Они не двигались с места. Но не для того, чтобы «помариновать ее», как собирались. Они просто не знали толком, что надо сделать, как и когда. Кловис скорчил вопросительную мину львиному зеву. Выскочить? Закричать? Беттина покачала головой. Не сейчас. – Когда же? – прошептала Беотэги. Никто не знал. Они вдруг почувствовали себя глупо. Задумались, не свалить ли по-быстрому. Но сказать это вслух никто не решился. На танцах вальс опять сменился рок-н-роллом, Чудовище купило в буфете две бутылки «Перье», подало одну Красавице, и они снова пустились в пляс. Красавице было жарко, ее макияж растекся, и она стала похожа на Чудовище. Снова взгляд на колокольню. Ирма Веп озиралась. Заговорщики в кустах и за киоском подобрались. – Ну? – выговорил Кловис одними губами. – Пошли? И вдруг… С другой стороны площади показался силуэт. Это был юноша в цилиндре и черном атласном плаще. – Эй! – прошипела Дениза. – Ущипни меня. Все четверо ошеломленно переглянулись. – Жюдекс! Каким сногсшибательным чудом настоящий Жюдекс явился в их розыгрыш? Они были так ошарашены, что забыли об осторожности. Подались вперед, пытаясь угадать лицо под маской – исполнителя роли. Жюдекс приблизился к Ирме Веп. Его рот под маской расплылся в широкой улыбке. – Черт! – тихо взвизгнула Беттина. – Кто этот тип? – Влюбленный всем сердцем, – буркнул Кловис. Вот этого никто не предусмотрел! Жюдекс подошел ближе, и Ирма Веп улыбнулась ему. Когда он остановился перед ней, она подняла руку в черной перчатке и сняла маску. Показалось белое личико, коса упала на спину. Выражение, озарившее в этот миг лицо Коломбы, никто никогда не смог бы описать, подумала Беттина. Это была вспышка, свет, брызнувший из ее глаз и из души, подумала Беотэги. Если счастье – искра, подумала Дениза, то лицо Коломбы стало фейерверком искр. Кловис же нашел, что никогда еще она не была такой красивой. Они затаились в тени и молчали, сознавая, что происходит что-то непредвиденное, что-то непонятное, с чем им не совладать. Жюдекс тоже улыбался, но маску не снимал. Он взял Коломбу под локоток и нашептывал ей что-то на ухо. Вот он показал рукой на припаркованный в двух метрах мопед. – Он… он сейчас ее увезет! – Не могут же они уехать и оставить нас вот так? – возмутилась Дениза. Через долгое время (музыка на танцах успела смениться один раз, отметила про себя Беттина) Жюдекс снял наконец свою атласную шляпу и запустил пальцы в волосы. Они обменялись еще несколькими словами, которых не было слышно, потом Коломба подняла руки и сама медленно сняла с Жюдекса маску. Наблюдателям у киоска и в кустах потребовались колоссальные усилия, чтобы не завопить. У Кловиса тихо вырвалось: «Блин!» Этот парень без маски, который оседлал мопед и посадил позади себя Коломбу, парень, которого она обняла за талию, сияя счастьем, который преспокойно расстроил их гадкий розыгрыш и перевернул вверх дном все радости этого вечера, этот Жюдекс с красивыми темными глазами и мягкими волосами – это был Хуан. – Блин, – повторил Кловис. Мопед с двумя обнявшимися фигурами объехал площадь и едва не задел их, даже не заметив. Беттина только и успела увидеть две улыбки. * * * Пещера была просторная, с высоким потолком, что-то вроде крипты. Фонарик выхватил из тени две темные глыбы. Гулливер и Энид не сразу поняли, куда попали. Потом они разглядели две могилы, вырубленные прямо в скале. Дети стояли неподвижно, оцепенев от страха: страшна была темнота, страшно священное место, страшны мертвецы, появившиеся из потемок. Страшно это жалобное пение, которое шло ниоткуда и отовсюду. Да, его они и слышали, они даже были в самом его центре… Жуткое пение призрака! ООООооооооххххоооооОООО… – Я боюсь, – прошептал Гулливер. Напротив открывался другой туннель, более узкий, чем тот, из которого они вышли. Сквозняк там был еще яростнее и злее. Энид прислушалась… Ветер, музыка, накатывающая волнами… с плеском волн… с воем ветра… Она подняла фонарик к потолку подземелья. Свод подрагивал сотнями маленьких конусов, которые свисали, как виноградные гроздья. Одна гроздь внезапно отделилась от потолка и упала прямо на них. Гулливер отскочил. Энид почувствовала, как что-то теплое, трепещущее коснулось ее шеи. И наконец-то, наконец она поняла. – Свифт! Это Свифт! Нетопырь весело кружил вокруг нее, словно приветствуя. – Он меня узнал. Что-то, то ли рыдание, то ли смех, трепетало в груди Энид. Это «что-то» оставалось безмолвным, не в силах вырваться. Летучая мышь поднималась все выше к своду в своем странном дрожащем полете и наконец растаяла среди гроздьев. – Смотри. Гулливер направил круг света фонарика на скалу. Они увидели нечто грандиозное, великолепное, высеченное в камне. И все стало ясно. Энид наконец поняла, кем был призрак. Высотой почти в два метра, на скальном выступе стояла арфа. Ее рама была вырезана в граните, но струны – настоящие, туго натянутые. Они вибрировали. Ветер с нездешней силой вырывался из горловины туннеля, кружил по крипте, теребил струны, тряс их, терзал, оживлял тысячей своих пальцев и высвобождал пронзительное как стон вибрато. – Море… Оно с другой стороны. Они были в сердце утеса. Гулливеру вспомнилась схема пищеварительного тракта, которую показывала мадемуазель Анс-Рим. Кусочек хлеба спускается потихоньку из желудка по кишкам, по всем их извивам. Два кусочка в чреве каменного монстра – вот кем они были. – Его так сильно слышно. Этот туннель, наверно, выходит на утес над морем. А в бурю-то – какой концерт! Какая симфония! Какое буйство! С каким аппетитом ветер «играет» тогда на арфе! Вот почему его слышно через стены старого дома, вот как он наполняет весь парк этой музыкой с моря! – Как же вы никогда не слышали этого раньше? – спросил Гулливер. – Клен. Он вышиб плиту в колодце, разбил стенку и освободил ветер. Вот откуда такой великанский сквозняк. Страх вдруг улетучился, как будто тяжесть свалилась с плеч. Тихонько, по-прежнему держась за руки, они направились к могилам. На первой, под зарослями грибов, им удалось прочесть: Здесь покоится ГИЙЕМЕТТА ОБЕРЖОНУА, баронесса д'Эскиль. Молитесь за ее душу, почившую в бозе в ночь на 23 октября 1870. Пусть ее арфа услаждает ее слух в ином мире. Гильдаз, возлюбленный супруг, оплакивает ее. Второй была могила Гильдаза Обержонуа, который от горя пронзил себе сердце кинжалом. Энид и Гулливер смотрели на два захоронения, а над их головами душа Гийеметты играла на арфе пальцами ветра. Энид подумала о своих умерших родителях, тоже сгоревших в перевернувшейся машине. И внезапно здесь, под землей, она расплакалась. * * * Хуан купил два пакетика жареных каштанов и протянул один Коломбе. Они вдвоем стояли на мосту через пересекавшую город реку. Показалось шествие монстров, они несли освещенные тыквы и пели: «В нашем крае, в нашем крае убивают, убивают…»