Прошла неделя с тех пор, как она послала Мерлину приглашение. Он наверняка его получил. Но так и не позвонил. Может быть, ему на плевать. А может быть, он хочет сделать ей сюрприз. Не зная, что для нее это пытка. Если он явится сейчас, пообещала она себе, я сделаю вид, будто его не замечаю, и поцелую в губы первого встречного! Нет. То есть да. Ох нет. – Ты прячешься? – появилась откуда ни возьмись Энид. – Мы заходим. У тебя тушь потекла. – Тушь? Где?.. Ладно, идите без меня. Я… скоро. Тушь потекла. Катастрофа. Потереть глаз Беттина не решилась. Под снежными хлопьями она выбралась из толпы, теперь уже надеясь, что Мерлин не придет. Ей навстречу шли Дениза с матерью. Улизнув от них, она нырнула в узкий коридорчик с красным бархатным ковром, свернула и проплутала добрых шесть минут, прежде чем нашла обитую кожзаменителем дверь с надписью «WC». Удобства были минимальные: уголок, закрытый лакированной дверцей, крошечная раковина, над ней зеркало в медной раме, в кото рое она посмотрелась. Пятно действительно было, и она потерла его уголком бумажного платка. Веко приобрело ярко-розовую окраску. Беттина поплескала на него холодной водой. Даже ледяной. Стало еще хуже. Тушь совсем размазалась. Решительно, макияж – это мина замедленного действия… Она ломала голову, как быть, и вдруг услышала что-то вроде шипения. Беттина уставилась на дверцу, повернула ручку. Заперто изнутри. Через минуту звук повторился. Это было похоже на сдавленный стон. – Что с вами? – спросила она. – Вам плохо? Никакого ответа. Может быть, человек в кабинке потерял сознание? – Я позову кого-нибудь! – крикнула она. – Я сейчас! Щелкнул замок. Дверь приоткрылась. Беттина невольно отпрянула. Это было похоже на сцену, когда в Ред-Гузе, штат Коннектикут, Чапи-кукла-убийца выходит из кухни с ножом длиной с карниз для занавесок. Но то, что появилось, больше походило на кучку мокрого тряпья. Беттина ахнула. – Как?.. Ты разве не готовишься в своей уборной? На глазах у изумленной и растерянной сестры кучка тряпья осела на пол и зарыдала. – Гортензия! – пробормотала Беттина. Она присела рядом, тронула ее за плечо и повторила: «Гортензия?», протягивая ей свой платок. – Отстань! Я не буду играть! Мандраж. Яд великих актеров. Беттина вконец растерялась. К то-то должен урезонить Гортензию, поговорить с ней, успокоить. Но лично она чувствовала, что ее на это не хватит. К тому же ей надо было идти, может быть, Мерлин… Дверь открылась, вошли Энид и Мюгетта. – Беттина, все тебя ждут! – начала Энид. – Что ты… – А ты что здесь торчишь? – закричала Мюгетта на Гортензию, которая все еще всхлипывала на полу. Поскольку подоспела смена, Беттина поспешила исчезнуть. В дверях ее чуть не сбила с ног девушка в платье со шлейфом и с мушкой на скуле. – Вот ты где! Тебя везде ищут! – крикнула девушка Гортензии. Беттина пообещала своей щеке точно такую же мушку на Рождество и ретировалась. – Я не пойду, Деде! Не пойду! – прорыдала Гортензия. – Скажи это Лермонтову. Он рвет и мечет. – Я не буду играть! Деде присела между Энид и Мюгеттой. – Давно она в таком состоянии? – Не знаю, – пожала плечами Мюгетта. – У нее истерика, – сказала Энид. – Чё-орт! – выругалась Деде. – Совершенно согласна, – кивнула Мюгетта. – Может, сунуть ее головой под кран? – Это древняя китайская пытка. – Разве в Древнем Китае были краны? – Гортензия! Прекрати! – Да, пожалуйста, прекрати. Деде размотала метров двадцать туалетной бумаги и помогла Гортензии высморкаться. Мюгетту вдруг осенило. – Вспомни мою бедную тетю Валериану, она не смогла прийти посмотреть на тебя сегодня. Вспомни последний раз, когда… ты ее видела. Она так гордилась тобой, когда… ты сыграла перед ней свою роль. Ты помнишь? Гортензия подняла голову и показала нечто, похожее сейчас на маленькую вареную редиску, – на самом деле это был ее нос. Как ни странно, она улыбнулась. Брови Энид поползли вверх. Деде посмотрела на Мюгетту как на чудо. – По-чему… По-чему, – выговорила Гортензия, надрывно всхлипывая, – почему тетя Валериана не пришла? – Болят печенки-селезенки, – мрачно ответила Мюгетта. Гортензия покатилась от смеха. Когда прошел момент удивления, остальные тоже засмеялись, хотя ни Энид, ни Деде не поняли юмора. Гортензия вскочила и бросилась в кабинку. Услышав, как ее рвет, все вздохнули с облегчением. Она вышла через сорок две секунды. – Мне… получше. – Быстро! На грим! – рявкнула Деде, выталкивая ее из туалета. Она улыбнулась Энид и Мюгетте. – Придется попотеть, чтобы сделать героиню восемнадцатого века из этого пугала, попавшего под ливень! Энид и Мюгетта вернулись к остальным в зал, который был уже полон. Они сели на места, которые им заняли. Место Беттины еще пустовало. – Где ее носит? – пробормотала Шарли. – Еще есть вррремя, – сказала мадам Коменчини. – В театррре никогда не начинают вовррремя. Жалея сидящих позади зрителей, мадам Коменчини не надела сегодня один из своих знаменитых тюрбанов, зато все взгляды были прикованы к ее синему платью с большими желтыми розами. – Я пойду посмотрю, – решила Дениза. – Она скоррро пррридет. Беттина между тем снова стояла за колонной под мрамор, откуда могла всех видеть, оставаясь невидимой. Все было бело вокруг. Все белее и белее, потому что народу становилось все меньше. Редкие запоздалые зрители. Он еще мог прийти. Если, например, работал допоздна. Проходили минуты. Шел снег. Шел снег. Проходили минуты. Задребезжал звонок, холл опустел, двери закрывали. – Сейчас начнется, мадемуазель, – сказала ей билетерша. – Вы кого-то ждете? – Нет, – ответила Беттина и почувствовала, что краснеет. Наконец она пробралась к своему месту и села рядом с мадам Коменчини. – Что еще с тобой случилось в такое время? – заворчала на нее Шарли. – Я была в туалете, – прошипела Беттина, – нельзя, что ли? Она услышала, как Энид с Гулливером прыснули.