– Женевьева, заколи волосы. За дверью раздался рев тети Лукреции: – Хоть кому-нибудь придет в голову мне помочь? Сунув в рот мятное драже «Тик-так», Шарли побежала на помощь тете, а сестры тем временем успели побросать в камин окурки и барашки кошачьей шерсти. – Дорогие мои! – прогудела тетя Лукреция из холла. – Еще немного, и вы бы меня больше не увидели! – … – Я начала делать покупки к Рождеству. Пока только мелкие. Я предпочла бы все купить в ноябре, не так дорого, но… Тетя Лукреция прошествовала в гостиную, слева от нее плыло нечто зеленое и восхитительно пахнувшее, справа семенило существо неопределенного цвета, бесспорно, вонючее. Елка. И свамп-терьер Делмер. – Смотрите! – произнесла тетя с царственным жестом. – Елочка! Елочка была не первой молодости, лысоватая, но вполне симпатичная. Шарли видела ее близняшек на распродаже в «Гиперпромо». Беттина подумала, что для тети Лукреции это будет алиби, чтобы не вручить им сегодня ежемесячный чек (не всё в один день!), и поводом напроситься к ним на Рождество. Нос тети Лукреции обнюхал гостиную, и Делмер тотчас последовал ее примеру. – Здесь что-то горело? (Да, сигарета.) Шарли поперхнулась. Но Беттина с грацией романтической героини воскликнула: – О боже мой, тостер! И бросилась на кухню. Ноздри тети Лукреции не переносили ни сигарет, ни трубки, ни кошачьей шерсти. Даже на экране в кино. – Выпьешь что-нибудь, тетя? – Спасибо, нет. Впрочем, да. Я весь день ходила по магазинам, ноги гудят, у вас найдутся тапочки? Это означало, что она задержится на весь вечер. Гортензия пошла на кухню, где томилась Беттина. – Ты правда жаришь хлеб? – удивилась она. – А что? Ложь должна быть правдоподобной. Гортензия взяла графин, обнаружила на нем следы пальцев Энид, нагнулась, чтобы достать из-под раковины тряпку. Оттуда на нее с подозрением смотрели четыре золотистых глаза. – Сидите тихо, вы оба, – шепнула она Ингрид и Роберто. – Иначе тетя вас съест живьем. Чуть дальше, у холодильника, она увидела еще одну пару глаз. Красных. Которые лучше всяких слов объясняли присутствие кошек. – Ох нет. Майкрофт, пожалуйста, веди себя по-джентльменски. Она вернулась в гостиную с Беттиной и графином оршада[34], тщательно закрыв за собой дверь кухни. Тетя Лукреция объясняла, что в этом году планировала сделать крупные покупки к Рождеству… – …со всеми вами, мои дорогие! Скажите, что это хорошая идея! – Замечательная! – воскликнула Беттина, тайком (но в совершенстве) подражая тетке, которая ничего не заметила. – Так вы сможете сами выбрать себе подарки. В пределах разумного, конечно. – Естественно. Сестры давно гадали, какую разницу видит тетя Лукреция между «мелкими» и «крупными» подарками. Такое впечатление, что они имели дело только с первыми. – Смотрите. Я нашла на распродаже диск… У вас есть на чем его послушать? Этого они и боялись. Тот самый певец, чьи песни тетя коллекционировала в многочисленных вариантах. Имечко у него было хоть стой хоть падай, и только Гортензия, прожившая три недели у тети Лукреции, его выговаривала. – Э-э, нам пора, – объявила Дениза. – Скоро автобус, – подхватила Беотэги. – Предательницы, – шепнула Беттина, провожая их до двери. Они чмокнули ее на прощание и помахали перчатками. В конце концов, подумала Беттина, приход тети Лукреции избавил ее от разговоров о Мерлине. В кои-то веки спасибо, тетя. Говорить о нем у нее не было никакого желания. * * * Остаток вечера был посвящен украшению елки и гостиной. В девять пришел Базиль и тоже подключился. На подмогу позвали Мюгетту. Зербински сюрпризом явилась с ней. – Поужинаем все вместе, – предложила Шарли. – Мюгетта, ты можешь позвать и тетю Валериа… Мюгетта уронила с елки глиняного эльфа, все засуетились, прикидывая, как его склеить, и забыли (впрочем, не очень-то и хотели вспоминать) о тете Валериане. В какой-то момент Шарли нашла Базиля одного в кухне, где он резал бананы для жарки. Он поцеловал ее. Она ответила на поцелуй. – Как ты, держишься? – прошептала она. – Тетя Лукреция просто не сводит с тебя глаз. Ты бы должен попросить ее руки. – Я слишком расточителен для нее. – Она экономна за двоих. За четверых. Нет, за восьмерых, и к черту скупость. – Двоеженство карается законом. – Так ты уже женат? На ком? Колись! – На самой офигенно, обалденно чýдной девушке на свете. Он наклонился. Шарли потерлась носом о его подбородок. Они не знали, что за каждым их движением пристально следят два красных и четыре золотистых глаза. – Я офигенно, обалденно чýдная, правда? – прошептала Шарли. – Я разве сказал, что это ты? Когда? Где? Как? – Глазами. Твоими карими глазами с симпатичными пятнышками… э-э… тоже карими? Вошла Энид. Шарли тотчас принялась собирать шкурки бананов, чтобы выбросить их в мусорное ведро, а Базиль – помешивать сироп. Энид подозрительно уставилась на них: – Тетя Лукреция спрашивает, как там жареные бананы. Сказать ей, что они сгорели? Базиль посмотрел на сковородку, она дымилась. Он бросился к плите. Через два часа тетя Лукреция уехала с двумя приглашениями – на рождественский ужин и на премьеру «Исправленного щеголя», а кроме того, с обещанием племянниц сопровождать ее в рождественских покупках. Как и после каждого ее появления, все были точно выжатые лимоны. Чувствовали облегчение. И бесконечную грусть. Потому что с тетей Лукрецией (она была тут ни при чем, бедняжка) смерть родителей вновь становилась осязаемой болью, гадкой, как труп собаки, всплывший на поверхность озера. 15 Все здесь… кроме одного Назавтра, в первый день школьных каникул, всерьез пошел снег, но никто не догадывался (даже ни один правдивый синоптик, если такие существуют в природе), что он так и будет идти до 31 декабря. В вечер премьеры все надели меха, пуховики, дафлкоты, анораки… Холл театра «Бургграф» походил на осенне-зимний каталог «Ла Редут». Шарли нашла, что Сесилия Зербински просто шикарна в китайской курточке из стеганого атласа и шелковых брюках. Она опустила глаза на свою старенькую куртку на меху, залоснившуюся на рукавах и почерневшую в складках. Потом посмотрела на Базиля с извиняющимся видом, но он изучал программку и очень бы удивился мыслям своей красавицы. Она молча прижалась к его плечу. – Надо вой ти, чтобы занять побольше мест, – сказал он, – иначе придется рассаживаться по всему залу. А, Женевьева! С Энид и Гулливером! Ау! Ау! Он замахал руками. Беттина пока не поднялась по ступенькам, она спряталась внизу, за колонной под мрамор. Она искала одно лицо в толпе и не хотела, чтобы это заметили. На ней были мамина бордовая куртка, короткая юбка, толстые колготки в розовых кенгуру и тяжелые ботинки бананово-желтого цвета. Она переодевалась несколько раз. Гортензия ехидно заметила ей, что даже змеи не меняют кожу по шесть раз на дню.