– Сдать комнату родителей и две соседних. – ЧТО?! – воскликнули четыре голоса. – Комнату папы и мамы! Ты этого не сказала! – Она единственная имеет отдельный вход. Жилец сможет ходить не через холл, а через башенку. Он будет сам по себе, мы сами по себе. Общей останется только кухня. – Но… эта комната. – Их комната. – Мы ничего там не трогали с тех пор… – Вот именно. Пора в ней прибраться. – А что делать с их вещами? Куда мы их положим? – Чердак. Подвал. Коридор. Стенные шкафы. Места здесь хватает. Гортензия почувствовала, как слезы защипали веки. – Я не хочу трогать их комнату! Шарли прижала ладони ко лбу, как будто хотела что-то спрятать. – У нас нет выбора, – почти прошептала она. – Или так, или простимся с домом. Тихий ангел пролетел, вернее, прополз, волоча ноги. Его почти было слышно. – Дадим объявление в газету? – спросила Беттина. Шарли почесала за ухом. – Уже. Оно выйдет в понедельник утром. Четыре вздоха взмыли к потолку просторной кухни. – Черт, – буркнула Беттина, – я никогда не привыкну… – Грубое слово – евро! – закричал Гарри. – Я сказала: я никогда не привыкну. – Ты должна мне евро. Гарри протянул руку. Беттина рассеянно посмотрела на него. Но рассеянные глаза тотчас округлились от удивления. – Что ЭТО такое? Гарри невозмутимо посмотрел на пол, где на конце веревочки шевелилось что-то живое и зеленое. Дезире ответила за него: – Это краб. – Вижу. Я спрашиваю: разве ему место в доме? – Я его приручил, – заявил Гарри. – Учительница читала им «Маленького принца», – объяснила Дезире, как будто это был ответ на все вопросы. – Я нашел его на пляже. Он был совсем один. Шарли закрыла глаза и досчитала до семи, чтобы снять напряжение. – Гарри, – чеканя слог и, проговорила она, – ты думаешь, этот краб счастлив, что ты держишь его за комнатную собачку? Мальчик задумался. – Он же не лает, – сказал он. – Тебе не кажется, что этот кошма… это членистоногое и Розетта предпочли бы вернуться к своим друзьям? – У них не было друзей. – Если ты отпустишь Розетту в сад, она наверняка найдет себе подружку. А этот краб… – Ксавье-Люсьен. – Он тоже отыщет приятеля в скалах. Гарри еще подумал. – Ладно. Я их отпущу… Все затаили дыхание. – …после каникул. Когда мы уедем в Париж. А пока можно они побудут со мной? Женевьеве подумалось, что с зеленым крабом на поводке, тараканихой в коробочке из-под «Тик-така» и жильцом (или жилицей) на втором этаже весна действительно начинается не лучшим образом. 3 Вешалка из ресниц и ожерелье из туалетной бумаги Письмо Гортензии Мюгетте Моя дорогая! Ветеринарша передает тебе новости про котят, они отлично себя чувствуют. Трансфузия, например, теперь у молочницы. Она вдвое прибавила в весе, представляешь себе? А ты? Как дела? Зербински звонила и сказала, что лечение тебя очень утомляет. Держись! Здесь у нас полный кавардак. Шарли пришла в голову гениальная идея, как нам разбогатеть: сдать три комнаты на втором этаже, в том числе комнату мамы и папы и ванную при ней. Два дня мы выносим, убираем, пакуем, таскаем вверх-вниз коробки (но никакого жильца на горизонте пока нет), все это на суперкрутой лестнице в башенке, ноги гудят и болят. Обстановка довольно странная. Комнату родителей не трогали с тех пор, как они… мне трудно это писать… в общем, после аварии. (Видишь? Я пишу эти слова мелко-мелко, как будто хочу, чтобы этого не было.) Под кроватью я нашла резинку с помпоном, которой мама скрепляла волосы в те дни, когда пылесосила. Там не подметали с тех пор… Я не хотела плакать, мне казалось, будто мама держит меня за пальчик, как раньше, подбадривая меня. Я нацепила резинку на свои волосы, они здорово отросли с января, когда тебя увезли в швейцарскую больницу. Забыла тебе сказать, здесь бардак еще и из-за кузенов, которые у нас на каникулах. Гарри семь лет, Дезире восемь. Их папа – наш дядя Флорантен, мамин брат с приветом. С приветом по тысяче причин. Женевьева и мама питают к нему слабость. Он у нас в семье артист. Был актером, но я видела его в театре только один раз, четыре года назад, когда мы были в Париже. В кино самая большая его роль – рукав куртки за платаном. Его жену зовут Юпитер, смешное имя, правда? Гарри коллекционирует гадкую живность, а это уже не так смешно. Он нашел в поезде таракана и назвал его Розеттой, а у скал подобрал зеленого краба по имени Ксавье-Люсьен, которого теперь водит на веревочке. Кошки интересуют его меньше. Говорю же, только гадкая живность. Ну ладно. Ты напишешь мне или нет? Крепко тебя целую. И Зербински тоже. Все наши тоже целуют тебя. Гортензия В школьном автобусе взгляд Беттины сразу отыскал Денизу Коменчини и Беотэги Пермулле на заднем сиденье. Они, как обычно, заняли ей место. – Что вы сделали с глазами? – спросила она, подойдя. Подруги прыснули. Дениза раскрыла ладонь, в которой лежал золотистый тюбик. – «Гигантик Монументал Лэш», – сказала она. – Ресницы получаются обалденно грандиозные. Попробуй. Беттина посмотрела на тюбик, потом на Беотэги и Денизу. – У вас глаза как у Минни-Маус, – фыркнула она. – Не уверена, что хочу мультяшную физию. Тем не менее она взяла щеточку и зеркальце, протянутое Беотэги, и принялась красить ресницы. Обе подруги захихикали. Две недели назад у Денизы изменился смех. Это случалось примерно дважды в год. Нынешний начинался на манер тридцати кастаньет и заканчивался колокольчиком мадам Фубиру, который звенел, когда клиент открывал дверь ее химчистки. – В чем дело? – спросила Беттина, обращаясь к зеркальцу, одним глазом глядя на свои веки, черневшие от «Гигантик Монументал», другим – на растущие за окном форзиции[43]. – Мы приглашены! – сообщила Дениза. – В среду, – уточнила Беотэги.