Сначала муравьи защекотали кончик большого пальца. Потом остальное войско – не меньше ста тысяч – поднялось колонной, точно римляне, по икре и по ляжке. Гарри почувствовал, как пот капнул с его руки. Муравьи царапались, забирались под кожу, пожирали его мышцы. Он вспомнил фильм про животных, где кролик, съеденный муравьями-легионерами, в конце стал похож на обглоданный рыбий хребет. Гарри медленно поднял ногу и вытянул ее, упершись в стену. Муравьи попятились и отступили. Надо уточнить, что Гарри находился там, где ему быть не следовало. Но ему некуда было деваться. Он прятался, лежа под сундуком на ножках на втором этаже, с единственной целью – спокойно понаблюдать за Розеттой в коробочке из-под «Тик-така». Рядом с ним лежал стебель порея. Но Гарри был не из тех, кого удивляет присутствие свежего порея под сундуком. Вдруг раздался шорох. Лежа ничком на полу между четырех деревянных ножек, Гарри видел всё, а его никто не видел. В самом деле, кому придет в голову согнуться пополам, чтобы заглянуть под сундук? Кроме Гарри, скорее всего, никому. Итак, шорох. Гарри спрятал коробочку в карман и замер. Он узнал жильца. Из-под сундука он видел его от ботинок до нагрудного кармана рубашки. Жилец – как же его зовут? – заканчивал переносить вещи. Он ворочал коробки, на которые были наклеены красные ленточки с надписью «Осторожно, бьется». Жилец содрал одну ленточку и открыл коробку. Очень осторожно вынул из нее предмет, который Гарри не мог видеть, потому что тот был завернут в пузырчатую пленку. Жилец унес его в соседнюю со спальней комнату. Потом вернулся, снова ушел с таким же свертком, и так три раза. Гарри очень хотелось узнать, что же это за таинственные упакованные предметы. Но это было невозможно. Он только услышал, что они позвякивали, как стекло. Он уже зевал от скуки, когда что-то зашевелилось в поле его зрения. Гарри вытянул шею и увидел… Майкрофта! Он тоже наблюдал за новым обитателем дома… ЕГО дома. Ведь Майкрофт наверняка знал больше тайн об этих стенах, чем люди. Гарри дружелюбно помахал рукой. Майкрофт не ответил. Но Гарри понимал, что крысе приходится проявлять сдержанность с учетом обстоятельств. Жилец открывал четвертую коробку. Все то же самое. И снова поползли муравьи. Теперь на другую ногу. Это длилось, казалось, целую вечность… и вот наконец жилец вышел из спальни с длинной низкой клеткой. Гарри чуть не стукнулся головой о дно сундука! В клетке сидела… крыса! Крыса гораздо меньше Майкрофта, красивого жемчужно-серого цвета. Майкрофт тоже ее заметил. И Гарри мог бы поклясться, что в его красных глазах блеснул огонек. У него будет друг! Гарри подмигнул ему. – Как дела, моя красавица? – спросил голос жильца. Вне всякого сомнения, он обращался к серой крысе. Очень ласково. Кстати… «красавица»? Значит, это?.. Майкрофт подмигнул Гарри в ответ. Ну да. Девочка. Жилец унес клетку в третью комнату и вернулся распаковать последнюю коробку. Вдруг он вскрикнул от боли и запрыгал с ноги на ногу, как в танце вуду. – А, черт, черт, долбаный крючок! – закричал он и сунул в рот уколотый палец. Было ли это от скуки? Из-за муравьев? Просто рефлекс? Или надоело лежать скрючившись? Гарри вскочил на ноги и заорал в лицо изумленному Танкреду: – Грубое слово – евро! Письмо Гортензии Мюгетте Как ты долго не отвечаешь! Я прекрасно знаю, что ты была там, когда я звонила в больницу позавчера. Почему мне сказали, что ты вышла в сад? Если ты устала или про сто не хочешь со мной говорить, так и скажи. Я пойму. Только не ври. Извини, что говорю начистоту, но ты бы тоже такого не стерпела, правда? Ладно, стоп. Кончили ссориться. Напиши мне в следующем письме (которого я жду! Очень жду!), получила ли ты «Призрака и миссис Мьюр»[48]. Тетя Лукреция обожает этот фильм, но это не должно помешать тебе тоже его полюбить! Из-за всего этого я еще не рассказала тебе про Танкреда, нашего жильца. Готово дело, он въехал. Шарли не хотела пускать молодых мужчин в Виль-Эрве… Но он ее уболтал в два счета. И нас всех тоже. Нельзя сказать, что от него много беспокойства. Он работает целыми днями в своих трех комнатах с ванной. Чем он занят? No sé[49]. И никто не знает. Мы думали, что он писатель, но нет. Его работа звенит, громыхает, хлюпает, брякает, скрипит. Танкред – Таинственный жилец. Он славный, вежливый. Немного рассеянный, но это добавляет ему обаяния… И тут самое время перейти к ze last but not least[50]: он КРАСИВЫЙ! Беттина находит у него ямочку Анджело Альба, лыжника, олимпийского чемпиона. Я – походку Фреда Астера. Энид – зубы Джорджа Клуни. Дезире – прищур Нельсона Манделы, когда он смеется. Гарри уверяет, что у него и Розетты одинаково умное выражение лица. (Я не решилась проверить!) Выслушав эту лавину сравнений, Шарли заключила: он похож на медведя, да-да! И прячется в башенке, как в берлоге! Его «квартира» отделена от остального дома дверью на лестничной площадке. До сих пор эту дверь никогда не закрывали. Но Шарли на этот счет непреклонна: каждый у себя. Тем не менее она всегда готова принести ему ужин, когда мы слышим, как в одиннадцать часов он еще работает и ничего не ел. Беттина подколола ее: «Женщинам всегда хочется кормить мужчин насильно». Шарли покраснела. И все-таки. Чем он там занимается? Что у него за работа? Иногда из-под двери чудесно пахнет: цветами, шелком, фруктами, ароматическими свечами. А иногда воняет мокрым картоном, старой подметкой, заплесневелым апельсином. С тех пор как он здесь, ему не приходило никакой почты, ни одного письма. Интригует, правда? Пока всё о загадочном красавце. Целую тебя. Все тебя тоже целуют. И пиши!!! Это была обычная весна. Ливень, солнце, ливень и так далее. Каждое утро волны смотрели приветливо и кивали белыми барашками, желая хорошего дня. И вдруг – опа! – ведро воды выливалось вам на голову. А волны корчились. Конечно же, от смеха. Между двумя дождями Энид и Дезире собирали морских черенков[51]. Обе копались в песке. Дезире путала их норки с крабовыми. Энид смотрела на нее снисходительно (ох уж эти мне парижане!). По ступенькам утеса с ведерком в руке спустился Гарри. – Я пришел вам помочь. – Если хочешь. – Я видел, как с утеса вспорхнула странная птица, – сказал он. – Птиц здесь полно, – отозвалась Энид. – Особенно весной. – Вон, смотри! Она посмотрела. Из пещерки в утесе вынырнула тень. Энид сразу узнала ее трепещущий полет. – Это не птица. Это летучая мышь. Дезире испуганно взвизгнула. – Летучие мыши! – Они обычно летают вечером. Не бойся, они не кусаются. – Они цепляются за волосы. – Я знаю одну, мы с ним дружим. Его зовут Свифт. Энид колебалась. Ей не хотелось открывать тайну Виль-Эрве, которую знала она одна. Но эти глупости насчет летучих мышей ее разозлили. – Они живут в пещерах внутри утеса, – сказала она. – А про волосы – это чушь собачья. Я знаю, грубое слово – евро. Но Гарри услышал только одно. «Летучие мыши внутри утеса». – А ты хорошо знаешь эту… Суифф? – Он мой друг. Зимой он спал, но теперь, весной, опять будет висеть вниз головой на деревьях перед моим окном. Дезире вздрогнула. Летучая мышь, висящая вниз головой, буэ, спасибо, не надо. У Гарри же просто слюнки потекли от зависти. – А мне можно будет ее увидеть? – Если она захочет. Скорей сюда! Черенок… Но моллюск уже зарылся поглубже, оставив только пузырь на песке. Девочки пошли охотиться дальше. Гарри остался стоять на берегу с ведерком в руке. Он ждал: вдруг летучая мышь снова вылетит из утеса. Но нет. И он ушел в глубокой задумчивости, напевая: – Есть домик у медведя, не слышно ветра в нем, но ты туда не суйся, он съест тебя живьем… 7 Пить и петь Шарли закатила глаза к потолку. Энид и Дезире соревновались, кто дальше выплюнет косточку от оливки. Они целились в камин. Но подлые косточки, как назло, приземлялись между девятой и одиннадцатой половицами. Шарли закатила глаза к потолку.