнь. Моя подруга вспоминала: «Когда мне было десять лет, нас с братом отправили в летний лагерь. Когда мы вернулись домой, мама встретила нас у автобуса и спокойно сообщила, что вышла замуж и что мы едем в новый дом. Мы знали того человека, за которого она вышла замуж, и однажды встречались с двумя его детьми, но я помню, что я почувствовала, что нас предали. Отчим старался хорошо относиться ко мне и к брату, но у нас так и не сложились близкие отношения». Дети скорее привыкнут к новому человеку, если его заранее представят им и осторожно расскажут о том, что произойдет. Важно, чтобы они могли поговорить между собой о том, что они ощущают в связи с этим сообщением. Одной из основных причин, почему прошлое занимает такое важное место в притирке между детьми и их отчимами и мачехами, – это то, что ребенку приходится испытывать конфликт между привязанностью к старым и новым родителям даже в том случае, если биологические родители не являются постоянной частью его жизни. Одна мачеха рассказывала: «Я всегда думала, что будет проще, если мать Ронни просто исчезнет со сцены. Пока она жила в том же городе, между нами существовало своего рода соперничество; мальчик не мог определить, кому из нас принадлежит власть, и ссорил нас друг с другом. Но когда она уехала, он был в таком отчаянии, страшно переживал, и весь комплекс его чувств, связанных с этим событием, еще больше усилил разрыв между нами». Положение дел еще больше обостряется, когда отношения между разведенными родителями продолжают оставаться напряженными. И они принимают еще более запутанный характер, когда отчимы и мачехи занимают позицию, противоположную по отношению к биологическим родителям, стремятся любым путем расположить к себе детей. «Я очень старалась сохранять нейтралитет, – вспоминала одна мачеха. – Но когда я услышала, как мать Джулии кричит на нее по телефону, а потом Джулия сказала мне, что любит меня больше, чем свою мать, я сдержалась от искушения сыграть роль, которая, знаю, не принесет пользы Джулии и мне в будущем. Я не стала с пренебрежением отзываться о матери, говорить, что она злая и я понимаю, почему девочка так говорит. Ведь рано или поздно, став взрослой, Джулия не простила бы мне этого». Проблема раздвоенности возникает тогда, когда ребенок не все время живет у отчима или мачехи, а время от времени меняет местожительство, живя то с матерью, то с отцом. Кэти живет зимой в Нью-Йорке с матерью, а летом в Калифорнии с отцом и его новой женой Лиз. Вначале Кэти, похоже, противилась всему, что пыталась делать Лиз: стричь ее, покупать ей новые платья, возить ее в Диснейленд – ничто не соблазняло Кэти. Наконец, Лиз осенило, в чем может быть дело. «Кэти, – сказала она, – я не стараюсь занять место твоей матери. Я просто хотела бы быть твоим другом». После этого Кэти смягчилась. Существует интересный момент в вопросе привязанности. Если отношения с биологическими родителями в целом были хорошими и здоровыми и они разумно себя ведут, разведясь или вступив в новый брак, ребенок не чувствует вину, когда у него устанавливаются теплые отношения с отчимом или мачехой. Однако если же первые ведут себя неправильно, настраивая ребенка друг против друга, он вступает в конфликт со вторыми. Детям очень трудно признать недостатки своих биологических родителей. Еще труднее приходится ребятам, когда они сравнивают их с новыми, которые на самом деле обладают достоинствами, не присущими настоящим родителям. В результате мачехи и отчимы принимают на себя весь гнев и страхи, которые, по-видимому, скорее относятся не к ним, а к родителям, оставившим ребенка. Он требует: «Не смейте быть лучше, чем мой отец (или мать), потому что тогда мне придется признать его (или ее) несовершенство». Мачеха или отчим должны иметь это в виду и не допускать возникновения подобной ситуации. Когда ребенок говорит: «Моя мать пекла пироги лучше», или «Мой папа умеет играть в футбол», или «Моя мама никогда не заставляла меня мыть посуду», – бесполезно ощущать в этих словах вызов или угрозу и стараться изо всех сил превзойти тех, к кому ребенок привязан. Для него будет гораздо полезнее, если мачеха или отчим скажут: «У каждого, с кем ты встречаешься, есть свои сильные и слабые стороны. Вместо того чтобы сравнивать меня с твоей матерью (или отцом), я надеюсь, мы с тобой когда-нибудь порадуемся тому, что найдем что-то хорошее в каждом из нас». Одна из наиболее вероятных, часто травмирующих проблем, с которыми сталкиваются новые родители: как добиться послушания младших? Один отчим сетовал на то, что ему никак не удается заставить своего пасынка слушаться его. «Только мой настоящий отец может указывать, что мне делать», – заносчиво провозглашал мальчик. В конце концов отчим ответил ему словами, которые должен был сказать в самом начале: «В доме у твоего папы живут по правилам, которые устанавливает он; в моем доме это делаю я и твоя мать». Подобные проблемы часто возникают в семьях, в которые дети приезжают только на выходные или каникулы. Это происходит потому, что «дом, в который приезжают в гости», они считают не настоящим, а местом, отведенным исключительно для удовольствия и развлечения. Нужно постараться, чтобы для них оба дома были настоящими: оба для удовольствия, оба для искренних взаимоотношений. Решить подобную задачу непросто, но матери и отцы, впрочем, как и отчимы и мачехи, должны понимать своих подопечных и быть уверенными в том, что дети их поймут, если они будут вести себя с ними естественно, не создавая конфликтных ситуаций, понимая всю ответственность, которая ложится на них за воспитание своих питомцев. Взрослые часто позволяют себе соперничать, добиваясь от ребенка любви. Должен или нет он звать своего отчима по имени? Должен ли принять его фамилию, если тот его усыновил? В обсуждении этого вопроса должны принять участие все заинтересованные лица, но это возможно только в том случае, если родители понимают, что не должны обижаться, когда дети ответят им искренне. Другие вопросы, которые нередко возникают в подобных случаях: кто из родителей будет ходить в школу на родительские собрания? Кто из них будет выбирать летний лагерь для детей? Эти проблемы не возникают, если один из биологических родителей полностью снимает с себя ответственность за воспитание дочери или сына. Но сейчас, когда все больше разведенных родителей поддерживают дружеские отношения между собой, в особенности если это касается детей, подобные вопросы действительно требуют разумного подхода к их решению. Будет лучше всего, если взрослые заранее договорятся, как вести себя в том или ином случае. Часто дети сами находят выход. «Мне хочется, чтобы отчим и мама пошли на школьную ярмарку, – сказала одна семилетняя девочка, – а ты, папа, своди меня в цирк. Мама всегда ходит в школу, но она ни разу не водила меня в цирк, поэтому мне хочется, чтобы было так». На первый взгляд может показаться, что маленьким детям будет легче приспособиться к отношениям родителей, но данные, полученные социологами, не подтверждают это предположение. Верно, что малыши настолько нуждаются в заботе отца и матери, что, скорее всего, они не будут вести себя враждебно в новой обстановке, тогда как подростки могут открыто выражать свою ревность, тревогу и обиду на взрослых. Но и у дошкольников тоже есть способы показать свое отношение к переменам, происходящим в семье. Одна мачеха рассказывала: «Когда мы с Фрэнком поженились и Джонатан стал жить с нами, ему было всего три года. Он цеплялся за меня, требовал ласки и никогда не был непослушным. Я была в восторге, пока у него не начались ужасные ночные кошмары, энурез и жуткие истерики. Я поняла, что он страдает от развода и нового брака так же, как страдал бы любой ребенок. Он был слишком мал, чтобы сказать об этом, но то, что с ним происходило, чутко отражало его настроение и отношение к тому, что случилось». У меня есть подруга, которая вышла замуж за отца двух сыновей-подростков, и она сходит с ума, потому что они не пытаются скрывать свою враждебность по отношению к ней. Я пыталась ее утешить, говоря, что, «по крайней мере, ее пасынки достаточно взрослые, чтобы сказать, что они переживают, и от ее реакции на их поведение зависит, как они поведут себя в дальнейшем». Некоторые дети не сопротивляются тому, что с ними происходит, других выбивает из нормального ритма жизни самое незначительное изменение обстановки. Очевидно, что у мачехи или отчима тоже могут быть свои особенности, и процесс приспособления к новым условиям у них тоже длится довольно долго. Пытаясь оценить, что же происходит, взрослым следует сначала постараться разобраться в собственных действиях и реакциях. Необходимо получить от биологических родителей всю возможную информацию о том, как ребенок реагировал на трудные бытовые ситуации, которые и раньше встречались в его жизни. Вновь и вновь я слышу от мачех и отчимов: «Так трудно определить, повлиял ли на поведение моего ребенка развод, или он просто-напросто невзлюбил меня, или всегда так себя ведет». Когда ребенок приспосабливается к новой ситуации, для него важнее всего почувствовать, что новый брак удачен. Подвергая испытаниям свои новые семьи, дети испытывают не только своего отчима или мачеху, они испытывают на прочность и сам новый брак отца или матери. В основе поведения, которое выглядит как «разделяй и властвуй», лежит вопрос: действительно ли это прочный брак, или он не выдержит моего плохого поведения? Детям нужно дать понять, что брак на первом месте и что иначе не может быть для всех хорошего дома. Одна мачеха сказала своему пасынку Джо, когда у них возникла стычка: «Послушай, Джо, я люблю твоего отца. Я вышла замуж за замечательного человека! Я хочу сохранить его». Ничто другое не было бы для Джо лучшим утешением. Что еще следует специально обсудить, так это то большое волнение, в котором вообще пребывают все члены семьи: сложится ли все к лучшему, или произойдет еще одна катастрофа? Бесполезно говорить себе или ребенку, что это никогда не повторится; никто не может быть в этом уверен. Гораздо более полезно будет сказать: «Мы любим друг друга и надеемся, что для всех нас все кончится хорошо. Это потребует немало времени, и нам надо не забывать говорить друг другу о том, что каждый из нас чувствует». Если такой вариант взаимного участия и доверительного общения кажется необычайно сложным, то в особенности на первых порах будет очень полезно пройти курс семейной терапии. Бывают времена, когда каждая семья может выиграть, прибегнув к услугам квалифицированного консультанта. Он поможет ей чувствовать себя в достаточной безопасности для того, чтобы не скрывать свои истинные чувства. В результате все члены семьи смогут понять, что не стоит паниковать, если на первом этапе возникают вполне понятные трудности, которые со временем исчезнут. Ничто из происходящего не фатально. На самом деле возникающие проблемы можно решить, не пытаясь добиваться этого сию минуту. Надо набраться терпения, проявить максимум выдержки, чтобы в результате достигнуть взаимопонимания и спокойствия. Как детям справиться с разочарованием К тому времени, когда я встретила Дженет, все четверо ее детей выросли и жили самостоятельно. Я была изумлена, обнаружив, что им удалось закончить и школу, и колледж, несмотря на то что она одна их воспитывала. Когда мы подружились, я спросила, как ей удалось противостоять трудностям и добиться подобного результата. «Все началось с нашего путешествия в горы, которое мы проделали во дворе», – ответила она. Муж Дженет был азартным картежником, она узнала об этом спустя годы совместной жизни. Когда обнаружилось, что, проиграв, он заложил их дом, истратил все сбережения и даже потерял свою работу, он однажды, не говоря ничего, ушел из дома и бросил семью. Вот что рассказала Дженет: «Все случилось в июле. А до этого мы много месяцев мечтали о совместном путешествии в горы. Я думала, что Джордж просто устал от работы, и настояла на том, чтобы он взял месячный отпуск. Мы с детьми от корки до корки изучили путеводители, карты, описания стоянок, читали книги о путешественниках и открыли, что геологические факторы были причиной образования каньонов и самих гор. За день до того, как мы должны были отправиться в эту увлекательную поездку и дети были переполнены ожиданием ее, разразилась катастрофа: я узнала истинную причину усталости мужа. Я, конечно, была в состоянии шока. Единственное, что волновало меня, как перенесут все эти неожиданные события дети и как сделать так, чтобы мы продолжали жить интересной, наполненной жизнью, не впали в транс. Мне казалось, что первой проверкой того, удастся ли нам это, будет то, совершим ли мы путешествие». Денег оставалось совсем немного, но туристское снаряжение было уже куплено, и Дженет объявила четверым испуганным детям: «Мы отправляемся в путешествие! Но мы будем путешествовать в нашем собственном дворе!» Семья жила в доме, к которому примыкал участок, заросший лесом. Дженет созвала семейный совет, на котором решалось, что можно сделать. «Мы поставим палатку в лесу и будем жить на улице», – сказала она детям. Они сначала были слишком потрясены и растеряны, чтобы проявить хотя бы малейший энтузиазм и поверить матери. «Вначале они просто выполняли все мои прихоти, – продолжила рассказ Дженет. – Мне кажется, они прикидывали, не сошла ли я с ума». Мать предложила установить основные правила путешествия. Девятилетняя Дженни сказала, что ей кажется, что нужно разрешить на это время пользоваться туалетом и холодильником в доме. Деннис сказал, что он построит очаг для того, чтобы готовить на улице; Чарли пообещал поставить палатку и принести спальные мешки и одеяла. Шерон попросила, чтобы ее назначили поваром, кроме того, она будет сообщать об истории тех мест, куда направятся туристы. Дженни должна была помогать Шерон убирать после еды. Они один раз сходят в магазин и будут хранить запас еды в холодильнике. Сначала Дженни, Дженет и Шерон пошли за покупками, мало-помалу детей все больше и больше вдохновляло приключение во дворе. «В конце концов их уныние переросло в возбуждение, – рассказывала Дженет. – Я понимала их состояние и постаралась, чтобы они знали об этом: “Вам трудно сейчас понять все, что произошло с папой, но мы не можем изменить того, что случилось. Нам поможет выстоять и продолжать жить дружно и интересно стремление поддержать друг друга, не предаваясь отчаянию”». Каждый день вся семья изучала карту, вычисляя, сколько километров мы проехали на машине, планируя поездки по окрестностям, читая о них, распевала песни, рассказывала истории у вечернего костра. Однажды ночью Дженни так туго застегнула молнию на палатке, что Шерон не могла вылезти из нее, чтобы сходить в туалет. Пытаясь выбраться наружу, она опрокинула палатку на остальных спящих. Кошка и собака путешествовали вместе со всеми. Несколько раз все члены семьи решали, что они должны остановиться в мотеле с бассейном, тогда все играли в футбол и бадминтон и занимались ритмической гимнастикой. «Это было потрясающее путешествие, – рассказывала мне Дженет. – Мы были в Большом Каньоне, в Йеллоустоунском и Тетонском парках – все это у себя в голове и по картинкам из книжек». Меня настолько заинтриговало такое замечательное творческое преодоление травмирующего жизненного события, что я почти забыла свой первоначальный вопрос о том, как дети стали такими сильными и изобретательными. Но в конце концов я спросила Дженет, почему этот конкретный опыт кажется ей столь значительным. «Вместо того чтобы уйти в разочарование, мы противостояли ему, и чувства, которые мы ощущали во время путешествия, оттеснили его, хотя все мы испытывали боль от того, что произошло в семье, мы не позволили боли одолеть нас». С тех пор, как я услышала эту историю, я много думала о значении разочарования в жизни ребенка. В жизни каждого ребенка случаются события, которые приносят ему разочарование, но они очень различны: ты можешь страдать из-за того, что тебя не пригласили в гости, можешь сломать ногу и долгое время не иметь возможности играть в бейсбол. Разочарование может сопутствовать переезду в новое место: приходится оставлять друзей и не участвовать в школьном спектакле. Исходя из жизненного опыта, мы понимаем, что такого рода переживания присущи каждому человеку, но для ребенка, который опытом не обладает, подобные события могут казаться огромными, он уверен, что пережить их невозможно, и взрослым необходимо прийти ему на помощь, выработать стиль поведения в подобных ситуациях, научить его не отчаиваться, не опускать руки, а попытаться справиться с собой, выйти победителем. Недавно мне представилась блестящая возможность наблюдать, как дети по-разному ведут себя, реагируют на разочарование, и меня не удивило, что их реакции отражали установки взрослых, которые были рядом с ними. Однажды я стояла в очереди за билетами в кино и вдруг услышала, как кассир объявил, что на этот сеанс все билеты проданы. Я с интересом наблюдала, как вели себя после этого сообщения взрослые и дети. Взрослые кричали на плачущих детей: «Прекрати плакать сейчас же, я больше не возьму тебя в кино!» или «Если ты не прекратишь ныть, я тебя отшлепаю!» – ответом на эти угрозы были громкие рыдания. Стоящая передо мной женщина с тремя детьми произнесла: «Да, очень неприятно, что так получилось. Я понимаю, ребята, вы расстроены, я тоже. Давайте подумаем, как мы проведем время сегодня. Завтра мы придем сюда еще раз, но нужно решить, что еще может нас порадовать». Ребята спокойно выслушали ее и стали выдвигать свои предложения. Конечно, установки взрослых не полностью определяют, как будет вести себя разочарованный ребенок. Все по-разному ведут себя в подобных случаях и по-разному преодолевают их. Некоторые из детей, стоявших в очереди за билетами в кино, выглядели расстроенными. Один мальчик всю дорогу пропрыгал на одной ноге; маленькая девочка бежала за родителями, сотрясаясь от рыданий. Я слышала, как ее отец сказал, обращаясь к жене: «Вот Грета Гарбо в одном из своих великих спектаклей!» Поскольку мы стояли рядом в очереди и испытали одно и то же напряжение, он повернулся ко мне и сказал: «Скоро она забудет о своем огорчении и будет радоваться, что мы идем в кафе-мороженое». В драматических переживаниях очереди в кино были налицо все составляющие успешного преодоления детских разочарований. Дети, чувствующие поддержку и сочувствие родителей, быстрее других пришли в себя. Кроме того, было ясно, что у каждого из нас есть свой способ, помогающий справиться с несчастьями. Когда старшие осознают эту разницу в реакции младших, те способны воспользоваться своими внутренними ресурсами для того, чтобы вернуть хорошее настроение. Если мы помним о возрасте ребенка и учитываем его, когда видим, как он реагирует на происходящие события, нам не трудно понять его состояние в разных ситуациях. Способность переносить разочарование приходит с возрастом и с опытом. Для трехлетки нормально, если он безутешно плачет, когда разбилась его любимая игрушка; для семилетки естественно громко и долго рыдать, когда он заболел гриппом в канун своего дня рождения; для подростка нормально впадать в депрессию (по крайней мере, на 48 часов), когда девочка, которая ему нравится, решила пойти на дискотеку с другим. Требуется много времени, чтобы вырасти и начать относиться к подобным огорчениям разумно. По-видимому, для ребенка будет полезно, если вы отвлечете его от огорчений, дав возможность заняться чем-нибудь другим. Он утешается, когда ему помогают осознать, что есть выход из данной ситуации, и предлагают другие варианты, которые не менее интересны. Часть тех обсуждений, которые велись вокруг кинотеатра, и была посвящена серьезному рассмотрению таких альтернатив, как поход в дельфинарий; в кафе-мороженое; в бассейн; возвращение домой, чтобы поиграть в «Монополию»; покупка в магазине каких-нибудь семян, чтобы, как только дождь кончится, можно было посадить овощи в саду. Другое общее правило для восстановления нормального состояния состоит в том, что мы можем справиться почти со всем, что с нами происходит, если не чувствуем себя полностью беспомощными. Серьезное рассмотрение альтернатив проведения свободного времени помогает передать ребенку чувство, что он способен одолеть несчастье: что есть немало дел, которые ему под силу. Выбор предполагает чувство контроля и независимости. Когда у ребенка возникает сильная вспышка раздражения, вызванная разочарованием, не исключено, что он чувствует, что нет выхода из данной ситуации, что все потеряно. Захваченный минутным переживанием, он не способен думать о чем-либо другом. В этот момент помощь родителей очень важна: она дает возможность ребенку обрести контроль над своим поведением, показав, что есть возможность исправить положение, что оно не безвыходно, надо только всем вместе подумать, как его исправить. Иногда взрослые перегибают палку, стараясь смягчить разочарование у детей. Одно дело – предложить небольшое утешение, такое как конфета или мороженое, но совсем другое – сильно реагировать на огорчение ребенка, не давая ему возможности преодолеть собственные неприятности. К примеру, моя подруга Дженет, возможно, могла бы одолжить денег и отправиться со своими детьми в настоящее путешествие. Она не сделала этого, потому что понимала – это была бы искусственная реакция на то, что случилось в семье. Бывают случаи, когда мы вынуждены отказаться от каких-то удовольствий и нам приходится претерпеть страдание. Если мы стараемся уберечь ребенка от любого мучительного переживания, мы лишаем его возможности научиться вести себя в подобных ситуациях. Непросто выдержать в эти минуты равновесие между жестокостью и состраданием. Жестоко говорить ребенку: «Нам придется переехать, потому что отца посылают работать в другой город, и я не желаю больше слышать твое хныканье по этому поводу». Вряд ли стоит утешать его так: «Бедный мой! Тебе придется привыкать к новой школе и новым друзьям, я просто не знаю, как ты сможешь это перенести!» Первое заявление не оставляет места для нормального страдания и страха, а второе – дает понять ребенку, что он слишком некомпетентен, чтобы иметь дело с реальностью. Гораздо более полезным будет сказать что-то вроде: «Послушайте, ребята, нам всем предстоит переезд, это очень мучительно, но надо справиться с трудностями сообща». Когда мне было одиннадцать лет, я заболела ревматизмом. В то время единственным его лечением был постельный режим. Врач, осмотревший меня, сообщил, что я не буду ходить в школу до конца года. Это было оглушительным потрясением, но мои воспоминания об этом периоде жизни совсем не так ужасны. Лучше всего мне запомнилась газета, которую я выпускала в постели. Она называлась «Новости постели», и каждую неделю родители и брат давали мне заметки, стихи, рассказы и иллюстрации, которые я затем помещала в ней. Я сама писала колонку редактора, и каждую неделю вся семья собиралась у моей постели, и мы вслух читали газету. Я стала выращивать разные растения из семян, в основном это были апельсины и грейпфруты; сделала массу глиняных фигурок и пепельниц; выучилась вязать; делала кукол и общалась с друзьями, которые приходили ко мне. К концу моего домашнего заточения мы устроили «Семейную ярмарку», на которую пригласили всех знакомых, на ней были представлены вещи, которые я сделала за зиму. Деньги, вырученные на ярмарке, я отдала в фонд организации, которая занималась отдыхом для малообеспеченных детей. 68 долларов по тем временам были немалой суммой. Я помню одиночество, страх (поправлюсь ли я когда-нибудь?), ужасные разочарования, особенно в праздники, когда все ходили на прогулку, ездили в гости, занимались интересными делами. Но эти дни не были для меня катастрофой, возможно, потому, что мои родители помогли мне творчески использовать свободное время, не считать его потерянным. Даже сейчас я чувствую гордость за свою победу: я убеждена, что все это во многом помогло формированию у меня чувства компетентности. В конце концов несчастье – это подлинная жизненная реальность, и детские разочарования позволяют нам понять, что трагическое помогает нам стать лучше, чем мы есть. Дети сильно реагируют на наши ожидания. Если мы убеждены, что они стойко перенесут страдания, то более чем вероятно, что так и будет. Всякий раз при встрече кто-то из родителей говорит мне: «Я не осмеливаюсь сказать дочке, что мы не можем поехать на пляж. Она будет рыдать целый день!» И такое пророчество непременно сбудется. Когда мы предполагаем, что ребенок сильный и разумный, он испытывает гордость, что его видят таким: «Если они думают, что я действительно сильный, может быть, так оно и есть!» Но и в таком подходе есть своя ловушка. Быть уверенным в том, что ребенок пройдет испытание реальным страданием, отличается от того, чтобы приказывать ему так себя вести. И когда взрослый говорит ребенку: «Ты слишком большой, чтобы вести себя как маленький», я знаю, что в результате произойдет значительный регресс в поведении. Это рождает ощущение неуверенности в себе, поскольку на самом деле мы никогда не преодолеем потребность хоть иногда вести себя как маленькие. Смысл будет совершенно другим, если мы скажем: «Мучительно в твоем возрасте пережить такое разочарование. Но я знаю, что ты довольно сильный человек и преодолеешь его». Реакция детей на разочарование в ком-то или в чем-то зависит от того, что в нем скрыто. Одна девочка в течение многих недель предвкушала, как она будет нести цветы на свадьбе. Когда свадьбу отменили, нам всем было интересно, как она переживет это сообщение. Шестилетняя девочка отреагировала на него весьма философски. «Мне кажется, им не стоит жениться, – сказала она, – если они не хотят». Переживания было намного меньше, чем ожидали взрослые, частично и оттого, что она знала, что летом поедет отдыхать с родителями. Мы должны подготовить ребенка к разочарованиям, помочь ему понять, что это норма жизни. Если бейсбольная команда проигрывает три раза подряд, Марти относится к этому спокойно. Он может пару раз ударить ногой об стену, может ругаться, может страдать вместе с товарищами по команде, но эта серия событий не нанесет ему особого ущерба. Джули, напротив, выходит из раздевалки после первенства по гимнастике полностью опустошенная. Ее отец придавал такое значение ее победе, что она больше не получает удовольствия от самой гимнастики, уверенная в том, что победа – это все. Страдания наших детей приобретут немыслимый масштаб, если они убедятся в том, что мы болезненно относимся к их удачам и неудачам: будь это школьные отметки или спортивные соревнования. Когда мы подчеркиваем, что единственное истинное и имеющее смысл состязание – это состязание с самим собой (сделали ли мы все как можно лучше?), неизбежные поражения не превратятся в катастрофу. Один из лучших способов подготовить ребенка к разочарованиям – это помочь ему наслаждаться своим собственным обществом в первые годы жизни. В детстве разочарования часто связаны с невозможностью сделать что-то или увидеть кого-то. Они возникают в минуты, когда ребенку приходится остаться на время одному и он ощущает бесполезность своего существования. В таком случае разочарования будут наиболее сильными. Внутреннее удовлетворение от сознания того, что можно наслаждаться своим собственным обществом, – это важнейшее противоядие в случае, если придется пропустить туристический поход или поездку на экскурсию. В наше время родители особенно должны проследить, чтобы ребенок научился спокойно переносить ситуации, когда никто его не развлекает. Конечно, телевизор дает наглядный пример, как можно пассивно зависеть от того, как тебя развлекают другие; просмотр телевизионных передач должен проходить под контролем взрослых. Я вовсе не считаю необходимым исключить телевизор из жизни ребенка. Когда он болен и скучает, вполне оправданно позволить ему смотреть больше передач по телевизору, чем обычно, поскольку нет другого способа облегчить его страдание. Экстремальные ситуации – это время, когда можно нарушать правила! Когда врач говорит, что гипс нельзя снимать еще две недели, это самое время съесть пирожок с сосиской или выпить лимонада, даже если в доме это «под запретом». Если у папы неотложные дела и он не может взять ребенка на решающий бейсбольный матч сезона, то стоит отбросить опасения и разрешить сыну купить пять комиксов. Нет ничего сколь-нибудь дурного в том, чтобы облегчить страдание, этим вы вовсе не испортите ребенка. Скорее, это будет для него урок сострадания; вы даете ему понять, что вам не безразличны его страдания и вы хотите предложить что-нибудь подходящее, чтобы приободрить его. Чем добрее мы ведем себя и чем меньше мы требуем от сына или дочери в таких ситуациях, когда ребенок терпит боль, стиснув зубы, тем более вероятно, что он будет стараться вести себя хорошо. Все мы жаждем сочувствия и сострадания, склонны проявлять себя с лучшей стороны, когда нас настигает несчастье, а рядом с нами находятся люди, которым то, что происходит с нами, небезразлично.