Жозеф сказал, что ему хочется пить, и предложил сходить за лимонадом. Они покинули игровой зал. Дариус взял под руку Денизу. Жозеф разделил банку лимонада с Беотэги, оба по-прежнему хохотали. Раймон же – не надо карт Таро, чтобы об этом догадаться, – явно хотел, чтобы с Беттиной у него все ускорилось. Он под любым предлогом хватал ее за локоть, за шею или за пальцы. До сих пор они почти не говорили, потому что играли. На улице она обнаружила, что он еще и разговаривает. Но беседа его была не интереснее соковыжималки. В какой-то момент (когда они пришли в городской парк) он сказал: – Ты похожа на Николь Кидман. Молодую. И немного на Дрю Бэрримор… И еще на Виржини Ледуайен, только рыжая… – Да? Мне всегда говорили, что я похожа на Красную розу Красной горы. – А? – Где же остальные? – смилостивилась она. Дениза целовалась за большим кедром вдали. Найти Беотэги было еще легче, она продолжала смеяться. Когда они шли через лужайку, Раймон вдруг обнял Беттину и прижался губами к ее губам. Она оттолкнула его. Он обнял ее крепче. Она почувствовала вкус его слюны. Снова оттолкнула. – Черт! – прошипела она, вырываясь. – Ты соображаешь, когда хочется, а когда нет? – Тебе не хочется? – спросил он, искренне удивившись. – Ничуточки. Она посмотрела на его волосы, такие, как ей нравилось, на прямой нос, на красивые губы… Боже мой, боже мой, все коту под хвост. – Извини, – сказала она. – У меня нет настроения… Беотэги вдруг перестала смеяться. – Ты с кем-то встречаешься? Если бы. – Не в этом дело, – вздохнула она. – Ну и?.. – спросил Раймон. Он снова обнял ее. Она не поверила ни своим глазам, ни своим ушам. И с силой оттолкнула его. – Ну и ничего! – фыркнула она. – Знаешь, ты в моем вкусе, – настаивал он. – Я обожаю Николь Кидман, и Дрю Бэрримор, и Виржини Ле… Беттину вдруг охватила отчаянная, безумная тоска по Мерлину Жил леспи. Она так давно, так давно хотела его увидеть. Как будто ее сердце впало в зимнюю спячку. Но зима закончилась. Сердце открылось. Настало время кукушки (вот смех-то), нарциссов, дрока, форзиций… Ей очень, очень хотелось увидеть Мерлина. – Извини меня, Раймон! Я пойду. – Уже? Мы еще не поговорили! Лучше не надо. Она подумала это про себя, но вслух не сказала. * * * Шарли и Женевьева отвели в бассейн Энид, Гулливера, Гарри и Дезире – это была битва титанов. Они привели их назад к полднику. Обе еле стояли на ногах, зато четверо мелких были бодры. – Ты можешь приготовить шоколад? – простонала Шарли, обращаясь к Гортензии, встретившей их на крыльце. – Ради бога. Банда четырех разбежалась по всем углам дома. У двух старших больше ни на что не было сил. Зазвонил телефон. – Подойди! – взмолилась Шарли, вновь обращаясь к Гортензии. – Ради бога. Звонил Базиль. – Вряд ли я смогу поговорить за тебя, – сказала Гортензия, протягивая ей трубку. – Даже ради бога. Это ТВОЙ дружок. – Базиль? – всхлипнула Шарли в трубку. – Уффф. Я чувствую себя залежалым рубленым мясом… А ты? Она ушла с телефоном в кладовку, отчасти чтобы не смущать сестер, но в основном чтобы вволю пожаловаться. Присела на цоколь госпожи Бойлерши (по обыкновению ледяной) и прошептала: – Я по тебе скучаю. Дом без тебя превратился в зоопарк… Да, мне не терпится… Я тебя тоже… На этом месте старшая поцокала языком, примерно так же, как Энид, когда та вечером подавала знак Роберто и Ингрид, что они могут спать под ее одеялом. Это были короткие тихие поцелуи. Сдавленный смех заставил Шарли повернуть голову. Она поцеловала Базиля в последний раз и отключилась. – Ну и где вы, паршивцы? Они выскочили сразу со всех сторон – Энид, Дезире, Гулливер и Гарри, – щебеча, как скворцы в летнем небе. Она отделалась от них при помощи пачки печенья и вернулась в гостиную. Тут как раз вышла Беттина, сменившая свой ультракороткий свитер в гусиную лапку на длинный из теплой шерсти. – У нас есть жилец! – вдруг сообщила Шарли. – Точнее, жилица. Все посмотрели на нее. – Мадам Убук, моя дорогая начальница, – пояснила она, – думает, что это может заинтересовать ее племянницу, которая приедет на стажировку на несколько месяцев в… Гортензия подпрыгнула в кресле. – Невозможно! – перебила она Шарли. – Я как раз собиралась вам сказать… – Нам сказать?.. Гортензия почесала живот. – Э-хм. Что больше нельзя сдать… теперь. – А почему, ради бога? – Они… Кашель Гортензии. – …уже… Кашель. – …сданы! Женевьева взъерошила волосы двумя руками от затылка ко лбу. Пряди встали дыбом и походили на ирокез. – Отмени! – фыркнула она. Гортензия теребила пальцы, губы, мочки ушей. Когда нечего было больше теребить, она призналась: – Невозможно. – Ты, надеюсь, ничего не подписала? – Нет. – Все равно ты несовершеннолетняя. Твоя подпись значит не больше отпечатка лапы Ингрид. – Но я обещала! – Кому? – рассердилась Шарли. – Одному… человеку.